— Они поверят, — Люций усмехнулся. — Если они захотят, ты сам поверишь в это. — Кто это писал? — указал на донос Апполоний. — Чей это почерк? Он мне знаком. Только не могу вспомнить. Подписи нет. — Я предупредил тебя, — сказал полицейский. — Это все, что я мог сделать. Прими мой совет. Люций смотрел на сникшего от обрушившегося на него несчастья старого друга. Голос его был полон сочувствия и озабоченности. Он продолжал говорить:
— Скройся у кого-нибудь из друзей, потому что выехать из Италии тебе не дадут. У Бурра повсюду шпионы. Никогда их не было столько, как сейчас. Люди даже слова не могут сказать, не оглядываясь по сторонам. Никто никому не верит. — Ты преувеличиваешь, — вздохнул Апполоний.
— Брось! — Люций тряхнул головой. — Кому, как не мне знать истинное положение вещей? Поверь мне, ты должен где-нибудь укрыться, а потом, когда о тебе забудут, покинуть страну.
— Где же мне укрыться? У тебя?
Люций потупился:
— У меня семья. Я не могу рисковать. Прости.
— Ты и так слишком много для меня сделал, — пожал ему руку Апполоний. — Я тебе очень благодарен.
Затем он проводил друга из дома до самой лектики. Когда главный полицейский города покинул эту улицу, и его немногочисленные сопровождающие тоже ушли прочь, дом Апполония снова наполнился шумом и гамом, беготней и суетой.
Оставшись один, Апполоний судорожно стал собирать в квартире самые ценные вещи, драгоценности и деньги. Затем он взял и засунул за пояс широкий короткий меч и, закутавшись в плащ, вышел на вечернюю улицу. Выбирая самые темные и малолюдные улочки и переулки, он шел по направлению к вилле Валерия.
Подозрительно смотрели на него прохожие, сами имеющие еще более непотребный и разнузданный вид. Посетители грязных притонов, воры, пьяницы и больные потаскушки провожали Апполония недобрыми взглядами.
Но тот шел уверенно, никому не уступая дороги, и его мрачный и суровый взгляд затравленного хищника в свою очередь отпугивал каждого, кто пожелал бы пристать к этому человеку. Мрачным и грозным казалось все Апполонию на улицах Капуи.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Ночью Актис видела сон. Он сильно напугал и взволновал ее. Сон был тревожный и непонятный.
Она бежала по залитому солнечным светом лугу. Бежать было легко и приятно, на ногах не было обуви и, шлепая босиком по лужам, оставшимся после прошедшего утром ливня, Актис чувствовала горячее дыхание земли.
Валерий стоял на краю огромной поляны, протягивая девушке руки, что-то кричал, но Актис не слышала его. Она, словно пташка, парила над зеленым покрывалом луга и счастливо улыбалась. До юноши оставалось немного, уже слышен голос, зовущий к себе и исполненный любовью. Еще несколько шагов и Актис оказалась бы в объятиях любимого. Но вдруг из зелени начали расти и быстро увеличиваться розовые кусты. Цветки раскрывали свои бутоны, одурманивали воздух пьянящим запахом, и порадовав природу своей красотой, тут же опадали, растворяясь в неизвестности. Кустов было так много, что они преграждали Актис дорогу, опутывали девушку своими колючими ветками, не давая ей возможности идти дальше. Шипы больно ранили, кололи, но страсть, не сгораемая страсть, влекла к Валерию. Тот тоже не мог добраться до девушки, тщательно пытаясь прорваться сквозь непроходимые заросли. Он смеялся и плакал одновременно, нежно успокаивая Актис. Девушка в изодранной одежде, с распустившимися волосами, не чувствуя боли, неотступно пробиралась к юноше.
Но кустов, выраставших из земли, становилось все больше и больше, и уже целый лес зарослей встал, как непреодолимая преграда, перед Актис. Образ Валерия исчез и голос его пропал. А девушку, словно многочисленными ремнями сковывали живые ветки, словно готовые принести ее в жертву матери- природе…
Сон кончился странно, но увидеть окончание пугающего видения Актис не довелось. Она проснулась уже в другом мире, в реальном мире, который вырвал ее из жуткого сна. Целый день видение, приснившееся Актис ночью, раз за разом вспоминалось ею. День кончился и наступил вечер.
