категорию людей.
Кондукторша говорит:
— Да разве за ними углядишь! Они влезают как совершенно трезвые, а после их на транспорте развозит.
И подходит она до пьяного и велит ему сходить.
— А то, говорит, вы под колесья угодите, а я за вас отвечай!
А пьяного если тронуть, он обязательно характер обнаруживает. Так и тут.
Начал он оскорбляться. Замахиваться. Ногами пихаться — дескать, не подходите.
Но тут пассажиры поднавалились и начали дружно его ссаживать. Кое-кто, конечно, заступается:
— Да пущай, говорят, он едет. Чего там, ей-богу! Не троньте его. Действительно, вы его под колесья пихнете.
Ну, которые волокут, — высказывают свое соболезнование.
— Да уж, — говорят, — пьяному человеку долго ли до греха. Того и гляди — сунется.
И, конечно, поскорей ссаживают.
Выволокли его на площадку. Остановили вагон. Выперли на мостовую.
А он орет, безобразничает, обратно протискивается, пытается вновь в трамвай войти. Его, конечно, спихивают, щекотят грудь, чтоб ему руки отцепить.
Тут, конечно, трамвай трогается, и пьяный падает со своих копыт прямо чуть не под колесья.
И еще довольно удачно упал. Ножки прямо на волосок от колеса. Еще бы полвершка — и ноги недочет.
А тут ничего. Только что морду разбил. И грудку ушиб.
Но ничего. Встал. Орет безобразно, кулаками грозится, — зачем, дескать, чуть не угробили…
Да, уж эти пьяные. Разве они соображают? Если о них трезвые не позаботятся, они, безусловно, сразу под колесья падать начнут.
Вот за них и хлопочут, издают правила движения, бумагу тратят и так далее.
Потому — жалко человека. Хоть и пьяный человек, а все грустно его навеки потерять.
Мерси
В этом году население еще немножко потеснилось.
С одной стороны, конечно, нэпманы за город выехали во избежание разных крупных недоразумений и под влиянием декрета. С другой стороны, население само уплотнилось, а то в тройном размере платить не каждому интересно.
И, безусловно, уничтожение квартирного института тоже сыграло выдающуюся роль.
Так что этот год очень даже выгодно обернулся в смысле площади.
Если каждый год такая жилплощадь будет освобождаться — это вполне роскошно, это новых домов можно пока что не возводить.
В этом году очень многие пролетарии квартирки и комнатки заимели путем вселения. Вот это хорошо!
Хорошо, да не совсем. Тем более это вселение производят без особого ума. Только бы вселить. А чего, и куда, и к кому — в это, безусловно, не входят.
Действительно верно, особенно входить не приходится в силу такого острого кризиса.
Но, конечно, хотелось бы, если нельзя сейчас, то в дальнейшем иметь некоторую точность при вселении. Или гарантию, что, скажем, к тихому человеку не вселяли бы трубача или танцора, который прыгает, как бешеный дурак, до потолка и трясет квартиру.
Или бы так. Научных секретарей вселять, скажем, к научным секретарям. Академиков, прошедших чистку аппарата, — к академикам. Зубных врачей — к зубным врачам. Которые на флейте свистят, опять же к своим ребятам — вали свисти вместе.
Ну, конечно, если нельзя иметь такую точность при вселении, то и не надо. Пущай бы по главным признакам вселяли. Которые люди умственного труда и которые любят по ночам книжки перелистывать — вали к своим ночным труженикам.
Другие — к другим. Третьи — к третьим.
Вот тогда бы жизнь засияла. А то сейчас очень другой раз обидно получается. Как, например, такой факт с одним нашим знакомым. Он вообще рабочий. Текстильщик. Он фамилию свою просил не употреблять. Про факт велел рассказать, а фамилию не дозволил трогать. А то, говорит, меня могут окончательно доконать звуками.
Так что назовем его ну хотя бы Захаров.
Его, голубчика, как раз вселили в этом году. Конечно, мерси и спасибо, что вселили, а то он у своих родственников проживал. А только это вселение ему боком вышло.
Был это славный гражданин и хотя, конечно, нервный, но довольно порядочного здоровья. А теперича — будьте любезны — невроз сердца и вся кровь выкипела от раздражения.
А главная причина — он в этой квартире не ко двору пришелся. Эту квартирку как раз интеллигенты населяли. В одной комнате — инженер. В другой, конечно, музыкальный техник — он в кино играет и в ресторанах. В третьей, обратно, незамужняя женщина с ребенком. В ванной комнате — домашняя работница. Тоже, как назло, вполне интеллигентная особа, бывшая генеральша. Она за ребенком приглядывает. А ночью в ванне проживает. Спит.
Одним словом, куда ни плюнь — интеллигенты. И ихняя жизнь не такая подходящая, как, конечно, хотелось бы.
Для примера, Захаров встает, конечно, не поздно. Он часов в пять встает. Или там в половине пятого. У него такая привычка — пораньше встать. Тем более, он на работу встает, не на бал.
А инженер об это время как раз ложится. Или там на часик раньше. И в стенку стучит. Мол, будьте любезны, тихонько двигайтесь на своих каблуках.
Ну, Захаров, конечно, ему объясняет — мол, не на бал он спешит. Мол, он должен помыться, кипяточек себе скипятить и так далее.
И тут, конечно, происходит первая схватка.
Хочет Захаров пойти помыться — в ванной комнате интеллигентная дама спит. Она визг подымает, дискуссии устраивает, и так далее.
И, конечное дело, после таких схваток и дебатов человек является на работу не такой свеженький, как следует.
После приходит он обратно домой. Часам, что ли, к пяти. Ну, подзаправится. Поглядит газету.
Где бы ему тихонечко полежать, подумать про политику или про качество продукции — опять нельзя.
По левую руку уже имеется музыкальный квинтет. Наш музыкант с оркестра имеет привычку об это время перед сеансом упражняться на своем инструменте. У него флейта. Очень ужасно звонкий инструмент. Он в него дудит, продувает, слюнки выколачивает и после гаммы играет.
Ну, выйдет Захаров во двор. Посидит часик-другой на тумбочке — душа домой просится.
Придет домой, чайку покушает, а по правую ручку у инженера уже гости колбасятся. В преферанс играют. Или на своей пианоле какой-нибудь собачий вальс Листа играют. Или шимми танцуют — наверное, в дни получек.
Глядишь, и вечерок незаметно прошел. Дело к ночи. И хотя, конечно, ночью они остерегаются шуметь, а то можно и в милицию, но все-таки полного спокойствия нету. Двигаются. За паркет ножками цепляются. И так далее.
Только разошлись — музыкант с ресторана или с вечеринки заявляется. Кладет свой инструмент на комод. С женой ругается.
Только он поругался и затих — инженер задвигался: почитал, видите ли, и спать ложится.
Только он лег спать — Захарову вставать надо.
Только Захаров встал — инженер расстраивается, в стенку ударяет, не велит на каблуках
