спинку кресла, Валерий с озабоченным видом прочел записку, затем скомкал ее и, бросив себе под ноги, произнес:
— Послание от Фабии. Она пишет, что мой отказ сопровождать ее в Помпеи стал для нее неприятным сюрпризом. — Валерий усмехнулся. — Она уезжает завтра утром к своей тетке Гортензии и желает, чтобы я навестил ее. В противном случае, грозит порвать отношения со мной. Эней, как ты думаешь, следует мне ехать в Помпеи или нет?
— Напиши ей, что тебя ожидают дела. И перестань встречаться с Фабией. Она подлее лисы, любого обольстит и заставит пресмыкаться перед собой.
— Ты ошибаешься, друг мой. Это Фабия сохнет по мне. Я же делаю вид, что не могу без нее. Я решил избавиться отягощающего для меня тесного знакомства с женой своего дядюшки. Меня влекло к ней только как к любовнице, ничего, кроме горького разочарования не испытывал я после объятий с Фабией. Теперь все! Пусть ищет себе другого любовника! У меня же есть любовь — Актис, и с ней я не расстанусь никогда.
• Ну что ж, как я тебя понял, ты позвал меня поведать о своих чувствах. Я не прав? — Я хотел рассказать тебе о встрече с Актис, это правда! Но это еще не все. Я бывал в библиотеке, видел, как ты относишься к книгам. Я просто восхищен тобой. Как-то отец поведал мне о библиотекаре, который был прежде тебя. Так вот, тот негодяй продал несколько ценных книг, купленных еще моим дедом на Крите у одного жреца. Жрец был смертельно болен и никак э хотел расставаться, как он говорил, со своим сокровищем. Вся жизнь была скрыта в страницах древнего папируса, высший сорт второго греки использовали только для священных книг. Дед мой, Марк Веттий, как и мой отец, тоже занимался откупами в провинциях, и ему пришлось •несколько раз навестить жреца, прежде чем тот согласился продать папирус римлянину, клятвенно пообещавшему, что книги попадут в хорошие руки. А этот библиотекарь, кажется, его звали Трифон, сбыл нашу семейную реликвию кому-то на рынке. Спохватились мы уже поздно. Лишь через две недели отец обнаружил пропажу. Трифон умолял пощадить, ползал на коленях перед отцом, говорил, что найдет незнакомца, которому продал папирус. Но отец был так зол, что приказал тот час же умертвить раба. Целый год мы не могли найти себе нового библиотекаря. И, видимо, само провидение послало тебя, Эней. Твоя забота о книгах, друг мой, не знает границ.
Эней пожал плечами. Он был немного смущен и переминался с ноги на ногу.
— Это моя работа, — произнес он. — Среди книг я чувствую покой и отдохновение от суеты жизни. В библиотеке я погружаюсь в мир грез, здесь же пишу свои статьи. А сколько бесед было у нас с тобой в этих благословенных стенах.
Вот что, друг мой, я собираюсь немного прогуляться по городу. Будь добр, составь мне компанию. Меня приглашал в гости один милый человек, хороший знаток греческих учений. Я думаю, тебя заинтересует его взгляды на жизнь. Ты согласен?
Эней колебался. Было много дел в библиотеке, нужно было переписывать страницы с уже рассыпавшихся пергаментов на новые, склеивать листы, оторвавшиеся друг от друга. И еще ряд неотложных забот требовали присутствия на вилле.
— Если ты говоришь, что он образован и хорошо знает мудрецов некогда великой Греции, я пойду с тобой, — ответил Эней, решив отложить на время работоу в библиотеке.
Валерий приказал принести одежду и обувь. Управляющий стоял перед юным патрицием и держал в руках небольшую шкатулку из слоновой кости, где лежал, блистая красотой, золотой перстень — знак всаднического сословия. Рабы, окружившие господина, взирали, как Валерий с достоинством взял драгоценный камень правой рукой и, поцеловал его холодные грани, медленно одел великолепный камень на указательный палец, затем он взглянул на водяные часы и велел накрывать на стол.
— Все готово, господин, — преданно склонился виллик. — Легкая закука, как вы приказали.
