Лой ехал в Хуст с молодым учителем Эрнестом Шутяком. Это было неплохим прикрытием, поэтому Иван не отставал от своего попутчика, пока тот ходил по канцеляриям. Наконец, направился к сапожной мастерской. Увидев разведчика, Лонька растерялся и начал выгораживать себя:
— Был же я в автобусе! Федор, видно, меня не заметил. Я сам переживал — такой материал..
— Где же письмо? Давайте сюда…
— Это письмо — не кусочек кожи, держать его в своей мастерской я не могу, — увиливал сапожник.
— Всё же интересно, куда вы его дели?
— Куда, куда! Отдал назад десятнику, от которого его и получил. Чего же мне ставить капрала под удар? Он хороший человек. Правда, любит выпить… Да, деньги Попович не передавал?
— Я не могу поехать домой без письма, — настаивал Иван.
Кривой назначил встречу у железнодорожного вокзала. Там же Иван договорился встретиться с учителем, чтобы коротать вместе и обратную дорогу — в Вучковое. Теперь, идя к вокзалу, придумывал, как объяснить учителю свои дела с Лонькой. Решил сказать так: «Горькая нынче брынза и у мастеров. Отец пошил сапожнику костюм — на калеку ведь готовое не купишь, ну, а классный мастер не возьмётся шить… Теперь, чтобы разделаться с долгом, тот вынужден идти и трясти своих должников. Один вроде надёжный — живёт здесь, у вокзала…»
Но говорить с учителем на эту тему не пришлось. Они сели в зале ожидания. Шутяк углубился в газету, а Иван посматривал в окно — наблюдал за улицей, по которой должен был явиться сапожник. Минуты казались для него часами. Но вот и кривой — он прикатил на велосипеде. Лой вышел навстречу. Лонька кивнул на штабеля дров — надо, мол, им спрятаться от любопытных глаз. Иван пошёл за ним. Кривой оглянулся, сунул в его карман тоненькое письмо и поспешил прочь. Когда Иван выбрался на площадь, ему дорогу преградили двое. Один приказал:
— Руки вверх!
Не дав даже опомниться, втолкнули в автомобиль. Лой бросил взгляд на тротуар — поискал учителя. Но рядом с машиной заметил кривого. Предатель довольно ухмылялся.
Ивана отвезли на жандармскую станцию.
— Кому ты нёс письмо? — заорал хортист. — Что в нём написано? Не знаешь?
Письмо лежало на столе, но никто его не распечатывал. Значит, это была обыкновенная «приманка». Иван смолчал. Тогда начали бить.
— Кто с тобой работал? Не скажешь — сразу же отправим на тот свет без суда и следствия!
От ударов в голову потерял сознание…
Утром проснулся в камере— в наручниках, прикованный цепью к железной кровати. Рядом, согнувшись за столиком, спал его попутчик…
Жандармы почему-то присмирели. Учителя сразу отпустили, а в камеру привели Величко. Но на допрос их не вызывали. С Ивана даже сняли кандалы. По всему было видно: что-то у них случилось…
…Федор шёл на лесосеку в урочище Мохнатый. Его остановил военный патруль: идти прежней дорогой теперь запрещалось. Лесник, обойдя гору, спустился в ущелье с другой стороны. Он успел заметить: вдоль ручья солдаты копали траншеи, работала бетономешалка… Однако на этот раз волновало Голубя другое: с чем приедет Иван Дой? Под вечер автобус должен был возвращаться, и связной надумал встретить парня на остановке, чтобы сразу же поехать к перевалу. Будет письмо от Лоньки или нет — больше не мог отстрачивать ни одного дня. Хотелось поскорее встретиться с Орловым, попросить совета.
Ему помешали — после обеда вызвали в лесную управу. Во дворе стояла незнакомая легковая машина. Поповичу бросилось в глаза, что номера военные. По спине невольно пробежал холодок, но здоровань не съёжился. Из канцелярии навстречу вышли двое в штатском. Объяснили, что в его обходе зарублен медведь. Браконьер задержан жандармерией. Надо поехать в Воловое — оформить протокол.
Но уже в машине лесник понял: тут что-то не то. Заехали во двор жандармской станции. Его втолкнули в кабинет. Из-за стола поднялся грузный, как откормленный индюк, венгерский майор:
— Ну, большевистский голубок, попался?!
