государства ли, от цезаря, я буду с тобой, рассчитывай на меня. Все-таки какое-то влияние я имею. А если что, я уверен, ты меня не предашь, я направлю солдат и на самого императора. Помни это.
Он скрылся за тканью носилок. Рабы, державшие лектику, тронулись, оставив ошеломленного юношу стоять на мостовой у дверей своего дома.
Глубокой ночью, когда в доме все спали, Валерия разбудили перепуганные рабы и, умоляя его простить за подобную дерзость, сообщили, что прибыло срочное письмо от Петрония Леонида. В спальне было темно и Валерий приказал принести факел. В его свете он прочел следующее:
«Валерий! Мальчик мой. Моя жена знает все про тебя и Актис. Бедная девочка жестоко наказана и сейчас в эргастулуме. Ее ждет незавидная участь. Я абсолютно ничего не могу сделать. Фабия вне себя от гнева. Видимо, она влюблена в тебя и ревнует. Меня это удивляет, хотя это в ее характере. Действуй сам, как считаешь нужным. Прости, но тут я тебе, наверное, помочь не смогу. Еще ни разу мне не удалось в чем-либо убедить Фабию. Боюсь, что только подолью масла в огонь.
Сердце у Валерия дрогнуло. Записка выпала из рук. Юный патриций сокрушенно схватился за голову и закрыл глаза. Он оцепенел. Затем очнулся, тряхнул головой и велел подать одежду и позвать Энея. Когда он, облачившись в пурпурный плащ, застегнутый золотой пряжкой и держа в левой руке шляпу, вышел в коридор, Эней его уже ждал.
— Валерий, что-нибудь случилось? Куда мы идем ночью?
— Актис в темнице, — бросил на ходу молодой аристократ. — Фабия все узнала, и теперь я боюсь, как бы она не замучила ее до смерти.
Эней побледнел, и схватил Валерия за руку.
— Откуда ты узнал об этом? — Я только что получил записку от дяди. Надо спешить. Может быть, нам удастся избавить Актис от наказания. Два друга в сопровождении четырех рабов, освещавших дорогу впереди, вышли за пределы поместья. Тревога заставила их побежать, но через несколько метров они снова перешли на шаг, с беспокойством думая о том, что случилось на вилле Фабии Деции Катуллы. Шли молча — мысли заменили слова. Беспокойные мысли, возникающие только в минуты переживаний, нежданно обрушившихся на человека.
— Дорогая моя, прости! — шептал Валерий. — Это я… я виноват перед тобой. Чего я ждал? Ждал, когда тебя немилосердно исполосуют ремнями? Какой же я дурак. Ведь я давно мог освободить тебя, моя девочка. Надо было действовать через друзей, и тогда, возможно, ты бы не страдала из-за моей глупости. — Валерий заскрежетал зубами от сознания своей, так дорого стоившей для Актис, ошибки. — Почему я не вспомнил об этом? Я отдал бы любые деньги, чтобы ты была счастлива, любовь моя!
Юноша бормотал как в бреду слова отчаяния. Голова у него кружилась, лоб был горяч, щеки пылали. Возбуждение было так сильно, что Валерию казалось, будто он слышит удары своего громко бьющегося сердца. Эней был взбудоражен не меньше Валерия. Он сам успел полюбить Актис, девушку, которая, по его мнению, была самым очаровательным созданием, когда-либо виденным им. Он мучился и страдал от мысли, что не сможет забыть ту девушку, которая в один миг покорила его, которая стала теперь его душой и плотью. А теперь она в беде. Ей грозит опасность! Нет, он не допустит этого! Он сделает все, чтобы Валерий и Актис воссоединились, чтобы они были счастливы. Он шел спасать Актис, которую беззаветно любил.
Он любил Актис и готов был на любые жертвы, только бы она обрела любовь с Валерием. Именно с Валерием, своим дорогим другом. Чувства смешались. Они бурлили, как горный поток. Что было сильнее: любовь или дружба? Любовь Актис была недоступна Энею. Он это сознавал. Но разве это остановит его в намерении помочь девушке? Ради дружбы с Валерием, ради любви друга и Актис он отдаст, если это угодно богам, свою жизнь.
Белые высокие стены, окружавшие виллу, сурово встретили непрошенных гостей. Валерий подошел к воротам, окликнул привратника. Никто не отзывался. Ударив несколько раз в обитую железом дверь, юноша наконец услышал шаги за стеной.
