поэтому приказ не впускать никого в дом остается в силе. Ждать пробуждения Фабии пришлось до обеда.
Наконец, любезно улыбаясь гостям, матрона встретила их в таблинии. Она была одета в белоснежную паллу, украшенную тончайшим узором. Несколько цветных вееров лежали на небольшом столике рядом с ней.
— Что тебя привело в этот дом, Валерий? — задала свой первый вопрос Фабия. Она еще вчера была уверена, что этот юнец, который сейчас стоит перед ней, прибежит сюда, как только узнает о своей девке.
— Послушай, Фабия. Как ты догадываешься, я пришел неспроста. Я намеревался еще вчера увидеть тебя, но твой приказ не впускать меня в дом, не только оскорбителен для меня, как для патриция, но и как для родственника. Я прошу дать объяснения, почему мы с моим другом не только не имели возможности попасть в этот дом, но нам еще и угрожали? — сначала Валерий говорил спокойно, но постепенно голос его стал наполняться гневом и местами переходил на крик. — Двенадцать часов мы прождали у ворот! Такого унижения еще никто мне не преподносил!
«Ты еще и не такое испытаешь, глупец!» — подумала Фабия и злобно взглянула на посетителей. Однако она мгновенно преобразилась и снова приветливо улыбалась.
— По Капуе сейчас бродит столько разбойников. Кто-то разыскивается принцепсом… Кого-то ищут городские власти. А тут еще до нас дошли слухи, что бежало несколько десятков рабов с поместья Марка Сульвия. Так что приходится держать стражу всегда наготове. А вдруг разбойники нападут на нас? — матрона говорила это воркующим голосом, будто ничего не знала а томительных часах ожидания, проведенных Валерием и Энеем у ворот виллы. На самом деле ей доложили о прибытии молодых людей сразу, как только они постучались в дверь дома. — Так что не обессудьте. Откуда стражникам было знать, что это пожаловали вы?
— Я назвал привратнику свое имя! — не выдержав нахального самодовольства стоящей перед ним женщины, крикнул Валерий.
Фабия усмехнулась.
— Любой разбойник мог переодеться в твои одежды, назвать твое имя и таким образом проникнуть в дом.
— Почему же мой дядюшка, увидев меня, сегодня утром, не приказал пропустить нас?
— Об этом спроси у него сам! — отпарировала Фабия. — Все-таки ты скажешь мне, зачем же вы пришли сюда, или мы так и расстанемся, не выяснив сути дела?
Валерий стремительно подошел к Фабии и, сжав ее ладони в своих руках, произнес:
— Помнишь день гения Леонида?! В этот день ты хотела наказать рабыню-цветочницу, и лишь мое заступничество спасло девушку от порки, которую ты собиралась продемонстрировать перед своими гостями. Продай мне эту рабыню! Умоляю тебя! Я дам тебе столько денег, что на них ты купишь не один десяток невольниц.
Матрона изумленно смотрела на Валерия, на своего бывшего любовника, который, как преданная собака, глядит ей теперь в глаза и упрашивает продать ему ту девку, чья судьба целиком в ее руках. Она молчала, а сама с горечью думала:
«Ты прибежал сюда, чтобы выпросить свободы для моей рабыни, и ты умоляешь меня осчастливить тебя и ее, мою соперницу. Ну что же…»
Валерий в ожидании смотрел на нее и со страхом ждал, что она ответит.
— Моя рабыня дорого стоит, Валерий, — Фабия отстранилась от юноши. — Твоя вилла вместо моей рабыни, ты согласен?
— Ты обезумела, Фабия! Ты просишь столько, сколько стоит пол Капуи!
— А на меньшее я не согласна! — Матрона рассмеялась.
Она смеялась долго, словно злая фурия ниспосланная богами. Закатив глаза к потолку и обнажив свой белозубый рот, Фабия была похожа на сумасшедшую. Валерий был потрясен. В сознании у него до сих пор еще не укладывалось, что Фабия издевается над ним. Клокотавшая в его душе ненависть вырвалась наружу.
