руки или обняв с двух сторон его за талию, брели тихонечко по набережной. Море вот оно, как на ладони. Чешуйчатые дорожки от утыканных набережную фонарей убегают вдаль. Волшебный вечер. Его сильные руки, стискивают её худенькие плечики. Ей немного больно, но Юлия терпит. Какой невероятной силы и духа рядом с ней человек, побывавший в грязи и не завязший в ней… Она постарается скрасить его жизнь и разделить судьбу.
— Люлю обнимаешь, а меня? это не справедливый подход, — мурлычет Ада и забирается к нему под второе крыло. Потом он подхватывает их на руки в одну охапку и кружит. Они визжат. Костя смеётся. Его губы горят на её макушке, щекочут ушко и оставляют горячий поцелуй на шейке. У неё подрагивают ноги и кружится голова. Сегодня, он будет прежним Костей и всё будет нежно и хорошо, так, как не получалось после его возвращения. Они оба с ним понимали, что это временно и надо перетерпеть. Сегодня он будет любить её страстно и безумно нежно. Его лицо сегодня осветилось прежней улыбкой, а глаза стали синими- синими. Она смеётся радостно и беззаботно. Как прекрасна жизнь! По песчаной тропинке поднимаются наверх, Адуся бежит впереди, то заглядывая им в глаза, то, дурачась и подпрыгивая, ловя луну и обещая ей перспективу шарика. Они, держась за пальчики, постоянно перешёптываясь, следом… — Вы как два влюблённых гуся — смеётся дочь. Адуся мечется вдоль самого края обрыва, крича им всякие глупости и подгоняя.
Юлия старается не спускать с него глаз. Соскучилась. Смотрела бы и смотрела, только неудобно вгонять его в краску. Стоит ему поймать её на гляделках, как она быстро-быстро отводит взгляд. А всё же интересно… прошло столько лет с рокового дня их встречи. Думала, думала, а так и не поняла, чем именно она произвела такое судьбоносное впечатление на него… Спросить боязно, а вдруг примется пристально рассматривать её, изучать и не найдя той изюминки разлюбит.
Костя тоже наблюдает. Посматривает себе осторожно на потихоньку адаптирующуюся в новой — прежней жизни жену: 'Повзрослела под прессом жизни, но всё равно девчонка. Я рядом с ней старик'. Он постарается восполнить ей эти потерянные годы верностью, преданностью и любовью. Он купать её будет всю оставшуюся жизнь в любви… Он отблагодарит её нежностью. Он не даст ей повода сомневаться в нём никогда…
Такие слова да богу б в уши, чтоб трахнул ими потом его по голове… Но бог, вероятно по блату, по свойски снисходительно относится к мужскому полу многое им прощая и скашивая. Зато женщин бьёт наотмашь, за любую малость…
Вечером непременно гуляли. Уходили на дальние тропинки, ему хотелось поносить его крошку на руках, потютюшкать её, искупать в нежности, приласкать. Три года без любимой женщины. Каторга. Больше ни за что и никогда не отпустит он её от себя. Это первое их долгое расставание и оно должно быть последним. Светящиеся счастьем угольки её глаз прыгают перед ним и тянясь к ним, хватая губами, он тонет в её тепле. 'Люлю, солнышко моё!…' Как безумно любили друг друга тела, как трепетно сливались в одно целое, звеня счастьем души, как выводили одну мелодию сердца, вытесняя из себя тоску и боль. 'Костик, милый!…'
Случайно встретился полковник, служивший с ним в Забайкалье. Они проговорили полдня. Сначала: 'А помнишь?!'. Воспоминания. Потом, само собой, о стонущей под сапогом Гитлера Европе. Коснулись и договора 'о ненападении'. Оба сошлись во мнении, что враг, проутюживший Европу, стоит у границ Союза грозный и нельзя на это закрывать глаза. Было понятно, что никто и нигде в мире не может чувствовать себя в полной безопасности при наличии такого очага войны. Он заметил, с какой тревогой вскидывая носик, Люлю поглядывает на них. Ей явно не нравился старый, усатый полковник, забравший его в плен разговоров на целых полдня. Придётся закругляться. К тому же разговоры ничего не изменят. Опять же, ей нелегко удерживать Аду на поводке, та всё время рвётся на заплыв и непременно дальний.
