девкатра и обратно, на Эгина.
Эгин тоже молчал. Несмотря ни на что, Эгин чувствовал необъяснимую, чудесную ясность в сознании и дивную легкость в теле. Будто девкатр перед тем, как сгореть, успел поделиться с ним частью своей живучести.
Он смотрел на меч Лагхи так, словно видел его первый раз в жизни.
«Храни себя и меня», – отозвался ему клинок, переливчато сверкнув гравировкой. «Виданное ли дело, чтобы клинок отзывался чужаку?» – в растерянности подумал Эгин, как вдруг его пальцы непроизвольно разжались и меч упал на припорошенную пеплом землю.
«Видимо, это были слова прощания», – смекнул Эгин. Неожиданно ему стало неловко до жути – он поймал себя на страстном желании присвоить себе меч Кальта Лозоходца.
– «Тайный советник Йен окс Тамма спасает вверенный ему уезд от вторжения» – неплохой сюжет для батального полотна. Будет славно смотреться в кабинете градоуправителя Вицы, – сказал Эгин, чтобы развеять свое смущение.
– Жаль, я рисовать не умею, а то набросал бы пару эскизов. – Лагха улыбнулся. Бровь гнорра была разорвана, из рассеченной губы струилась кровь, что делало его улыбку несколько зловещей.
– Я рисовать умею, – оживился Сорго. – Правда, в основном цветы.
С «Лепестка Персика» дали торжествующий залп. Пороховая дымка полетела над вайской гаванью, словно кисейное покрывало, украденное ветром у красавицы ростом с гору. Стражницы хором прокричали что-то задорно-ликующее.
– Так что, выходит, мы победили? – неуверенно сказал Эгин.
Лагха слизнул с губ кровь, окинул его взглядом, от которого тому стало немного не по себе – казалось, гнорр рассматривает его внутренности.
– Ты победил, – сказал гнорр и, не стесняясь Сорго, Снаха, Лормы, не стесняясь никого под Солнцем Предвечным, опустился перед Эгином на колени. А может, опустился лишь затем, чтобы поднять свой чудесный меч.
Эпилог
Какое замечательное слово – «завтра». Какое замечательное слово – «сегодня». Какое замечательное слово – «всегда».
Одни события остались в прошлом, другие – только рисовались в неясной дымке будущего. Эгин покачивался на ласковых волнах настоящего в лодке, приближавшейся к Медовому Берегу.
Где-то за спиной, на палубе «Лепестка Персика», ласкались победительницы из аютской Гиэннеры. Впрочем, ласкаться именно там им оставалось недолго: совсем скоро «Лепестку Персика» было суждено перейти во владение Свода Равновесия.
На скамье рядом с Эгином, привалившись к его плечу, покачивался хмельной и печальный Тэн окс Найра. Он бормотал себе под нос что-то бессвязное. Правда, имя Люспены Эгин различал без труда. Выражение лица Тэна было мученическим, трагический излом брови намекал на озабоченность моральной дилеммой: любить или не любить.
«Хвала мирозданию, что наступило-таки время, когда вновь можно позволить себе переживать из-за женщин!» – вздохнул Эгин, понимающе похлопывая Тэна по плечу.
Сегодня Тэн окс Найра окончательно рассорился с Люспеной сиречь Куной-им-Гир, а она окончательно рассорилась с ним. Торжествующая женственность офицера Гиэннеры манила, но и пугала Тэна. А терпение образованной и вдобавок замужней Куны-им-Гир тоже имело свои пределы.
– Я имею вам сообщить нечто важное, – вдруг встрепенулся Тэн и уставился прямо в переносицу Эгину.
– Мне? – полушепотом спросил Эгин.
– Вам. Я знаю, кто убил рах-саванна Гларта. – Глаза Тэна загорелись.
– Кто?
– Его убила Лю… то есть Куна-им-Гир. Гиазир Гларт догадался, кто на Медовом Берегу заправляет шар… шар… (как уже давно заметил Эгин, слово «шардевкатран» с первого раза давалось далеко не всем) …этими выползками! – нашелся Тэн, но вмиг скис и смущенно опустил глаза.
