орбитах, ночью хорошо различимы даже невооруженным глазом. В виде звездочек, пересекающих небосклон.
– А почему тот звездолет, о котором ты говоришь, не ведет никаких передач? Ты ведь прослушивал эфир приемником «Сэнмурва»?
– Два варианта. Либо он действительно ничего не передает, а почему – бог весть. Скажем, зачем-то соблюдает радиомаскировку. Либо в то самое время, когда я прослушивал эфир, звездолет находился вне пределов прямой радиовидимости. Ведь из слов Качхида явствует еще и то, что все спутники связи исчезли. Именно они должны были бы ретранслировать…
– Не важно. Так давай сейчас снова приемник включим, а вдруг?..
– Давай.
Стоило им вернуться в кабину «Сэнмурва» и включить приемник, как оттуда разнеслись залпы взволнованной клонской речи. Эстерсон инстинктивно убавил громкость.
Быстрее, чем они успели настроить «Сигурд», передача закончилась.
Но через минуту началась снова.
Звездолет вел трансляцию в автоматическом режиме.
«Говорит Нуман Эреди… эскадренного буксира… Терплю бедствие… неопознанным противником в системе Секу… Выходил из-под удара… Х-матрицу… повреждения… баллоны и регенератор…»
И в следующий раз повторилась та же запись, только теперь прозвучали некоторые «потерянные» слова, а часть слов, наоборот, выпала.
«…Эреди, старший лейтенант флота… „Мул-19“… семь часов девятнадцать минут по ста… удара на предельной скорости… получил повреждения… уничтожены кислородные балло…»
После этого они смогли расслышать только «…помощи… таюсь верным сыном…» и в эфире воцарилось молчание.
– Очень плохой прием, – пожаловался Эстерсон. – Как ты слышала, с интервалом в несколько секунд выпадали фрагменты.
– Может, запись повреждена?
– Нет, запись цела – иначе откуда бы брались слова, которых раньше не было? Единственное, чем я это могу объяснить, – корабль не стабилизирован относительно вектора своего движения. Он вращается вокруг главной оси или, возможно, кувыркается по орбите. Поэтому его антенна делает «мазок» радиоволнами по поверхности Фелиции, а следующие несколько секунд ведет передачу в открытый космос. Примерно так, я полагаю.
– Ты-то понял, что у них стряслось?
– В общих чертах. Некий клонский эскадренный буксир был атакован в системе Секунды. Если ты знаешь, там находится планета Грозный с кучей наших поселений.
– Клонские газеты пишут, что Грозный оккупирован.
– Логично. Если бы Грозный не был оккупирован клонами, зачем там нужен был бы эскадренный буксир?
– А что такое эскадренный буксир?
– Это такой небольшой звездолет. У него, несмотря на скромные размеры, очень мощные люксогеновые двигатели с гигантским лямбда-фактором…
– Роло!
– Ну, в общем, хорошие двигатели. Благодаря таким двигателям буксир может взять, скажем, большую орбитальную крепость и перетащить ее через Х-матрицу на пятьсот парсеков. Или, скажем, эвакуировать корабль, который почему-то остался без хода. Такие буксиры еще называют «стратегическими». Если ты в свое время смотрела «Товарищ Космос»…
– Не смотрела. Я такую галиматью вообще не смотрю… Давай дальше, что там на нашем буксире стряслось?
– Атаковал его противник… Заметь: неопознанный! Они от него решили убежать через Х-матрицу. Неопознанный противник их основательно повредил. Буксир почему-то сюда прилетел, на орбиту Фелиции. Хотя выбор странный… Может, были проблемы с астропарсером? В общем, буксир из Х-матрицы вышел. Начал звать на помощь. А клонов-то больше на Фелиции нет! Экипаж буксира этого явно не знал.
– Большой, кстати, на этих кораблях экипаж?
– Не-ет. Там и четырех человек хватит.
– А двух хватит?
– Чтобы что?
– Чтобы лететь.
– Видишь ли, я по флуггерам специалист, а не по звездолетам…
– Хорош прибедняться. Все ты знаешь.
– Не знаю. Мне кажется, двух должно хватить. Собственно, один человек нужен в ходовой рубке, чтобы нажимать кнопки на астропарсере. И еще один – в двигательном отсеке, чтобы по команде из ходовой рубки запустить люксогеновый двигатель.
– А что, прямо из рубки его нельзя запустить?
– Где как. На наших звездолетах обычно можно. Но, представляя себе вкусы клонских инженеров, я бы не удивился, если бы оказалось, что там вообще три рубильника в разных выгородках и все три нужно рвануть одновременно.
– Зачем?!
– А чтобы ни один, ни двое психов не смогли звездолет угнать куда им вздумается. Там еще и ключики всякие могут быть. Для каждой приборной панели отдельный ключик, и к каждому ключику свой офицер приставлен… Слушай, а ты что, серьезно хочешь слетать на орбиту, к этому чертову «Мул»? – неожиданно для самого себя спросил Эстерсон.
Полина посмотрела на него длинным, испытующим и, как заключил инженер, восхищенным взглядом.
– Роло, ты делаешь успехи в телепатии, – сказала она. – Я очень хочу слетать на орбиту, к этому чертову «Мул». Более того: я очень хочу улететь на нем с этой чертовой планеты. Очень.
Если женщина три раза повторяет слово «очень», то мужчине категорически рекомендовано к ее словам прислушаться.
И тогда Эстерсон понял, что все так и будет.
Нужно освоить пилотирование «Сэнмурва»? Что же, значит, освоим.
Пару раз наложить в штаны в ходе стыковки? Что же, значит, постираем штаны.
Придется иметь дело с трупами клонских пилотов, умерших от удушья? Ерунда, всего лишь трупы.
Глава 11
Новое назначение
Апрель, 2622 г.
Город Полковников
Планета С-801-7, система С-801
На следующее утро меня разбудил «Лебедь» Сен-Санса в исполнении симфонического оркестра Новосибирской Государственной филармонии – душка лейтенант Юхтис зарядил свой будильник отборной слезоточивой классикой.
Просыпаться под «Лебедя» совершенно не хотелось.
Напротив, необоримо тянуло спать дальше. Спать вопреки всему, спать и видеть сны – пастельные, прозрачные, как юбочки балерин. Сны, лучащиеся бриллиантовым светом несбыточной мечты, еще больше самых лучших, самых волшебных снов, и так до самой смерти…
Кстати, о смерти. «Лебедя» обожала моя покойная мать. Неудивительно, что ее растушеванное памятью лицо я и увидел перед своим мысленным взором, когда видеосвязь прогундосила: «Лейтенант Пушкин, вас вызывают!»
И лишь когда звуки виолончели угасли под низким потолком моей лилипутской комнаты и на смену им пришло буравом ввинчивающееся в мозг пиликанье вифонного вызова, я открыл глаза и, на ходу прилизываясь, подскочил к экрану.
– Лейтенант Пушкин? Как поживаете? – На меня смотрело востренькое недоброе лицо молодого
