блаженства, Лагха подумал: «Да, Шилол меня раздери, Ибалар все-таки мог выжить».
А когда Сайла приступила к Сочетанию Устами, Лагха, рассеянно запустив пятерню в ее удивительно густые волосы, вспомнил заключительные слова из доклада Альсима: «Таким образом, можно не сомневаться в том, что в наступающем шестьдесят третьем году южане рассчитывают применить военную силу в море Савват».
И только на третий раз Лагха, разъяренный хаосом в собственных мыслях и догадках, вошел в Сайлу с неподдельной страстью. И когда Сайла издала восхищенный стон, под сердцем Лагхи что-то кольнуло.
Молодящаяся княгиня, про которую шутили, что ее первым любовником был Инн окс Лагин, определенно пришлась ему по нраву. Не то что ее племянница – ослепительная и холодная, словно бескрайний снежный ковер Северной Лезы, родины Кальта Лозоходца.
Глава 3
Шестьдесят коротких колоколов
Разгоряченное запретным аютским вином дыхание Лормы было частым, неровным, взволнованным. И его губы прикоснулись к ее губам, чтобы испить эту хмельную свежесть без остатка.
– Вы, вы, тайный советник… – пролепетала она, отступая на шаг.
– Зови меня Йен.
Дальше отступать было некуда. Дальше, насколько мог видеть Эгин, он же Йен окс Тамма, тайный советник уезда Медовый Берег, при бледном, скупом свете заходящей луны, сочившемся сквозь узкое окно под потолком, был стол.
Эгин, в свою очередь, сделал шаг вперед.
Теперь он вновь стоял перед ней на расстоянии меньшем, чем то допускают приличия. Ягодицы Лормы прикоснулись к массивной дубовой столешнице. Об этом поведали Эгину пальцы его левой руки, скользнувшей по спине Лормы вниз – вниз, в надежде пройтись по соблазнительной мягкой ложбинке, до времени скрытой бархатом ее длинного претенциозного платья.
Лорма вздрогнула как лань, перед влажным носом которой пронеслась быстроперая стрела.
Вздрогнула и, пожалуй, имей она путь к бегству, могла бы и убежать. «Нет, не могла бы. Просто не захотела бы», – мелькнуло в сознании Эгина, чресла которого уже полнились свинцовой тяжестью вожделения.
Преодолев слабое, показательное сопротивление Лормы, Эгин обнял ее правой рукой, привлек к себе, и его левая рука наконец обрела желанное, проскользнув в новообрященный просвет между столешницей и «наименьшей из двух спинок» Лормы, как, пожалуй, не преминул бы выразиться щепетильный учитель Сорго.
– Советник, я буду кричать, – заявила Лорма неожиданно строго. Но недостаточно громко. В общем-то, скорее шепнула, нежели сказала. Это означало «да». Впрочем, даже если бы это означало «нет», Эгин быстро объяснил бы Лорме, что сказала она именно «да».
– Кричи, – сказал он тихо, старательно вкладывая в свой голос излюбленную и неповторимую нежную хрипотцу из репертуара столичных любезников. Эгин наложил на уста Лормы печать тяжелого, тягучего поцелуя. Поцелуя любви и власти.
Если бы у него было время… Если бы у них было время…
«К сожалению, все еще впереди, – одернул себя Эгин. – А пока что обойдется без запретного. Сегодня Уложения Жезла и Браслета пребудут в неприкосновенности. Нет времени. Сейчас нет времени, иначе наше отсутствие станет чересчур уж подозрительным. Милостивому гиазиру тайному советнику, понимаете ли, вздумалось поглядеть в дальноглядную трубу на звезды. А дочери землевладельца Круста Гутулана возжаждалось препроводить тайного советника на самый верх Перстовой Башни!»
Лорма лишь восхищенно ойкнула, когда Эгин рывком развернул ее к себе спиной и, наградив поцелуем в шею, распластал гибкий стан местной крали на столе.
Поддавшись сильным рукам Эгина, в общем-то совершенно непохожим на обычные холеные грабли государственных чиновников, мягко шурша, по бедрам Лормы поползло вверх платье.