Валерий и Эней подкрепились несколькими грушами, выпили по чаше виноградного сока с медом и отправились в город, расположенный в пятнадцати минутах ходьбы от виллы. Когда они добрались до Капуи, солнце уже садилось за горизонт. Жители спешили, какждый по своим делам, и на двух юношей, вышедших на мостовую из лектики, никто внимания не обратил. Нищих, постоянно бродивших по улицам и вымаливавших у богатых римлян подачку, в этот раз не было видно. Вдалеке, примерно за квартал от того места, находились два друга, слышался людской рокот. Он нарастал и вновь стихал, затем возобновившимся, взрывался шумом, в котором были крики и смех, какой-то звериный рев и хлопанье в ладони.
Молодые люди шли и недоумевали, чтобы это значило. Цирк был в другой стороне, а многочисленные человеческие голоса доносились с рыночной площади. Оба подались вперед, не в силах понять, что происходит на форуме.
Вскоре перед ними предстало зрелище, где люди, обступили колесницу, запряженную четверкой коней, и радостно приветствовали юношу в великолепных одеждах. Тот стоял на месте седока и по команде, которого несколько слуг бросали в толпу всяческие подарки, дарованные народу их императором. То тут, то там вспыхивали драки между плебеями за тессеры, — шарики, на которых было написано, сколько, какого добра причитается получателю. Нищий оборванец, с рассеченной в потасовке бровью, уползал на коленях от одной из многочисленных свалок, где громко орали, визжали и бились за подарок цезаря несколько человек. Он прижимал дрожащими руками к своей груди кролика, доставшегося ему в нелегком сражении с десятком таких же, как он сам, нищих и голодных бродяг. Монеты, звонко падали на мостовую, но недолго оставались лежать на земле. Люди хватали их, засовывали медные ассы и золотые динарии в складки тог и туник, скрывали в платки, специально приготовленные для этой цели, а чаще всего просто прятали их в рот. Одни с возбужденными от радости и счастья лицами уносили свою добычу, чтобы, положив ее в укромное место, вновь вернуться на Форум. Другие, не получив ничего или слишком мало, озлобленные и разъяренные врывались в толпу, расталкивая ее руками, пытались протиснуться снизу, ползком пробираясь сквозь колыхающуюся человеческую массу, ловили в воздухе дичь и снедь, кидаемые с колесницы и, схватив императорский подарок, наконец, уходили.
Многие после таких подачек становились богаче, обзаводились слугами, облачались в дорогие платья и хвастались перед остальными драгоценными камнями, картинами, рабами.
Квириты — римские граждане, часто получали бесчисленные дары от своих императоров, которые таким образом хотели завоевать доверие со стороны плебса. Но эта задача превзошла все самые радужные ожидания жителей Капуи. Посланец цезаря привез в этот провинциальный город столько добра, что его хватило на всех, кто пришел на рыночную площадь.
Валерий и Эней наблюдали издали, как происходил дележ подарков, и не решались подойти поближе. Рядом с ними стояло несколько патрициев, которые с презрением глядели на дерущихся друг с другом плебеев. Видать и их тоже привлекала эта суматоха, возможно, что некоторые спешили на званый вечер, но необычная толкучка на Форуме остановила их на полпути. Тут были незамужние девушки, прикрывавшие лица накидкой и матроны, гордо восседающие в носилках. Мужчины ухмылялись, шутили друг с другом, пуская остроты в адрес толпы. Казалось, вся Капуя собралась здесь, в центре города. Смеркалось. И Форум теперь освещался множеством факелов.
— Может быть, вернемся на виллу, друг мой, — обратился Валерий к Энею, когда зрелище надоело ему. — Давай навестим приятеля в следующий раз. Он живет в квартале для бедноты, и идти в такое время к нему опасно. Там полно бродяг и разбойников. Да к тому же у меня разболелась голова. Вернемся на виллу, друг мой.
Эней согласился. Через несколько минут два друга уже сидели в лектике и шесть рабов несли их обратно в поместье Валерия.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Фабия уехала в Помпеи, взяв с собой пятьдесят рабов и рабынь. Леонид почти не бывал в доме, и все дела на вилле выполнял управляющий Рупий.
В розарии дел поубавилось, так как на время прекратились роскошные пиры, и надобность в цветах отпала. Корнелий лишь поддерживал в своих владениях относительный порядок.