— Что же ты желаешь от меня? — юноша брезгливо глядел на хозяйку дома.. — Я пришел к тебе, как к другу, прошу от чистого сердца продать мне рабыню, которая ни в чем не виновата перед тобой. Возможно, сейчас она лежит, закованная в цепи, и ожидает непомерной жестокости с твоей стороны, а ты глумишься надо мной. Ты бессовестная и коварная женщина! И если ты думаешь, что я не смогу обуздать твой нрав, ты глубоко ошибаешься. Я найду на тебя управу. Вся Капуя и даже вся империя отвернется от тебя. Ты останешься одна, презираемая всеми.
— Вон из моего дома! — Фабия, раскрасневшись от негодования, указала на дверь.
— Ты никогда больше не увидишь своей потаскухи! Каждый день я буду наслаждаться ее мучениями. Ее жалобные крики будут только бальзамом для моей души. Ты отверг мою любовь, теперь я отвергаю твое предложение о сделке, на которую я бы не согласилась ни за какие золотые горы. Ты не знаешь, как ты унизил меня, так и я желаю тебе испытать еще более тяжкие терзания души. Нам больше не о чем с тобой говорить, ступай. Я не хочу тебя больше видеть в моем доме.
— Ты еще пожалеешь об этом! — сказал Валерий и, не попрощавшись, вышел из комнаты.
Эней, ошеломленный всем тем, что он наблюдал в гостиной, поспешил вслед за другом. Вдвоем они быстро миновали длинный коридор, прошли через атрий и, выйдя за пределы виллы, направились к городу. Теперь они были еще более возбуждены и встревожены, чем минувшей ночью. Впереди была неизвестность.
Когда Актис открыла глаза, было уже утро. В эргастулуме, где она находилась было темно и сыро. Свет едва проникал сюда сквозь маленькое зарешеченное оконце, вырубленное под самым потолком и почти вровень с землей. Девушка попыталась пошевелиться, но ей не дали это сделать тяжелые цепи на руках и ногах. Актис услыхала их печальный эвон и, вспомнив все, что произошло накануне, застонала и закрыла глаза. Слезы закапали на земляной пол. В темнице, кроме жалобного всхлипывания Актис да шуршания старой прелой соломы под ней, не было больше слышно ни звука.
Никогда ещё Актис не была в таком отчаянии, как сейчас. С минуты на минуту ожидала она, что откроется со скрежетом тяжелая дверь, войдут мучители и обрушат на нее те страшные пытки и унижения, что наобещала безжалостная Фабия.
— Бедная девушка без устали молила богов о помощи и, обращаясь к Аполлону, она видела перед своим мысленным взором лицо Валерия.
«Любимый, — думала Актис. — Где же ты теперь? И знаешь ли ты о том, какие страшные беды грозят той, которая отдала тебе свое сердце? Придешь ли ты и спасешь ли меня от смертельной ненависти моей госпожи?» — так думала Актис и не знала, что творится снаружи. Час проходил за часом, а никто не приходил за рабыней.
Это было невыносимо. Само ожидание Фабия превратила в первую изощренную пытку.
Как только Валерий, подавленный и несчастный, покинул дом, Фабия тут же захотела растерзать свою соперницу на месте. Затем, подумав немного, женщина решила отложить эту затею на ночь, когда она будет полна бодрости и сил. Весь день сидела она перед зеркалом, беспрестанно меняя наряды и украшения, обувь и прически, и придумывала наказания для дерзкой рабыни, одно страшнее и изощренней другого. Рабыни и рабы, обслуживавшие Фабию, дрожали от страха перед ней, стараясь даже случайно не встретиться с хозяйкой взглядом. Ужас обуял их души. Да что говорить о рабах, сам Публий Ведий Поллион, бросавший своих рабов на съедение муренам, и тот бы поразился тому, что придумывала Фабия для своей мести.
Почти все рабы в доме, конечно же, тайно сочувствовали Актис и жалели ее. В глубине души они даже были крайне довольны, что их госпоже утерла нос юная невольница. Но помочь бедной цветочнице они ничем не могли. Да и о себе надо было подумать. Вряд ли в своём неистовстве Фабия удовлетворится одной лишь Актис. Все рабы, живущие в доме, будут так или иначе наказаны в назидание друг другу. Со страхом смотрели несчастные, как палачи и их подручные заготавливают розги и отмачивают их в соленой воде. Как достают они из кладовых свои страшные инструменты в таком количестве, что только глупец может подумать, будто все это предназначено для одной Актис. Нет. Рабы прекрасно знают нрав своей госпожи и