Резким ударом в печень Немеш сбил лесника с ног. Два жандарма его подхватили, но на какое-то мгновение он потерял сознание. Ледяная вода обожгла лицо, и вновь открыл глаза.
— Где Лой? Где главарь? — бесился хортист. — Всех расстреляем, всех!
Пытки и допросы продолжались. А тем временем в воспалённом сознании Голубя рождался дерзкий план…
Свет керосиновой лампы вяло падал на стол, за которым восседал тот же грузный Немеш. Рядом за маленьким столиком сидели два писаря. По углам стояли четыре жандарма. Немеш встал из-за стола и зашагал по комнате. Писари ловили каждое слово начальника. Допрос затянулся, и майор был утомлён…
Попович незаметно развязал ботинок, подвинулся поближе к столу. Всё произошло в мгновение ока. Улучив момент, он схватил с ноги ботинок и метнул им в лампу. Тут же бросился к двери и выскочил во двор. Пока жандармы спохватились, Федор уже перемахнул через тонкий дощатый забор. Вслед раздались выстрелы и крики:
— Ай мег! Стой!
Но лесника и след простыл. Немеш орал на подчинённых:
— Отдам под суд! Посажу на решётку! Всех до одного!
Беззвёздная ночь и глухой лес — враги жандармов.
И всё же Попович решил уйти подальше от Волового. Ломило спину, ныли побитые ребра. Ледяные ветви били по лицу. А он шёл и шёл…
Был последний день марта. Последний день группы.
Товарищи Голубя шли по кругам хортистского ада. Всех их свезли в Ужгород, и с каждым в отдельности «работал» майор Немеш. Абверовская выучка сказалась на практике: он решил затеять хитрую игру, чтобы выловить и «золотую рыбку» — Иосифа Лоя и попытаться выполнить главную заповедь своего наставника: «Ваши операции по изъятию местной большевистской агентуры дадут эффект в том случае, если таким способом получите данные о действующей по ту сторону Карпат советской контрразведке». Взяв дальний прицел на Лоя-старшего, Немеш и поставил под особый надзор Лоя-младшего…
Только через несколько недель Иван в бане увидел отца. От него узнал, что Поповичу удалось бежать.
Видимо, этот дерзкий, неожиданный побег путал очень многое в задуманной Немешем игре. А вскоре развернулись такие события, которые смешали его карты.
Гитлеровцы начали против Советского Союза вероломную войну. Следом за «наставниками» поспешили на восток хортисты. Кровавый почерк эсэсовских провокаторов, устроивших известную всему миру акцию — нападение на радиостанцию в Гляйвице, — что привело формально к войне с Польшей, обнаружил себя и на этот раз подлой провокацией: 26 июня 1941 года на словацкий город Кошице, находившийся под «опекой» Хорти, обрушились бомбы. В Будапеште было немедленно объявлено, что самолёты русских напали на мирные города Венгрии: Кошице, Ужгород, Мукачево… Только спустя годы станут известны подробности этой злодейской инсценировки абверовцев и их венгерских соавторов. Станет известно, как разрабатывали эту провокацию гитлеровский военный атташе в Будапеште Фюттерер вместе с шефом Немеша по нилашистской партии, начальником оперативного отдела генштаба Деже Ласло. И как было приказано перекрашенным фашистским самолётам сбросить несколько бомб на ближайшие к Карпатам города, чтобы дать Венгрии повод включиться в агрессию.
Когда Хорти послал за «добычей» свои первые «ударные войска» — части 8-го кошицкого корпуса генерала Сомбатхеи, Немеш понял: игра ни к чему.
Но Ивана Лоя уже по традиции продолжали держать в одиночке или же отдельно от других участников группы — и в будапештских тюрьмах: Конти… Маргиткэрут… Здесь судьба его свела со старым коммунистом из села Нелипена Полибачием — Павлом Вичевичем. И все более уверенным, спокойным становился у Ивана шаг, когда их выводили на прогулку вокруг тюремной виселицы…
Весной сорок второго в тюрьме Вац над группой началось судилище. Одного за другим вызвали в зал суда Василия Кикину, Ивана Юрика, Федора Хмиля, Василия Шегуту, Юрия Плиску… Вызвали отца и сына
