— Жаль, — сказал Корин, — жаль…
Марта с сочувствием смотрела на его темное, со следами сильного потрясения лицо. Сколько седых волос прибавилось в его густой шевелюре! Передышка Игорю сейчас совершенно необходима… Ему надо смириться с утратой Анги, а у нее свои заботы. Корин любуется видом Города и почитывает книги, Лланма лежит в глубоком сне в салоне глайдера, а все неотложные дела на ней, Марте. И никому не интересно, что она тоже устала, что нервы у нее не железные. Чего ей стоил один подъем на гребень перевала — с потерявшим сознание Кориным и ослабевшей девочкой! Страшно вспомнить… Вокруг черно от пеплопада, с неба сыплется град камней (извержение все-таки началось в самый неподходящий момент!), а она, обессилевшая, сплавляет лучеметом груду камней над телом бедной Анги в сплошной саркофаг — чтобы ни один хищник не смог добраться до нее. Хорошо еще, «Гриф» смог вывезти на перевал Игоря с Лланмой, а уж ей пришлось подниматься по отвесной стене почти в полной темноте…
А дальше счастливый, невероятный случай — должно же было и им немного повезти! Она стояла в полной растерянности на скалистом гребне, не зная, что предпринять, и вдруг в малиновом отсвете извержения разглядела странное грибовидное строение.
Это спасло экспедицию от гибели — спасло, поскольку в районе здания поле провремени было стабилизировано. Бывший владелец этого экзотичного замка был человеком предусмотрительным: машины в подвале работали исправно, хотя им явно была не одна сотня лет! Но ситуация весьма сложная… «Гриф» выдохся, его батареи почти полностью сели. Быть может, до Города глайдер еще дотянет — а что делать на обратном пути? Остается надеяться, что Логинов, обеспокоившись их долгим молчанием, пошлет на помощь группу десантников на тяжелом «Беркуте». И не прогадает! Да, планета велика и почти не исследована, но главное находится здесь. Главное — здесь…
— Главное — здесь… — невольно произнесла она вслух, и Корин с недоумением посмотрел на нее.
— Почему ты в этом так уверена? — спросил он. — Ты словно мои мысли прочитала. Я который день уже терзаюсь: быть может, все было напрасно? И гибель Анги, и наш тяжелый переход… Город-то может оказаться заброшенным и пустым, как гнилой орех!
Марта пытливо посмотрела на друга:
— Нет, Анга погибла не напрасно. Мы в двух шагах от разгадки тайны Ветра Перемен. Еще три дня назад я нашла в каминном зале один странный документ… несколько страниц из дневника бывшего владельца этого замка, старого аристократа и гениального ученого Ронуса Белиуса. Он жил в полном уединении здесь, на перевале, почти девятьсот лет назад…
— Он имеет какое-то отношение к Городу? — заинтересованно спросил Игорь.
— Он ко всему имеет отношение… Ты уверен, что уже пришел в норму? Тогда пойдем в каминный зал — я дам прочитать тебе перевод, сделанный мозгом глайдера. Это самая ценная находка за все годы существования станции!
«…Такой отменной, я бы даже сказал, отборной тупости я еще нигде не встречал, даже в нашей доблестной и высокоученой Академии. Эти человекоподобные вояки заполнили весь замок — естественно, под предлогом защиты моей лаборатории от возможного нападения десанта коварных шариан. По флигелю, построенному еще моим прадедом, стало невозможно ходить: коридор там узкий, и теперь его через каждые десять шагов закупоривает брюхо очередного солдата.