– Понятно. – Эгин апатично пожал плечами.
– Это Люспена сделала так, что тело Гларта исчезло из Чертога Усопших, это ее выползки разрушили там все и уволокли труп у вас из-под носа. Так что ваши тогдашние обвинения в мой адрес я считаю незаслу…
– Все обвинения с вас сняты, – поспешил заверить его Эгин.
– Но ведь Люспена так и не понесла заслуженного наказания! Наверное, это еще не все, что она тут натворила! – Тэн входил в раж. Общественное и личное в его душе на время сплавились воедино – обида за себя и обида «за державу» с одинаковой силой стучали в его сердце.
– Конечно, во всем виновата Люспена, – согласился Эгин. – Но ведь победителей не судят.
В тот самый момент, когда с губ Эгина слетела эта сакраментальная фраза, те же самые слова произнесла княгиня Сайла, сидевшая на краю неохватного ложа, занимавшего половину гостевой каюты.
На этом ложе вполне могли бы разместиться на ночлег семеро гвардейских офицеров вместе со своими лошадьми. У Сайлы, правда, были другие виды на сие роскошное возлежалище.
Минуту назад Лагха Коалара, рассерженный и бледный (Сайла говорила «бледненький»), шипя, словно аспид, распекал ее за самодеятельность и самонадеянность.
Конечно, когда она, не посоветовавшись с ним, отдала Аюту Медовый Берег в обмен на помощь и «Лепесток Персика» – то была самодеятельность. Но когда она явилась на Медовый Берег вместе с «девочками» – так Сайла называла теперь Вирин и ее соратниц, – это уже была самонадеянность. Но ведь она, Сайла, в конце концов, княгиня! Она, в конце концов, имеет право на самонадеянность!
На это Лагха не нашел что возразить, но дал себе слово как следует проучить зарвавшуюся Сайлу при случае. Хорошенькое дело – потерять Медовый Берег! Не то чтобы он так уж важен… Но что может быть важнее принципов?!
Взгляд возмущенного Лагхи пробрал Сиятельную до костей. Это был взгляд неподкупного и серьезно настроенного судьи. Сайла почувствовала себя виноватой и вдобавок нелюбимой.
– Но ведь победителей не судят! – в отчаянии взмолилась Сайла, и Лагха наконец сдался.
Сдался, конечно, для виду. Но его улыбка казалась такой искренней. О такой улыбке мечтает каждый столичный любезник, ведь это единственное оружие, которое разит без промаха и горничных, и княгинь.
– Разить без промаха! – прокомментировал Снах свою удачу: трухлявая деревянная колода разошлась надвое под его «облачным» клинком. Собравшиеся вокруг горцы издали одобрительный ор, вздымая ввысь свои облачные приспособления для перерубания надвое трухлявых колод.
– Был бы номер, если бы он еще и промахнулся, – дохнул в ухо Эгину перегаром Тэн окс Найра. Поначалу он немного сердился на Эгина из-за того, что его судьбоносные откровения касательно Люспены нисколько аррума не впечатлили. Но скоро отошел.
– Сколько волка ни корми… – вздохнул Эгин. Увы, вне зависимости от количества ратных подвигов меч, даже «облачный» меч, все равно оставался для горцев в первую очередь приспособлением для разделки туш.
Эгин был готов побиться об заклад, что ни одному варанцу не придет в голову испытывать крепость «облачного» клинка на деревянной колоде. А вот горцам – пришло. И все-таки это очень приятно – сдержать обещание. В первую очередь потому, что такая возможность случается крайне редко.
Непосредственная, детская радость, в лучах которой купались получившие обещанные диковины горцы, напомнила Эгину о Кухе. А Кух, в свою очередь, об Авелире, об еще одном данном обещании, сдержать которое будет, пожалуй, непросто. Для того чтобы не убить белую медведицу, нужно для начала ее найти. А как ее найти, если не искать? Разве что если родной Свод снова пошлет его в какую-нибудь хуммерову волость… Впрочем, нет. Не пошлет.
Час назад Эгин попросил у Лагхи отставку. И Лагха отпустил его. В соответствии с Уложениями Свода