— Госпожа требует тебя, — словно из-под земли возник перед Актис раб, обслуживавший Фабию в её спальне.
Актис чуть не села на землю от овладевшего её испуга. На душе стало тревожно и страшно. Мысли одна страшнее другой, пробегали у неё в голове. Актис сразу поняла, что это напрямую касается её встреч с Валерием. Вспомнив, что Фабия была любовницей юноши, она почувствовала, что месть ревнивой госпожи настигает её подобно страшному смерчу. Ноги задрожали, но она всё-таки спросила заплетающимся языком:
— Для чего, ты не знаешь?
Слуга молчал.
— А меня вызывали одну? — спросила опять девушка.
— Пошли, — раб направился в дом, уводя за собой и цветочницу.
Актис покорно следовала за ним.
В спальне госпожи было великолепно. Ослепительной белизны простыни, шёлковые одеяла всевозможных окрасок, стулья изумительной работы. Но Актис не смотрела на всё это.
— Подойди ко мне! — Фабия выглядела спокойной и равнодушной. В голосе же её звучали гневные нотки. — Твоё имя Актис? — матрона немигающим взглядом рассматривала свою рабыню.
— Да, моя госпожа.
Фабия, не спеша, поднялась с кресла, и не дойдя шага к девушке, остановилась. Она совершенно растерялась, увидев соперницу так близко от себя, но виду, конечно, не подала. Фабия всегда превосходно умела владеть собой. Она с удивлением смотрела на Актис, и первое, что бросилось ей в глаза — это, конечно же, красота рабыни и совершенство ее форм. В тот вечер, когда она приказала высечь девушку, все это промчалось мимо Фабии, так она была занята мыслями о Валерии. Теперь у нее есть эта возможность. Вдруг Фабия почувствовала горькую обиду, что она так унижена и оскорблена. И кем? Девчонкой, купленной с аукциона за горсть монет. Бесспорно, она хороша, даже очень, но как посмел этот мальчишка, дать ей понять, самой богатой матроне города, что она хуже даже самой последней рабыни, сказав это чуть ли не в лицо? А она-то все не могла понять, откуда вдруг взялась такая холодность, такая отчужденность. Вот теперь разгадка эта стоит перед ней. Мысли эти вихрем пронеслись в голове Фабии.
Актис стояла перед ней, опустив руки и потупив взор. Длинные волосы девушки растрепались и теперь мешали взглянуть на госпожу. Она боялась пошевелить даже пальцем. Напряжение нарастало. Фабия молчала, и с трудом сдерживая ревность, сжимала кулаки от злости. Актис тревожно ждала дальнейших событий.
— Это правда, что юный господин, Тит Веций Валерий посещал тебя? — спросила Фабия.
Актис взглянула на матрону, но, увидев ее холодное лицо, тут же опустила глаза, уставившись в пол. Скрывать уже раскрытую тайну не имело смысла и она прошептала:
— Да…
— Почему ты, презренная рабыня, не добавляешь, «моя госпожа»? — Фабия, кипя от злости, с размаху ударила девушку по лицу. Другой рукой она схватила рабыню за волосы, и, кипя от бешенства, привлекла ее к себе. Последовали еще удары, сильнее прежних, удесятеренные нахлынувшей злобой и ревностью. Избивать рабынь доставляло Фабии огромное развлечение, но теперь к чувству злобы примешалась и ревность — чувство, которое огнем жгло душу. Ревность душила матрону, иссушала ее сердце, делая его каменным. Ее отверг юнец во имя этой девки! Да кто она такая?!
Эта рабыня — лишь жалкое существо, призванное обслуживать римлян — господ мира. Фабия била Актис остервенело, приказывала задыхающимся от ненависти голосом, чтобы она убрала руки от лица,
