прохладной простыней. Два раба, державшие в руках тунику и сандалии, замерли с правой стороны мраморного ложа.
— Господин, стол накрыт, — приятным голосом произнес Модерат. Он стоял в нескольких шагах от Валерия, склонив в почтении голову. Молодой патриций резво вскочил со скамьи, надел прозрачную тунику и молча пошел за управляющим.
Валерий съел лишь несколько фруктов и, пригубив виноградный напиток, отправился в спальню, чтобы вздремнуть после обеда. Сон моментально сморил его. В восьмом часу после восхода солнца Валерий проснулся и, крикнув к себе раба, прислуживавшего в спальне господина, повелел позвать Энея.
Вольноотпущенник Эней худощавый молодой человек с грустными глазами получил свободу от Гая Веция. Эней не покинул господский дом после освобождения. Крепкая дружба между ним и Валерием не отпускала его отсюда. Молодой господин делился с Энеем своими самыми сокровенными мыслями, просил у него совета, когда сам не знал, как поступить в том или ином случае. У обоих были одни и те же увлечения: они любили поэзию, декламируя наизусть Вергилия, восхищались греческими трагедиями, гонялись за новыми произведениями Аннея Сенеки, до хрипоты спорили о достоинствах того или иного автора. Оба писали стихи, поочередно читая их друг другу. Валерий признавал, что его товарищ более талантлив, более впечатлителен и что речь Энея дышала жизнью, наполненная свободой и душевным спокойствием. Вот и на этот раз перед молодым господином стоял его милый друг, державший в руках вощеные таблички.
— Привет тебе, Эней, друг мой! — с радостью воскликнул Валерий. — Ты принес почитать новые стихи?
— Нет, господин! — Эней печально смотрел в сторону.
— Я же тебе говорил, чтобы ты перестал называть меня господином. Зови просто — Валерий. А почему ты не будешь читать новые стихи? Ты их не написал?
— Дело не в этом. Я хочу прочесть, Валерий, — вольноотпущенник попытался улыбнуться, — написанное год назад. Наши с тобой стихи, друг мой.
— Ну что же, начинай, — молодой патриций сел на стул и, скрестив руки на груди, приготовился слушать. И Эней начал читать. Голос его, словно журчащий ручей, растекался по комнате. Стихи очаровывали, заставляли замирать сердце, врывались в самые глубины души, воплощая в прекрасные видения, проносились перед глазами.
Вольноотпущенник уже давно закончил читать, а Валерий все еще задумчиво сидел, неотступно глядя в одну точку.
— Благодарю тебя, Эней, ты напомнил мне наши прежние мечты. — Молодой господин, подойдя к другу, крепко обнял его.
— Валерий! Перестань губить себя. Ты слишком юн, а жизнь коротка. Обильные пиры и неумеренность женских ласк не доведут тебя до добра…
— Ты прав, Эней. Такая жизнь уже наскучила мне. Я подражал друзьям, хотел утихомирить душевные страдания в безудержном веселье. Но постепенно все опостылело мне. Я искал любви, искал сочувствия со стороны. Но все напрасно. Горячие объятия женских рук лишь на время воспламеняли во мне страсть, поиски новых, еще не изведанных утех, так и не дали ответов на терзавшие мою душу вопросы. Я так и не испытал настоящей любви, хотя мое сердце жаждет ее, оно не в силах принять навязанное чувство.
— Довольно, друг! Я не виню тебя. Ты честен и не признаешь лицемерия. В твоих словах звучит неутихающая боль, бьются наружу, рождаясь в муках, душевные искания. Я по-прежнему с тобой, как бы не было тебе плохо, я не оставлю тебя, Валерий!
Два друга, обнявшись, стояли посредине комнаты. Со стен на них смотрели боги, пирующие на белоснежных облаках. Кругом была тишина. Ни звука не доносилось снаружи.
— Сегодня вечером соберется компания молодых людей, — произнес Валерий, глядя пристально в глаза своему собеседнику. — И ты почитаешь нам свои стихи. Это будет дружеская трапеза. Вино только в маленьких бутылочках.
— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, — рассмеялся вольноотпущенник и шутя ткнул Валерия кулаком в грудь.
— Вот и славно. А сейчас пойдем прогуляемся по аллее.
