Чистая выгода
Скажу вам откровенно: я раньше чуждался самокритики, не особенно ей доверяя.
Я, одним словом, боялся, как бы чего с ней не вышло. Как бы эту нашу тонкую и деликатную классовую прослойку в лице интеллигенции не очень раздражать разными намеками, — мол, такой-то — жуликоват, а такой-то — бюрократ, а этот — вообще сукин сын.
Я думал, как бы этим не разбередить ихние раны. А то прочтут утром, чего про них напечатано, и работать будут уже не с таким энтузиазмом, как раньше.
Тем более, это люди с психологией. Они, я думал, сразу загрустят по прежней спокойной жизни.
Но теперь вижу обратный ход действия.
Слов нет, некоторые, конечно, обижаются, ежатся под горячими словами, но, между прочим, чистая выгода уже наблюдается.
Для примера такой факт. Проживает в нашем доме один такой гражданин. Такой, ну, черт его дери, вообще гражданин Ф. Полную фамилию его трогать не будем. А то, конечно, петушиться будет. Или какую- нибудь пакость состряпает. Или моего ребенка с лестницы спихнет.
Но не в этом суть. Так, я говорю, проживает в нашем доме такой гражданин Ф. И, надо сказать, он у нас в доме вроде как барометр. Чего в политике делается, то он на себе и отражает. И после всякого декрета в лепешку разбивается. Старается на чем-нибудь не пострадать. Бывают такие пугливые интеллигенты с нежной конституцией.
И когда, например, нэп вводили, он первый колбасился и всем советовал магазины открывать.
В голодные годы он тоже не отставал от века — ездил куда-то с мешками и фабриковал детские продовольственные карточки.
Во время зажима самокритики он жил себе, как обыкновенный гражданин. Ходил вообще на работу, кушал, чего выдавала кооперация, газеты читал.
А тут, глядим, чересчур изменился человек. После того, как велено энергично ввести самокритику, нельзя было узнать нашего Федотова.
Очень он закопошился. И вся квартира у него закопошилась. В первую голову, видим, бежит его мадам Федотиха на своих ножках.
Что? Куда? Почему такая спешка?
Она, видите ли, бежит на своих ножках няньку поскорей зарегистрировать. А то у ней была взята нянька до ее малютки, так она была без регистрации.
Побежала мадам в соцстрах, а наряду с этим в квартире происходят хлопоты. Один молодой вузовец вселяется как ихний родственник. Уплотняет ихнюю квартирку.
Что? Почему такое? Зачем такие действия?
Соседи говорят:
— Это у них было маленько площади зажулено, так они теперича боятся, как бы это не вскрылось под огнем самокритики.
Ну, прописали парня как родственника и ждем, чего будет дальше.
Только, видим, обратно бежит Федотиха на своих ножках. Добегает до своей квартиры и, мало отдохнувши, снова вниз слушается.
И снова поскорей бежит на своих ножках, — ей надо, видите ли, свою собачку отметить и налог за нее заплатить. У них, видите ли, пудель имеется. Не чистой породы, но вообще пудель. Он тринадцать лет без жетончика бегал, не имея своей регистрации. Так вот надо ему, наконец, жетончик приобрести, пока не околел от старости. Тем более, к чему жулить, когда можно собачку и честно содержать.
Регистрирует Федотиха собачку, а в это время бежит в домовую контору сам гражданин Ф.
— Ай, говорит, по декрету надо сына в школу отдавать, ему девятый годик, а я все сроки промигал. Как бы чего не вышло. А то тиснет кто-нибудь в газету — мол, у такого-то сынишка школу не посещает. Еще со службы сгонят.
Ну, дали ему справку, что промигал сроки, — успокоился. Только ненадолго. Обратно бежит — узнать, надо ли трехламповый радиоприемник регистрировать или можно на нем зайцем играть.
Побежал регистрировать.
А давеча, видим, идет наш гражданин Ф. со своей Федотихой. Под ручку ее ведет. Скажите на милость! То ее чуть багром не отпихивал и предметами в нее кидался, а тут под ручку, — мол, вполне честная семейная жизнь, без мордобоя.
Ну, видим, произошли в природе большие сдвиги.
Правда, это, конечно, мелкие мелочи, но если так дальше и глубже пойдет, то, черт подери, пожалуй, в стране скоро ни одного жулика не останется.
Все будут честные, порядочные. Все будут смело друг другу в глаза глядеть и друг на дружку любоваться.
Вот тогда жизнь засияет в полном своем блеске!
Бессонница
Очень в Одессе любопытное, показательное дело произошло.
А главное — оно очень принципиальное. Тем более, голоса разделились. Одни говорят: это издевательство. Другие говорят: что вы, что вы!
А мы тоже ничего издевательского не видим. Можно сказать — все в полном порядке.
А речь идет, я говорю, про Одессу. Про одесскую милицию. Там сам начальник гормилиции немного подзашился.
Ему перед самой чисткой обвинение кинули, — мол, сползает с классовой линии.
Что так? Почему такое? Парень выдающийся, боевой. Зачем ему сползать с линии?
— А как же, говорят, он издевается над младшим составом. Он их на карточку снимает, а после издевается.
— Что вы говорите! Не может того быть? Неужели на карточку снимает?
— Да, говорят, определенно.
А дело такое.
Может, знаете, такой порядок — некоторые начальники имеют обыкновение ловить с поличным. Ну, заснет часовой или постовой, а его и накроют. Винтовку отберут или шапку снимут. А после к ответу тянут.
Дело, безусловно, обыкновенное. Надо дисциплину соблюдать и не дрыхнуть без задних ног на ответственных постах.
Хотя надо сказать — такая ловля спящих мало действительна.
Другие такие нахальные попадаются — отопрутся, — и все.
— Я, говорит, и не спал. Я, говорит, только прищурил глазки, а этот ренегат, может, нажрался жирной пищи и налетает — шапку сразу сымает с головы… У них стрелочники завсегда виноваты.
Так что такая ловля, я говорю, не так уж достигает цели. А очень выдающийся способ изобрел начальник одесской гормилиции. Он ходит с аппаратом и чуть что — на карточку сымает. Такой у него фотоаппаратик девять на двенадцать.
Вот он с ним и ходит. Заметит какой-либо беспорядок и сымает моментально или с небольшой выдержкой.
Сымет, например, на карточку спящую милицию, проявит, отпечатает и после в стенную газету вклеивает. Позор!
Главное — и отвертеться нельзя. Улики, можно сказать, налицо. Сам сидишь, сам спишь, и морда твоя виднеется со всеми подробностями: там, скажем, глазки закрыты, изо рта пузыри вылетают. Одним словом, наглядная панорама.