«змейкой». — Чего делать надо?
— Шестеришь, значит? — прошипела Катя. — Подкладываешься?
— Уймись ты, дура! Фрол нам башку оторвет, если что не так.
— Правильно, — подтвердила Зинаида, — но мордой об дверь могу и я, образование позволяет.
— Поняла, гражданка начальница. Исправлюсь, если срок позволит, — сообщила Катерина. — Буду вкалывать на благо родины.
— Прекрасно. Работа простая, но ответственная. Возьмете анализ спермы у этих мальчиков.
— Чего-о? — протянули в один голос медсестры и прыснули, а потом просто захохотали.
— Не смейтесь. — Голос у Зинаиды смягчился, хотя ей этого и не хотелось допускать. — Мне надо, чтоб все было чисто, стерильно и чтоб ни капли не пропало.
— И чем же нам их это самое… доить? — спросила, хихикая, Катерина. — Вручную или аппарат предоставите?
— А чего, они сами не могут? — поинтересовалась вторая.
— Не могут, Настя, не могут. Им сейчас надо лежать зафиксированными и не тратить энергии. Вот вам упаковки стерильных перчаток, наденете на ручки. Надеюсь, знаете, как надевать. Вот из этой бюксы вынете стаканчики, возьмете в левые ладошки, а правыми поработаете.
В другое время этот разговор произвел бы на Валерку с Ваней впечатление. Чего в этом впечатлении было бы больше — стыдобищи или тайной приятности, сказать трудно. Но поскольку они воспринимали весь мир очень равнодушно, то не больно запереживали. И тогда, когда за них ухватились ловкие пальчики, осторожные и вороватые, теплые даже через перчатки, им так и не удалось избавиться от общего оцепенения и расслабухи, от необъятного пофигизма и дофенизма, царившего в душе и теле.
Бойкие на язычок девахи, само собой, не могли обойтись без самых бесстыжих комментариев. Рафинированно-интеллигентная Клара Леопольдовна, к тому же принадлежавшая к иному поколению, в котором даже простой народ был постеснительней, покраснела до свекольных оттенков, и уши у нее, фигурально выражаясь, завернулись в трубочку. Зинаида старалась пропускать болтовню мимо ушей, но получалось плохо. Она к рафинированной интеллигенции не принадлежала, скорее к рабоче-крестьянской. Ее покойный отец, профессиональный шабашник Чебаков, матерок уважал и с похмелюги мог загнуть не только в три этажа с чердаком, но даже и выше. Когда-то дочери его грубости и некультурности стеснялись. Теперь научились в ней находить занятное и даже веселое. Положение начальницы требовало от Зинаиды хранить суровое молчание, но уж очень хотелось поржать…
— Да, — вздохнула с умело разыгранным сожалением Катя, — механизация в нашем сельском хозяйстве все еще на низком, понимаешь ли, уровне. Большевики ни хрена мышей не ловили, только для коров доильные аппараты выдумали. Нет бы для мужиков тоже. Сколько бы облегчения для женщин сделали! Это же ужас! Ведь все вручную, вручную, можно сказать, до пота, до кровавых мозолей. А потом удивляются, что у наших, блин, советских трудящихся женщин руки грубые и жесткие.
— Не говори, подруга! — поддакнула Настя. — Если бы наши героические женщины, проявляя трудовой энтузиазм, не вносили в это дело свою смекалку, не внедряли, можно сказать, рационализаторские решения, позволяющие без лишних затрат капиталовложений решать эти вопросы, то было бы еще фиговей, чем сейчас. Например, некоторые в нашем хозяйстве уже давно освоили предовой метод доения ногами…
Обе закатились смехом, Клара втянула голову в плечи и нервно повертела ею, словно бы пытаясь ввинтить поглубже. Зинаида строго кашлянула.
— Однако, — голосом парторга, делающего доклад на отчетно-перевыборном собрании, продолжила Настя, — еще не все наши женщины осознали прогрессивность этой передовой технологии. А некоторые даже уклоняются от ее освоения, — тут она бросила многозначительный взгляд на Клару Леопольдовну, — ссылаясь на преклонный возраст и отсутствие физического здоровья. По-моему, это злостный консерватизм, товарищи!