Все они, видите ли, жаждут положить голову за отечество! Хотя именно во флигеле нет ни одного прибора, ни одной машины — зато там располагаются кухня и продуктовый склад. Ну да Бог с ними, с солдатами…
Настоящие хлопоты мне приносит один бравый субкапитан по имени Нейт Горскин. Интересный тип… Всего в нем понемножку: и изысканных манер (родом он, кажется, из боковой ветви анграфов Горскиных, прославившихся во время Двухвекового Противостояния), и казарменной наглости, и даже кое-каких научных познаний. Мне уже за пятьдесят, я объездил полмира и встречался с сотнями умнейших людей, но почему-то с этим воякой я нередко теряюсь. Это опасно — в моих планах Горскин играет важную роль. Впрочем, у него наверняка имеются и СВОИ планы, мне еще не вполне ясные…
Очень своеобразное у него лицо: длинное, узкое, с красивыми серыми глазами и изящно свитыми раковинами ушей, которые выдают в нем древность и почтенность рода. Но волна губ явно не удалась… Брак, дурно пахнет полукровкой. А вот голос у Горскина хорош — глубокий, бархатный, с красивыми обертонами и замечательно поставленной дикцией. Не прост тот субкапитан, не прост…
Манеры у него тоже своеобразные. Например, в самые мои плодотворные утренние часы, когда слуги ходят только на цыпочках и бояться дохнуть, Горскин обожает вламываться ко мне в кабинет и с крайне утомленным видом падать на антикварное кресло времен Бескровной Войны. У меня, естественно, перо начинает дрожать в руке. Приходится собирать волю в кулак и делать вид, что на меня нашло вдохновение, чтобы не доставить этому полукровке удовольствия. Минут десять мы занимаемся каждый своим любимым делом: я вывожу какую-нибудь изящную формулу поля вероятностей, а субкапитан обозревает свои давно не чищенные сапоги. Затем он громко кашляет, вскидывает голову, отбрасывая на плечи красивые вьющиеся волосы, и произносит нечто вроде:
— А хороши вчера были за ужином грибы! Вы любите грибы, Белиус? Нет, ежели в них добавить сорок капель мускуса из печени морских доржей, а затем обложить свежесрезанными листьями комии и вымоченными в дарском вине устрицами…
Я делаю вид, что не слушаю эти разглагольствования, и старательно вывожу одну и ту же формулу третий раз подряд. Ничего не скажешь, в старинной кухне Горскин разбирается недурно…
Субкапитан неожиданно теряет интерес к тушеным грибам и вновь начинает неподвижным взором обозревать кончики своих сапог. Я мысленно облегченно вздыхаю и возвращаюсь к работе. Но минут через двадцать этот тип вдруг произносит сравнительно интеллигентным тоном:
— Сегодня у меня к вам серьезный разговор, Белиус.
— Если вы опять об угрозе шарианского десанта… — говорю я нарочито небрежно.
— Десант? Какой десант? Белиус, не стройте из себя ребенка. Вы отлично понимаете, что предлог, под которым я со своими людьми торчу здесь целый месяц, смехотворен. Десант! Откуда? Неужто вы не заметили из окон своего кабинета, что там, за горами, нет ни одного шарианского поселения до самого побережья?
— Тогда не понимаю, чему обязан… — смущенно бормочу я, но Горскин недоверчиво качает головой:
— Белиус, на каком свете вы живете? У вас в гостинице стоит видеоприемник, вы выписываете кое- какие газеты — я проверял. Я уже не говорю о том, что вы, как и вся высшая аристократия (с какой иронией он произносит эти слова!), постоянно получаете секретную информацию о положении дел в Кардиании и за рубежом. Верю, верю, вы растапливаете секретными пакетами камин, так и не распечатав их, но признайтесь: разве вы не догадываетесь, что мы стоим на пороге войны?
— Войны?! — кричу я, поднимаясь из-за стола. Надеюсь, удивление у меня получилось достаточно естественным.
Горскин устало усмехается:
— Вот именно, мой дорогой Белиус, войны. Я не собираюсь обсуждать с вами, почему и зачем это происходит. Впрочем, у меня с собой есть несколько листовок общества пацифистов, сам изымал у них недавно при обыске. Там все прямо написано: мол, виноваты крупные толстосумы-промышленники, жаждущие наживы на крупных военных заказах. И правительства Шарии и Кардиании хороши — им бы только свалить свои провалы в экономике на соседа, на «вражеские происки». А поддерживает военную истерию одряхлевшая, выжившая из ума аристократия, которая мечтает в общем хаосе вновь прийти к власти. Устраивают вас такие объяснения?
Я негодую — на сей раз вполне искренне.
— Так я и думал, — удовлетворенно говорит Горскин. — А теперь в двух словах напомню, что пишут про это наши славные газеты…
— Не надо, — умоляюще прошу я. — Только не это!
— Очень хорошо, эта жвачка предназначена не для умных людей, а для тупой толпы. Для нас, людей дела, важно другое: война приближается с каждым днем! Из донесений разведки следует, что шариане активно работают над созданием нового мощного оружия. Вы слышали что-нибудь о тирах?
Недоумевая, я отрицательно качаю головой.
