Парацельсе, флиртовать с малознакомым человеком – да это же вопиющее попрание всех мыслимых моральных устоев! На помощь подавленному юноше неожиданно пришел чуткий огр. Взяв разволновавшегося геолога под локоток, он негромко, но так, чтобы было слышно не только Эксиласу, участливо произнес:
– А Марыся твоя, Эксис, расцвела краше прежнего. Мается бедняжка в одиночестве. Все глаза выплакала, тебя дожидаючись.
Незатейливая уловка хитроумного шамана удалась на все сто. Смущенный анахорет отскочил от зеленоглазой чаровницы, словно кипятком ошпаренный. В свою очередь, Эниэль также встряхнулась от манящего дурмана медоточивых речей коварного обольстителя и, взяв Парацельса за руку, виновато проворковала:
– Вот такие мы – девушки – слабые существа.
На что землянин лишь обнял возлюбленную за плечи и, прижав к себе, что-то прошептал ей тихонько на ушко, отчего та задорно рассмеялась и потрепала юношу за волосы. На этом инцидент, похоже, был исчерпан.
В это время Зенон, стоя в сторонке, молча посмеивался про себя, пытаясь представить, какой будет физиономия бедного Эксиласа после того, как тот узнает, что его Марыся в отсутствие любимого супруга вела отнюдь не монашеский образ жизни. «Воистину блаженны пребывающие в неведении, – на ум пришли с детства памятные строчки одного из заклинаний-оберегов, – ибо от великого знания великие беды проистекают». Что касается самого факта встречи юноши с отцом возлюбленной, он был необычайно смущен и не знал, как вести себя с этим человеком.
– Итак, господа, прошу проследовать в мое жилище! – громко объявил Эксилас. – Это неподалеку отсюда на берегу одной небольшой речушки…
– Вот так, мой друг Эксис, наша четверка и очутилась на этой планете. Ты только не переживай, Кайлу мы обязательно вырвем из лап безликих, – закончив свой рассказ, Зуур эр Шуур извлек из кармана шорт магический доппель и, сунув едва ли не под самый нос геолога, авторитетно заявил: – Смотри, колечко, а на нем светящаяся метка. Ну, так вот, этот артефакт – магический двойник перстня, что в данный момент носит твоя дочь. Видишь, я его кручу в руках, а метка-указатель остается на месте. Это означает, что Кайла жива и находится на Данаибе. Кстати, не раскрою большого секрета, а отцу это нужно знать в первую очередь, – премудрый шаман бесцеремонно указал рукой на Зенона, – этот юноша, Эксис, в скором времени станет твоим зятем. Именно благодаря его стараниям и находчивости мы вовремя кинулись в погоню за похитителями…
Хозяин и гости сидели на довольно удобных скамейках, за врытым в землю столом на берегу неширокой и неторопливой речушки, берега которой поросли густыми зарослями прибрежного тростника. В двух десятках шагов от реки, в тени плодовых деревьев, стояла небольшая хижина. Снаружи строение представляло собой несколько вкопанных в землю по кругу опорных шестов, оплетенных между собой более тонкими ветками. Основой куполообразной крыши стали толстые жерди. Кровельным материалом послужили тростниковые маты, уложенные в несколько слоев и надежно связанные друг с другом кусками крепких лиан. Пол хижины из расщепленных пополам бревен, мастерски подогнанных одно к другому, был приподнят над поверхностью земли примерно на полметра. У противоположной от входа в жилище стены между двух опор висел сплетенный из гибких довольно толстых лиан гамак. Какой-либо иной мебели внутри дома не наблюдалось. Под крышей и по стенам как внутри, так и снаружи хижины были развешены связки различных трав, корешков и плодов. Короче говоря, состояние жилища свидетельствовало о завидной основательности и домовитости здешнего хозяина.
Во дворе под тростниковым навесом непосредственно у берега стоял выложенный из камней, скрепленных между собой глиной, кузнечный горн, оснащенный кожаными мехами. Рядом на земле приличная куча древесного угля, деревянные бочки с водой, гора речного песка, на грубо сколоченном верстаке разнообразный кузнечный и слесарный инструмент, а также множество железных, медных и бронзовых заготовок различной формы и веса.
Неподалеку от кузницы на железной треноге стоял приличных размеров бронзовый сосуд, шарообразной формы с довольно узким горлышком. Тут же в деревянной бадье валялся изготовленный кустарным способом медный змеевик. Сосуд и тренога почернели от копоти, змеевик же был покрыт сине-зеленым слоем окислов меди, все эти признаки определенно указывали на то, что данным самогонным аппаратом пользовались довольно часто.