Отпуск закончился. Покидать море не хотелось. Но надо. Вернулись они, более менее, весёлыми и жизнерадостными. На приём к Тимошенко он поехал уже практически другим человеком. Встреча была сердечной. Пахнуло юностью. Около десяти лет назад они служили вместе в Минске. Он был командиром корпуса, Рутковский командовал дивизией входившей в тот корпус. Вспомнили старых сослуживцев, поговорили о пережитом, обменялись новостями о семейных делах. Дошли до сложности международной обстановки. Из разговора понял, что страна находится в предвоенном периоде и работать придётся вовсю прыть и силушку. Нарком прямо сказал, что война будет и будет трудной. Спросил:
— Где хотели бы служить?
Рутковский поднялся.
— Я солдат! Где прикажете!
— Киевский военный округ. В свой же пятый кавалерийский корпус. Он перебрасывается под Киев.
— Есть!
— Спросить хочу… — Встал напротив него Тимошенко.
Костя вытянулся в струну.
— Слушаю!
— Обида осталась?
— Человек либо ломается теряясь попадая в расщелины жизни, либо борясь за жизнь выкарабкивается и прёт вперёд. Вот я из вторых. Только вперёд.
— Другого я от тебя не ждал. Сильный духом живёт. Слабый мучается путаясь под ногами других. Жизнь — не книжные догмы и не наши романтические представления, всё намного сложнее. Надо жить в этом движение и надежды. Время вылечит…
Рутковский знал, что время всего лишь заглушает боль, но сказал:
— Я понял это на себе.
— Нацистские тиски сжимают все сильнее и сильнее мир. Думаю, ты меня понял, Костя?
— Я понял вас, — щёлкнул каблуками Рутковский.
— Искренне рад за тебя Костя! Удачи!
Когда его спросили в кадрах:- Нужен ли отдых? Он ответил:- Нет. Мы солдаты и с нас народ спросит, если враг пройдётся по нашей земле войной.
А над страной уже сгущались зловещие тучи. Готовые вот- вот разродиться грозой.
Получив предписание в Украину, отправился к семье. Ехал и думал, как быть с женой и дочерью. Брать пока не устроится не решался и в тоже время без, них рядом, себя не представлял. Юлия решила всё сама. Она и слышать не хотела о разлуке, бросившись собирать не хитрые пожитки, умещающиеся в чемодан. Вещи продала за время его 'продолжительной и опасной командировки'. Если быть честным перед собой, то обрадовался, сам не желая с ними расставаться. Что им терять поехали служить, куда страна прикажет, лишь бы вместе.
Ему опять достался один из самых трудных участков. Фашисты нахально пёрли туда, разворачивая подготовку вблизи границы. И именно здесь, в этот час требовался опыт боёв в приграничной полосе Рутковского. Необходима была его сила духа, способность предвидеть и побеждать. А ещё его не человеческая трудоспособность и на грани фантастики выносливость. Сейчас он был необходим стране именно такой, каким его создал бог — талантливым военным и организатором.
И опять началась кочевая, беспокойная жизнь.
Киевским округом командовал Георгий Жуков. Вырос он быстро — уже генерал армии. 'Ах, если б не эти потерянные годы в 'Крестах'!' Встретились по-дружески. Знакомы давно. К тому же друзей, чтобы с ними не случилось, всегда узнают. На то они и друзья. На это, по крайней мере, Рутковский надеялся, но бисер не метал. Поговорили, вспомнили. Поблагодарил. Догадывался, что освобождение его состоялось ни без Жукова и Тимошенко участия. О деле долго не рассусоливали. У Жукова такой замес, он так устроен, что не любит терять времени зря. Рутковский тоже спешил, а честнее соскучился по делу. Да и смысла не было друг перед другом рисоваться. Каждый неплохо знал, на что способен другой. И оба понимали хорошо: впереди война. А времени на подготовку в обрез. Надо срочно делом заниматься. Корпус был ещё в пути и Рутковский на время его переброски находился в распоряжении Жукова и тот с ходу одарил его первым заданием. Поход в Бессарабию. Подумал тогда — это наверняка, чтоб живым делом растормошить. Всё лето он провёл там. Яркими красками, как в природе, так и в жизни людей, запомнилась ему та земля. Их с Люлю приглашали даже на свадьбу. Родившаяся и выросшая в Сибири, она удивлёнными глазами смотрела на этот
