Встает товарищ Молотов и говорит:
— Вы были в отпуске, товарищ Сталин. А тут подошел юбилей великого русского физиолога, академика Павлова. И было мнение...
Товарищ Сталин говорит:
— Я спрашиваю, кто разрешил выпуск этого фильма?
Товарищ Ворошилов говорит:
— Ну вы же знаете, Иосиф Виссарионович, что я занимаюсь только военными вопросами, и у меня нет привычки лезть не в свои дела.
Товарищ Берия говорит:
— Я, товарищ Сталин, как вы знаете, ни черта в кино не понимаю. И без кино голова кругом идет. Вот сейчас как раз раскрыли новый заговор...
Товарищ Сталин говорит:
— Кто персонально разрешил выпуск этого фильма в свет?
Товарищ Ворошилов говорит:
— Ой, чувствует мое сердце, что кое у кого из присутствующих сегодня полетят головы. Это же надо додуматься: без товарища Сталина разрешить выпуск этого фильма!..
Товарищ Сталин говорит:
— Кто разрешил выпуск этого фильма?
Встает товарищ Щербаков и говорит:
— Товарищ Сталин, это глубоко патриотический фильм, идея которого — русский ученый никогда не покинет свою родину ни за какие буржуазные подачки.
Товарищ Сталин говорит:
— Ну и кто разрешил его выпуск в свет?
Товарищ Ворошилов говорит:
— Ну не могу, не могу смотреть на людей этих! Это же надо, до чего додумались. Вот мы, военные люди, без приказа ни-ни, это просто поразительно, как они додумались до такого...
Встает товарищ Жданов и говорит:
— Товарищ Сталин, фильм этот поднимает нашу науку на недосягаемую высоту. Он — наш ответ космополитам, формалистам и их американским хозяевам. В этом фильме, как нигде, доказывается приоритет русской науки перед заграничной, и он, как нельзя лучше, помогает партии разъяснять народу некоторые наши меры против...
Товарищ Сталин говорит:
— Кто разрешил выпуск этого фильма в свет?
Товарищ Ворошилов говорит:
— Нет, определенно полетят некоторые безответственные головы...
Тут встают Молотов, Жданов и Щербаков и говорят:
— Это мы разрешили, товарищ Сталин. Коллективно.
Товарищ Сталин подумал и сказал:
— Правильно сделали, товарищи!
ДРАМА ДРАМАТУРГА
Товарищ Сталин очень любил ходить в театр. А пьесы были плохие. Хорошие пьесы в театр не принимали, потому что они были вредные. А плохие пьесы были очень полезные. Они ставили острые вопросы, отмеченные в последних постановлениях ЦК КПСС: о повышении урожайности в нечерноземных областях, о внедрении новой техники, об улучшении качества изделий швейной промышленности, о повышении производительности труда, о снижении себестоимости выпускаемой продукции.
Отрицательные герои, не внедрявшие, не повышавшие, не снижавшие и не улучшавшие, к концу пьесы исправлялись и подтягивались до уровня положительных героев.
Была целая плеяда драматургов, изготовлявших такие пьесы, но самым лучшим среди них был драматург товарищ Суров. Он писал пьесу за пьесой, их ставили во всех без исключения театрах страны, он получал Сталинские премии, а иногда даже по две в год.
Надо заметить, что искусство Сурова, Софронова и других горных орлов литературы быстро пошло в гору после разгрома так называемых «космополитов» в 1948-1949 годах. Космополиты хотели затравить все передовое, прогрессивное и полезное. Они все поголовно были агенты Джойнта и американского империализма. Газеты писали, что сионистское отребье, окопавшееся в советском искусстве и литературе, хотело исколоть своими отравленными стрелами патриотизм советских людей. И затравить замечательных патриотов Сурова, Софронова и других. С космополитов срывали псевдонимы, под которыми они скрывали свою сущность, и народ мог видеть, что Иванов — это по-настоящему Рабинович, а Петров — это просто Абрамович. Космополитов выгнали с работы, лишили квартир, а так как жить на улице зимой нельзя, то им предложили государственные квартиры в Лефортовской тюрьме и в сибирских лагерях. А некоторых просто лишили зарплаты, что, с точки зрения автора, адекватно предоставлению государственных квартир, так как человек в России может жить только от зарплаты до зарплаты.
Ну Бог с ними, с космополитами, так как лет через десять или двенадцать, в году этак 1958 партия простила этих безродных космополитов. И те, кто выжили, снова влились в могучий отряд советской творческой интеллигенции.
А сейчас продолжим повествование о любимом драматурге товарища Сталина — Сурове.
Хотя автор обещает, что в конце этого рассказа он вернется к космополитам.
Писатели часто спорили между собой, кто из них лучший, талантливейший писатель нашей эпохи. Суров говорил, что он. И Софронов говорил, что он. Бубеннов говорил, что он. А Бабаевский говорил, что он. Поэтому Суров однажды в Доме Литераторов набил морду Бубеннову. А Бубеннов взял стул и обрушил его на голову Сурова. Вот это он зря, потому что в голове у Сурова были в это время новые идеи относительно пяти или шести пьес, которые должен был поставить Московский Академический Художественный театр, куда часто ходил товарищ Сталин. Злые языки рассматривали этот конфликт с точки зрения искусства и усмотрели в нем конфликт «хорошего с отличным». Правда, они не решались персонально назвать «отличным» Бубеннова, чтобы не разозлить Сурова и, наоборот, не решались объявить «отличным» Сурова, чтобы не получить стулом по башке от Бубеннова.
Про Сурова ходил такой стишок:
Ясно, что если сам начальник советской литературы товарищ Фадеев «не обожал», то товарищ Суров их просто сживал со свету. Потому что все они были космополиты безродные и не любили свою Родину, свою партию и лично товарищей Сталина и Сурова. Проклятые американские шпионы!
И все было бы отлично для товарища Сурова, и все его пьесы шли бы в театрах до сих пор, и слава его затмила бы славу Шекспира и Шоу, если бы не маленькое происшествие, которое не позволило товарищу Сурову подняться на требуемую высоту.
Однажды Союз писателей получил письмо, подписанное несколькими космополитами. Они жаловались на то, что замечательный советский драматург Суров не выполняет своих обязательств по отношению к ним, презренным и безродным. Он, видите ли, забыл, или не захотел заплатить им месячную зарплату в размере около ста рублей, что ставит под угрозу само физическое существование их лично и их детей. А эту зарплату товарищ Суров обещал платить им за те пьесы, которые они написали за него,
