– Что в лоб, что по лбу. Ведь документы у него.
– Он сказал, что это дело доставило вам неприятности и доставит их в будущем.
Фабио покачал головой.
– Невероятно, – пробормотал он.
– Что вас так шокирует? Вы же сами сказали, что из-за этого вас чуть не убили.
– Меня шокирует, что он использует подобный предлог, чтобы получить возможность самому опубликовать этот сюжет.
Жаклина Барт перенесла скелет морского языка на тарелку для костей и принялась за нижнюю половинку рыбы.
– Почему же он до сих пор не сделал этого?
– Может быть, ему все еще чего-то не хватает.
– А вы не можете представить себе другую причину?
– Например?
Она глотнула вина, покачала головой и отставила бокал. Один из официантов, не выпускавший ее из вида, тут же ринулся к столу. Она кивнула, он изменил направление и направился к бару.
– Например, что он вообще не хочет публиковать этот материал.
– Почему не хочет? Ведь он журналист.
– Возможно, кто-то его об этом попросил.
– Его это не остановило бы.
– Но если его попросили об этом очень настойчиво?
Фабио положил вилку и нож параллельно друг другу и вытер салфеткой рот.
– Вы хотите сказать, что ему угрожали?
– Например.
Наконец-то Фабио уловил суть.
– Вы считаете, что ему дали денег, чтобы он положил это дело под сукно? – Он ухмыльнулся. Многого он ждал от Лукаса, но такого…
Он наблюдал, как официант, успевший открыть новую бутылку шампанского, снова наполняет бокал госпожи Барт.
– Вы это серьезно? Тогда вы тем более должны сотрудничать со мной.
– С чего вы взяли?
– Вы должны быть заинтересованы в том, чтобы предать это дело гласности.
Она пожала плечами.
– Тысячи, десятки тысяч людей ели отравленный прионами шоколад. Неужели вы не заинтересованы в том, чтобы привлечь виновных к ответственности?
Наконец она доела свою рыбу.
– Для тех немногих, кто, может быть, заболел, любая помощь все равно опоздала. Зачем же заставлять десятки тысяч остальных бояться за свою жизнь? Те, кто отвечают за это дело, уж позаботятся, чтобы подобное не повторилось.
Фабио покачал головой:
– Я журналист. Я не могу так думать.
– А я могу.
– Поэтому вы не хотите мне помочь?
– Нет, не поэтому.
Официант убрал тарелки.
– Почему же?
– Потому что я ничего не знаю о документах, которые вы ищете. – Она улыбнулась. – Угостите меня еще одной сигаретой?
Фабио предложил ей сигарету и вынул из пачки еще одну, для себя.
– Давайте покурим на террасе? – предложила она.
Море под безлунным небом казалось черным. Вдали сверкали огни Амальфи. Прикрытые колпачками свечи на столиках террасы придавали желтизну лицам гостей. Трио вкрадчиво наигрывало неаполитанский репертуар. Поднялся легкий ветерок.
Фабио и Жаклина Барт сидели за столиком у балюстрады, пили кофе и курили.
– Красиво здесь, – произнес Фабио, чтобы оживить беседу.
Она только кивнула.
Трио заиграло «Un vecchio ritornello».[8] Жаклина тихо подхватила припев.
Когда музыка наконец умолкла, Фабио все-таки решился спросить:
– Можно задать вам нескромный вопрос?
Она покачала головой.
– В прошлый раз вы мне сказали, что вынуждены отказаться от дома и снова работать флористкой. Но вы продолжаете жить в своем доме и даже наняли экономку, а отдыхаете в пятизвездочном отеле.
Она откинула голову назад и выпустила в небо струйку дыма. Ее напряженность улетучилась, шампанское смягчило черты лица. Только теперь стало заметно, какой она была красавицей.
– Денег у мужа оказалось больше, чем я думала.
– Мне кажется, намного больше.
Она не ответила.
– Как вы это объясняете?
– Он не говорил со мной о деньгах.
– Вы просто констатируете, что денег намного больше, чем вы предполагали, и не задаетесь вопросом, откуда они взялись.
– Именно так.
– А вам не приходило в голову, что ваш муж мог взять деньги за то, что он оставит при себе свое открытие?
– Нет.
– Что он покончил собой от стыда? Что вы оплачиваете все это теми деньгами, которые стоили ему жизни?
– Сколько вам лет, господин Росси? – В ее голосе не было злости.
– Тридцать три.
– Мне в этом году стукнет пятьдесят. Когда женщина моего возраста стоит перед выбором: торчать ли ей в холодных подвалах в качестве вернувшейся к своей профессии флористки, подбирая букеты за нищенскую плату, или прохладными летними вечерами в обществе красивых молодых людей вроде вас глядеть на море с самой прекрасной в мире террасы, неужели, по-вашему, она затруднится выбором? Мой муж после своей смерти предоставил мне возможность такой жизни. Если он и продал свою душу, я – самый последний человек, который будет негодовать по этому поводу. – Сигарета в ее пальцах не дрожала. – Если все так, как вы думаете, – я повторяю, если! – если это так, я склонюсь перед ним и до конца дней сохраню для него почетное место в своем сердце. Она подозвала официанта и потребовала счет. Тот принес счет и протянул ей авторучку.
– Нет, не на мой номер, это уладит мой спутник.
Фабио выудил из кошелька свою кредитную карту и положил на тарелочку.
– Ведь я исхожу из того, что вы не пожелаете воспользоваться деньгами столь сомнительного происхождения?
– Да, так действительно лучше.
Официант принес чек. Чистота журналистской совести уже обошлась Фабио в двести шестьдесят тысяч лир.
Жаклина Барт встала.
– Прошу меня простить, я всегда здесь рано устаю.
Они обменялись рукопожатием.
Она улыбнулась.