Скамьи, на которых сидели гости и хозяин, и стол были искусно сработаны из нетолстых бревен и расщепленных стволов деревьев, скрепленных между собой железными и медными гвоздями и скобами. Стол буквально ломился от разного рода яств растительного и животного происхождения, разложенных на бронзовых блюдах и широких банановых листьях. Кроме закуски здесь присутствовало множество металлических, а также выдолбленных из тыквы баклаг с разнообразнейшим булькающим содержимым: ароматным домашним вином, пивом, сваренным кустарным способом, и крепчайшим самогоном, полученным – по заверениям самого производителя – «методом тройной перегонки и многоступенчатой промежуточной очистки». За неимением столовых приборов, кроме ножей, еду брали руками, а в качестве бокалов пользовались скорлупой какого-то крупного ореха.
– Зять?! – Эксилас Ноумен с недоумением посмотрел на Зенона. – Но моя девочка еще такая маленькая! Куда же ей замуж?!
– Глупые мужики! – едва не рассмеялась Эниэль. – Для вас все половозрелые особы противоположного пола – потенциальный объект для удовлетворения вашей похоти. Однако дочерей своих вы всегда считаете наивными девочками-крошками с розовыми бантиками на голове, даже в том случае, если они уже давно и беспощадно эксплуатируют ту единственную свою драгоценность, за сохранностью которой обычно вы – отцы – неусыпно следите.
– Окстись, Эксис, – поддержал ехидную эльфийку Зуур эр Шуур, – твоей Кайле уже за двадцать. Вспомни, сколько было Марысе, когда сам ты стал отцом?
– Неполных девятнадцать, – автоматически выдал Эксилас и тут же нашелся: – Но тогда было другое время. Мы были более ответственными и вообще…
На что находчивая Эниэль тут же съязвила в своей обычной манере:
– Ага, просидел безвылазно в этом благодатном раю, ответственный ты наш, взвалил все тяготы ведения домашнего хозяйства и заботы о воспитании дочери на плечи хрупкой женщины, а теперь еще и выпендривается: видите ли, дочурка у него маленькая, молодежь безответственная, времена другие.
– Да я разве возражаю, – покраснел от смущения отшельник, да так, что загорелая кожа не сумела этого скрыть. – Так, выразил некоторые сомнения. Последний раз, когда я имел счастье видеть Кайлочку, она была вот такусеньким, – Эксилас показал руками, – малюсеньким комочком живой плоти, глазастым и весьма горластым. Помнится однажды полночи с ней на руках пропрыгал, весь свой песенный репертуар исчерпал, а она все не унималась… – и, зажмурив глаза, неожиданно для присутствующих произнес: – Счастье-то какое!
Все присутствующие с жалостью посмотрели на пленника Данаиба, даже неугомонная максималистка Эниэль, сменив гнев на милость, выдала:
– Бедный, бедный Эксилас, как же мне вас жалко.
С минуту все сочувственно молчали. Первым, как всегда, опомнился огр. Вовремя поняв, что Эксилас Ноумен вот-вот расплачется от жалости к себе, штатный маг решил отвлечь мужчину от грустных мыслей.
– Не вешай носа, Эксис! – произнес он бодрым голосом и, подняв над столом ореховую скорлупу, наполненную чем-то по вкусу и крепости напоминающим хорошее бренди, провозгласил во всеуслышание: – Давайте дерябнем за встречу. – После того как все выпили и закусили, он обратился к слегка раскисшему Эксиласу: – А теперь, друг мой Эксис, поведай-ка нам, как это тебя угораздило очутиться в этом райском уголке, где практически на каждом дереве или кусте произрастает сырье для великолепной выпивки, и нет ни дикого плотоядного зверья, ни гадов ползучих, ни даже мух, комаров и прочей назойливой мелюзги?
– Тоже мне рай, – саркастически хмыкнул геолог, – с тоски сдохнуть можно, а от безысходности и отчаяния порою хоть волком вой. Я тут было запил, но вовремя спохватился. Теперь виноделием балуюсь больше из любви к искусству. Очень редко позволяю себе расслабиться.
– Бедняжка! – прижав сжатые кулачки к подбородку, сочувственно воскликнула Эниэль. – Двадцать лет
