жить там за счет киностудии, как белые люди, будем пить вино и коньяк, кататься на гидроциклах, девочек будем выгуливать по набережной и показывать им, как снимают кино по нашей истории. Может, к этому времени и собаку куплю.
Кабинет «Бивень» выглядел сильно. Он занимал весь первый этаж довольно большого двухэтажного особняка, спрятавшегося за монументальным зданием «Гипробанка». Туша охраны на входе, магнитная арка, красавица секретарша за компьютером, дорогая встроенная мебель, тихая музыка. По всему видно, что дела у «Бивня» идут хорошо. Я сказал, что хотел бы встретиться с доктором Жаном, и показал красавице его визитную карточку.
– Он вам назначил какое-то время? – приветливо спросила она. Часы на стене показывали 10.11. Я кивнул.
– Да, 10.10.
– Ваша фамилия.
– Моя фамилия Мартов.
Она заглянула в компьютер – в один файл, в другой, подняла-опустила брови, но не сказала, что меня в списке нет. – У Ивана Францевича сейчас совещание. Хотите, чтобы я сообщила ему о вас?
– Хочу. Моя фамилия Мартов. Андрей Мартов, Литературный институт. Так и скажите.
Она кивнула и, изящно выбравшись из-за стола, пошла по мягкому коридору в его конец, пританцовывая на каблучках. Я не удержался, посмотрел ей вслед. Да, ради такой попы в другое время я рискнул бы своим лучшим бивнем, а то и двумя.
Через минуту она вернулась и молча села за стол. Следом пришел Дантист. Я ожидал увидеть его в белом халате и шапочке, доктор как-никак, но на нем был костюм-тройка, галстук, все такое. Он был выше меня на голову и чуть ли не вдвое шире в плечах, но ты-то жила у меня, а не у него (тоже мне, жила!) – и это как-то уравновешивало наш с ним удельный вес. Уравновешивало, понятное дело, на моих весах, а уж что он думал по этому поводу, трудно сказать.
– Что-нибудь случилось? – встревоженно спросил он, ничуть не удивившись моему появлению.
Тут я выдержал многозначительную паузу, за какую меня безусловно похвалил бы Константин Сергеевич Станиславский. Молча и довольно долго я смотрел Дантисту в переносицу, шевеля пальцами в карманах штанов, а потом неопределенно произнес:
– Поговорить бы.
Он не отводил взгляда.
– Что-то срочное?
– Да нет. Просто поговорить.
– Тогда минут через сорок, – сказал он, а я почему-то подумал, что вот мужику и тридцати еще нет, а у него своя стоматологическая фирма, да и врач он, наверное, неплохой. Человек занимается делом, решает реальные, а не надуманные проблемы, а я со своими тараканами в голове сейчас буду его от всего этого отрывать. И это не считая напрягов в его личной жизни. Да и «Валдай» не надо сбрасывать со счетов, он- то, наверное, в этой теме покрепче моего погряз. – Через дорогу, – он показал за окно, – кофейня. Ждите меня там.
– Ладно. – И я вышел на улицу.
Кофейня называлась «Чайная». Я сел у окна и заказал шесть двойных кофе. Кроме меня тут была еще пара клиентов – два парня сидели голова к голове и листали компьютерные журналы. Перед ними стояли чайнички, чашки, тарелка с сухариками и сорбитом. Новое поколение выбирает новые технологии и здоровый образ жизни. И это правильно.
Скоро принесли мой кофе, я слил его в две чашки и выпил их одну за другой. Где-то за стойкой негромко, но очень внятно работал приемник, настроенный на «Эхо Москвы»; синоптики обещали к вечеру похолодание и туман. Я заказал еще кофе. А не сдаст ли меня сейчас Дантист «Анкерману»? – возник вполне уместный вопрос. За сорок минут досюда можно доехать из любой точки города, а они сейчас на меня злые, будут давить на газ особенно рьяно, и в который уж раз я пожалел, что отдал в свое время пистолет Хольского Гансу.
Дантист появился ровно через сорок минут. Он за руку поздоровался с барменом и присел за мой столик.