Одним артистичным движением Эгин ловко распустил шнуровку на своих парчовых голубых рейтузах (узлы были исподволь ослаблены еще за столом). И, предоставив своим рукам вольно ласкать не по летам крупные груди Лормы, ввел своего Гиазира в покои невинности так, как то принято у людей Свода Равновесия – очень, очень требовательно. Он здесь хозяин. Он – и никто другой.
– Нет. Сейчас нам пора возвращаться, – сухо сказал Эгин, собственноручно отирая внутреннюю поверхность бедер Лормы посредством льняного платка для чистки «облачных» клинков.
Лорма рассеяно следила за проявлениями Эгиновой заботы. Чувствовалось, мужская забота не была ей внове.
«Платок придется выбросить. А ведь их не так уж много – всего семь. Подумать только – до того, как познакомиться со мной, бедняжка действительно не знала, что такое дальноглядная труба. Это до двадцати-то лет, о Шилол!» – в некотором сумбуре, перескакивая с одной темы на другую, размышлял Эгин.
Ласки Эгина имели мало общего с загадочными и туманными «романтическими» местами из не запрещенных Сводом светских романов. И уж совсем мало общего с ласками ее прежнего кавалера – заезжего торговца галантереей. Казалось, речь шла о разных вещах. Хотя вроде бы об одних и тех же… Не в силах с ходу осмыслить этот парадокс, Лорма совершенно утратила чувство действительности.
– Ты сказал нет. А почему нет? Это ведь так быстро! – поинтересовалась Лорма недоуменным тоном капризной девочки.
Эгин не сдержался и хохотнул – после этого «быстро» он был весь в мыле. Его рубаха прилипла к спине.
– С точки зрения вечности, это, конечно, быстро. Но сейчас нужно спешить – твои родители ждут нас. Мы будем встречаться еще не раз и не два. И ты еще научишься по-настоящему ценить это время. Но сейчас надо идти. Мы уже все звезды пересчитали.
– Не все, – блеснули обнаженные улыбкой зубы Лормы.
– Послушай, Лорма, – Эгин взял ее за плечи и, словно щенок, потерся своим носом о ее, – ты очень красивая девушка и я буду любить тебя долго и часто. Настолько долго и часто, насколько позволят мои обязанности тайного советника. Но если твой отец, а в особенности же мамаша, что-то заподозрят, они в первую очередь прикажут конюхам тебя высечь. А во вторую очередь…
– Меня никогда не секли, – пожала плечами Лорма и, неожиданно ловко пропустив пальцы между Эгиновой шнуровкой на панталонах, прикоснулась к нему так, что тот против своей воли вздрогнул от неожиданности.
«Подруга с подходцами!» – вспомнилось Эгину. Это была самая лестная характеристика, на какую мог сподобиться в адрес женщины его бывший друг Иланаф. Четвертованный по приказанию гнорра почти год назад.
Сам Эгин чуть не прыснул со смеху над своей реакцией: словно бы не Лорма, а он – пугливый новичок, которого домогается развратная бабенка. В этот момент Эгину пришло в голову, что опасаться ему, собственно, совершенно нечего – ну заподозрит папаша, ну заподозрит мамаша, ну заподозрят гости… В самом худшем случае придется зарубить папашу в честном поединке. В лучшем – пристанут, чтобы он женился на дочери-сокровище. В наиболее вероятном – будут стращать доносом в Свод Равновесия, ха-ха. «Это звучит – донос на аррума!»
Лорма тем временем опустилась на колени. Что будет дальше, Эгин догадывался. Он не сомневался в том, что это задержит их еще по меньшей мере на десять минут, ибо девушка едва ли искушена в Первом Сочетании Устами. Но решительно спрятать извлеченного требовательными пальцами Лормы Гиазира прочь, подальше от горячих губ девушки, Эгин не мог. Ибо это не соответствовало бы доблестям и достоинству аррума Опоры Вещей.
Когда они наконец вернулись в гостевой зал, чтобы присоединиться ко всеобщему веселью, их взорам открылась дурацкая и в чем-то неуловимо жутковатая картина.
Мамаша Лормы, барыня Хена, здоровая баба в летах, лежала, упитая до бесчувствия, на медвежьих шкурах, живописно наваленных в углу зала.