— Кто это там бродит по ночам? — спросил сторож недовольным голосом.
— Открывай ворота! Пришел Тит Веций Валерий — Юноша нетерпеливо поторопил привратника.
— Госпожа не велела вас пускать.
— Передай ей, что я срочно хочу ее видеть.
— Приходи утром, молодой господин. Не настаивай, чтобы тебя сейчас допустили к моей госпоже. Бесполезно! А кто попытается, несмотря на запрет, проникнуть в дом, на того будут спущены собаки. Слышишь, как они рычат?
Действительно, за стенами был слышен лай псов, знаменитых на всю Капую свирепым нравом и великим ростом.
— Госпожа приказала никого не допускать к ней сейчас, — привратник говорил охрипшим, как после простуды голосом. — Никого, значит, и тебя, молодой господин.
Эней тронул Валерия за рукав и отозвал его в сторону, чтобы высказать свои соображения.
— Послушай, Валерий. Давай подождем до утра. Ты не знаешь Фабию, если она отдаст приказ, то уж ни за что его не отменит, приди к ней хоть сам император или Юпитер-громовержец. Я сам волнуюсь за Актис не меньше твоего, но если мы сейчас попытаемся проникнуть за эти стены, — Эней обвел взглядом высокую стену, окружавшую виллу, — то я боюсь, как бы Фабия вообще не отказала тебе в приеме.
Валерий, сжав от досады губы, слушал друга. Как бы ему хотелось, не взирая ни на какие преграды, увидеть сейчас, в эту самую минуту Актис, услышать ее певучий голос и, нежно обняв любимую, прижаться к ее трепещущему телу. Но доводы Энея были убедительны, и молодой патриций оставил бесполезные попытки проникнуть в дом, и решил дождаться у ворот поместья восхода солнца.
Всю ночь два друга проходили под стенами дома. Ожидание было таким тягостным и тем, что время прошло в мучительных раздумьях и в не стихающей тревоге. Валерий и Эней почти не разговаривали друг с другом, каждый думал о своем.
Настало утро… Ворота все еще были закрыты. Во дворе скрежетал металл, слышен был перекликающийся го- вор людей, лай собак, но ворота еще не открывали. Валерий подбежал к двери и нетерпеливо забарабанил в нее. Никто и не думал отзываться. Наконец за стеной послышался шум отодвигающегося засова, и через мгновение в распахнутые ворота шесть рабов в синих туниках вынесли лектику. В ней возлежал Петроний Леонид. Он был облачен в чеканные медные латы, на коленях покачивался легатский шлем, сапфировый плащ обхватывал коренастую фигуру легата.
— Дядюшка! — вскрикнул Валерий и горячо поприветствовал Леонида. Муж Фабии выслушал племянника, а затем устало сказал: — Дождись, когда моя женушка соизволит проснуться. Прости, но я вчера ничем не смог тебе помочь.
Валерий в страхе за жизнь Актис, схватился за край лектики и с волнением в голосе прошептал:
— Она избита? Что с ней, дядюшка? Скажи мне!
— Я не видел, что сделала Фабия с рабыней, но я предполагаю, что с ней будет потом.
— Где Актис? — вскричал юноша. — Почему меня не пускают в дом?
Валерий лихорадочно оглядывался вокруг, мучительно соображая, что предпринять. Легат успокаивал его.
— Я думаю, что Фабия примет тебя сейчас. Мои тщетные попытки помочь тебе, окончились крахом. А вот ты, мой дорогой племянник, сможешь умилостивить мою женушку. Я уверен, что Фабия внемлет твоим просьбам и сжалится над рабыней. Мне очень жаль, что я не могу быть теперь рядом с тобой. Спешу на учения. Возможно, скоро нас отправят в Иудею.
— Я уже говорил, что там неспокойно. Так что дела заставляют покинуть на время дом, и моя поддержка в твоих желаниях спасти рабыню, будет пожеланием не падать духом. Теперь прости, я тороплюсь.
Леонид потрепал племянника по голове, Сказал на прощание несколько ободряющих слов и отправился на учения Кампанского легиона, которые проводились в тридцати милях от города. Два друга все пытались добиться встречи с Фабией, но привратник каждый раз говорил, что госпожа все еще отдыхает, и