– Здравствуйте еще раз. У меня только пятнадцать минут. Слушаю вас.
И только теперь, вблизи, я его рассмотрел. Выглядел он устало и даже измученно, просто хорошо держал свой внешний облик спокойного, уверенного, невозмутимого человека, у которого каждая минута на счету. Ты бросила нас обоих, Аня, и это некоторым образом нас сближало. Но тем же самым образом и разделяло незримой стеной.
– Вы не могли бы ответить на несколько вопросов, Иван? – спросил я.
– Вопрос первый? – тут же ответил он.
Темпы, однако!
– Вам говорит о чем-нибудь слово «Анкерман»?
– Может быть, Инкерман? Тогда говорит. Сразу вспоминается лето, Севастополь, линкоры на рейде…
Так, на вопрос номер один он не захотел отвечать. По «Эху Москвы» шла инструментальная музыка; бармен сделал погромче – наверное, не столько из-за своего меломанства, сколько чтобы приглушить разговор уважаемого клиента с небритым кофеманом в облезлой кожаной куртке.
– Кто такой Маркель? – спросил я напрямик.
И тут вдруг лопнул его сдержанный облик, от его невозмутимости и следа не осталось; он наклонился ко мне и шепотом (но таким шепотом, на который даже пацаны оглянулись) произнес:
– Ну зачем вам все это нужно?
Мы молча глядели друг на друга, и только теперь я понял, что у Дантиста контактные линзы. То-то мне его взгляд еще в первую нашу встречу казался каким-то слегка стеклянным.
– Вы не углублялись бы, куда не следует, – уже спокойнее сказал он. – А то голову могут запросто отпилить какой-нибудь ржавой пилой. А это, думаю, больно.
– Кто? – спросил я, глупо так ухмыляясь, хотя внутренне весь подобрался от его разумных, в общем-то, слов.
– Да мало ли отморозков шатается по Москве. Долго ли подъехать на улицу Тимирязевскую, дом восемнадцать? Или вам все нипочем?
Он знал про нашу новую хату, и знал он это наверняка от тебя, Анечка. Ты или сказала ему, или они за тобой проследили. Дантист словно прочитал мои мысли, а может, они, и правда, были написаны у меня на лице.
– Я подвозил как-то вечером Нюру до вашего дома, – сказал он. – Потому и адрес знаю. После бассейна подвозил. Ведь вы же ее теперь не встречаете, а она девушка хорошенькая. А хорошеньким девушкам не следует одним гулять по вечерам, всякое может случиться. Согласны со мной?
Снисходительная, легкая издевка, легчайшая, но ее все-таки можно услышать. Ладно, не за тем я пришел. Как бы поделикатнее сформулировать следующий вопрос?
– Не совсем понимаю ваших с Анной отношений, – не глядя на Дантиста, признался я. – Боюсь ошибиться… Для меня это важно.
– Извините меня, но вы еще слишком молоды, чтобы понимать некоторые вещи правильно.
Логично, хоть и обидно.
– Это какие же, например? – по инерции спросил я.
– О, таких вещей очень много. Например, то, что Нюра совсем не тот человек, каким вы ее видите – каким или какой? – не знаю, как правильно. Например, то, что она вам не по карману – вы это чувствуете, но согласиться с этим не хотите. Или просто не можете в силу своего разумения. Я не хочу вас обидеть или свести с вами какие-то счеты, не подумайте, просто для меня это совершенно очевидные вещи, но их, наверное, действительно трудно понять. Для этого нужно отстраниться, но это легко сказать, правда же? А вот как это сделать? – Он говорил приблизительно то же самое, что и Генка Лунберг тогда, в Переделкино, и я им обоим не верил. – Вы ее, видимо, любите, вы цепляетесь за нее по каким-то своим внутренним причинам, но вы ей совершенно не нужны. Как и я, впрочем. Как и этот француз, кстати говоря. Она, конечно, выйдет за него замуж, поживет во Франции, потом вернется. Она нас всех обманывает, сама того