Напряжение, ощущавшееся в начале разговора между Энеем и Валерием, исчезло, и два приятеля, ведя беседу, зашагали на послеобеденную прогулку. Друзья шли по утоптанной дорожке. По сторонам тянулись длинные ряды кустарников. Валерий, сняв сандалии, подхватил их на руки и со смехом побежал вперед. Эней последовал его примеру. Они были одни и словно маленькие дети, носились по тропинкам парка, перепрыгивая через канавки с водой, прячась за густыми зарослями зелени, и, неожиданно выскакивая оттуда, со скоростью леопарда бежали дальше. Наконец, уставшие и взмокшие, друзья присели на широкой скамье, ножки которой были сделаны из слоновой кости. За душевной беседой они не замечали никого вокруг. Уже два раза подходил управляющий, предлагавший господину и его собеседнику подкрепиться легкой закуской, но Валерий взмахом руки приказывал ему удалиться. И тот, с улыбкой глядя на спорящих друзей, медленно уходил прочь. Время шло.
— Пойдем в дом, — сказал наконец Валерий. — Скоро гости соберутся.
Неторопливо шагая по мягкой дорожке, приятели продолжали беседу.
— Природа хранит свои тайны, — продолжал разговор Валерий. — Вокруг нас одни загадки, раскрыть которые мы не в силах. Только боги знают все.
Эней глядя куда-то вдаль, молча слушал друга.
— Каждое живое существо устроено по-особому. У кого-то есть крылья, другие же лишены этого; змея охраняет себя от врагов при помощи яда, кошка использует для этого когти. Да взгляни хотя бы на букс, — Валерий кивнул в сторону ближнего кустарника. — Он любит зной и жару, солнечные лучи только радость для него, а посади его вблизи морского берега, он вмиг засохнет, если только его слегка обрызгает Нептун из своей ладони. А розмарин? Он не выносит жаркого дня, он ищет прохладу и укрытие для себя. Посмотри, как этот вечнозеленый кустарник прячется в тени мраморных стен и колонн.
— Ты прав, Валерий. Я согласен с тобой, когда ты говоришь об окружающей тебя вечной природе. Но разве люди тоже не устроены по-разному?
— Посмотри вокруг! Там раба ведут в кандалах, чтобы отправить в каменоломни, откуда нет выхода. Лишь смерть избавит его от мучений. Тут господин бросает рабу со своего пиршественного стола слюнявые объедки, которые даже собака отказывается есть. Таких примеров можно приводить много и много. Ты сам мне рассказывал, как Деция Фабия, жена твоего дяди, обращается со своими рабами. Пытки и жестокие наказания рабов вошли в привычку, они стали так же необходимы, как глоток вина во время обеда.
Эней умолк. По его лицу было видно, что он сильно взволнован.
— Обрати внимание, друг, — ответил Валерий, — что с моими рабами я обращаюсь как с равными. Наказание редко практикуется в нашей семье. Мой отец не обидел по своей прихоти ни одного их них, — молодой господин кивком головы указал на рабов, очищавших парк от мусора.
— Я знаю, что ты не жесток с рабами. Без причины ты никого не накажешь. Но я говорю о другом.
— О чем же? — удивился Валерий. — Рабы нашей семьи довольны своей судьбой. Они одеты в добротную одежду, всегда накормлены. Лишь несколько из них умерло на моей памяти либо от болезней, либо от старости. А что я могу сделать еще? Я не в силах повлиять на своих знаемых, когда они плохо обращаются со своими слугами. Это их право. Мои пожелания мало что значат для тех, кому я высаэываю свое мнение.
Друзья стояли в портике, обвеваемые ветерком.
— Закончим наш разговор, — предложил вольноотпущенник. — Но еще не все сказано, друг мой.
— Хорошо. Как всегда ты утешил меня, Эней. А сейчас иди. Мне надо на время остаться наедине с собой. К ужину жду тебя, — молвил Валерий и, не сказав больше ни слова, вбежал в дом.
Вечерняя пирушка собрала на вилле Валерия шестерых молодых людей. Старшему из них не было двадцати трех, младшему исполнилось семнадцать. Юношам прислуживали рабыни в полупрозрачных туниках. На овальном столике перед ними стояли небольшие бутылочки с вином. От кроликов, лежавших в серебряных блюдах и приготовленных в специальных керамических сосудах, исходили аппетитные запахи. Молодые повесы возлежали на изящных ложах, повернув головы в сторону двух мимов, которые, потешно жестикулируя и корча рожи, играли сценку из жизни содержателей трактиров. Друзья Валерия от души