— Вредительство! — сурово подтвердила Катя. — Мы тут, понимаешь, из сил выбиваемся, жизни свои кладем, а они с понтом дела на клавиши нажимают, кнопочками щелкают. Нам молоко за вредность давать надо.
— Точно! А вот за надои с нас спрашивать будут… Нет, нельзя сказать, чтоб Валерка и Ваня ничего из этих слов не воспринимали. Кое-что до сознания доходило. Но из дремоты все же они не выбирались. Пребывали в отрешенности: ну, Дергают, ну, щекочут, ну и Бог с ними…
— Да-а… — демонстративно вытирая пот со лба рукавом халата, заметила Настя. — Досталась же нам работенка! Говорила ведь: идем на железную дорогу, монтерами пути работать! Классная работа для молодой женщины. Легкая, грязная, но не пыльная. Или наоборот — пыльная, но не грязная. Всего-то надо шпалы таскать да рельсы рихтовать. Ну, может, кувалдой чуть-чуть по костылям постучать, как Нонна Мордюкова в телевизоре.
— Зато фигура какая — посмотреть приятно! Сразу видно — коня на скаку остановит, в горящую избу войдет, Шварценеггера об колено переломит.
— Зинаида Иванна! Можно вопрос? По сути дела?
— Можно, — проворчала Зинаида, — если действительно по сути.
— Само собой — только в целях лучшего исполнения приказа. С ними говорить можно или противопоказано?
— Говорите, если ответят.
— А еще можно вопрос?
— Опять по сути?
— Естественно! Они что, действительно ничего не чувствуют? Мы уж полчаса пашем, а они — хоть бы хрен.
— Во-первых, не полчаса, а всего семь минут. А во-вторых, надо не языком работать, а руками…
— Ой! Почему же? — воскликнула Настя. — Может, действительно лучше языком попробовать? Говорят, за рубежом, в цивилизованных капстранах, это дело уже очень развито!
— Не надо низкопоклонствовать, товарищ Настя! — сурово пробасила Катерина. — У нас, в передовых хозяйствах, этот метод тоже давно освоен.
— Вы свои языки, — грозно заявила Зинаида, — придержите и в прямом, и в переносном смысле. Мало ли какая у вас на них инфекция…
— Кариес, например, — согласилась со вздохом Катя. — У меня денег ни на «Флуористат», ни на «Дирол с ксилитом» не хватает.
— Работайте, болтушки несносные! — взвыла Зинаида.
— А зачем оно вам? — поинтересовалась Настя.
— Что?
— Ну, то, что мы надоить пытаемся?
— Маску себе сделаю для улучшения цвета лица! — проворчала Зинаида. — Давайте без лишних вопросов. Вас не развлекаться сюда прислали.
— Ой! — пискнула Настя. — А мой глазки открыл! Лупает! Как живой прямо. Эй, мальчик, ты меня слышишь?
— Слышу… — отозвался Валерка из дремоты.
— Надо же, он еще и говорит! А я думала, что он не настоящий.
— Мой тоже открыл, — доложила Катя. — Сынок, как тебя зовут?
— Ваня…
— Надо же! Ванечка! Всю жизнь мечтала с Ваней познакомиться. А попадались одни Петьки. Ух ты, моя лапочка!
— А чего это вы делаете? — спросил Ваня все тем же голосом дистрофика.
— Работаем, работаем помаленьку. На хлеб зарабатываем. Не волнуйся, насовсем не отберем.
— А зачем это надо? — спросил Валерка, который понемногу растормаживался и стал более осмысленно воспринимать происходящее.
— Научная тайна! — ответила Настя. — О, Зинаида Иванна, по-моему, у нас получаться начинает… Крепнем, так сказать, становимся на ноги.
— Не проворонь… — буркнула Зинаида, подавляя ухмылку.
РИСУНОК ИГРЫ
