ихняя, женка то есть, убыли из нумеров ночью, и были оне с двумя чемоданами…
– Немедля… – побагровел Васильев, вскочив с кресла, – немедля послать людей на вокзал и пристани! Перекрыть все тракты и дороги! Дать описание Родионова каждому постовому, каждому караульному. Задерживать всех подозрительных и слать их ко мне в Управление. Выполнять!
Он бессильно плюхнулся в кресло.
– Тебе не кажется, что чета Родионовых уже давно покинула наш город и теперь едет или плывет, весело усмехаясь, как ловко она одурачила глупых легавых в славном городе Казани? – тихо спросил Савинский.
– Кажется, – так же тихо буркнул в ответ Васильев. – Поэтому сейчас я поеду в Управление и пошлю во все губернские города телеграммы, чтобы в случае появления у них этой преступной четы был произведен немедленный их досмотр на предмет драгоценной похищенной короны. А главное – я пошлю телеграмму в Москву. Медвежатник Родионов их человек, вот пусть они им и занимаются, – остро посмотрел на Николая Ивановича полицмейстер. – Ежели наш замечательный и неуловимый вор выехал в Первопрестольную, то корону наверняка найдут в его вещах, а это значит, что пять лет каторги как минимум ему обеспечены.
Васильев поднялся с кресла и посмотрел на Савинского.
– Ну, что, пошли, что ли? Здесь нам делать более нечего…
Глава 26
ХУДОЖНИКА ОБИДЕТЬ ВСЯКИЙ МОЖЕТ!
На перроне Казанского вокзала вовсю наяривал военный духовой оркестр. Оказалось, в Нижнем Новгороде к поезду прицепили вагон с какой-то августейшей особой, кажется, одним из многочисленных дядей императора, а стало быть, великих князей. Его и встречали с музыкой и помпой.
Первым взяли Мамая.
– Господин Шакиров? – спросил один из двух весьма плотных мужчин, крепко взявших Мамая, как только он вышел из вагона, под белы рученьки.
– Неты, – почти честно ответил Мамай, уже подзабывший свою настоящую фамилию.
– А нам кажется, что ты все-таки господин Шакиров, – выдохнул в лицо Мамая первый плотный мужчина, и они потащили его к зданию вокзала.
Савелия с Лизаветой поджидал сам исправляющий обязанности полицмейстера надворный советник Херувимов.
– С приездом вас, – любезно поздоровался он. – Позвольте ваш багажик?
Он кивнул бывшим с ним людям, и они в мгновение ока подхватили оба чемодана.
– И саквояжик ваш, будьте так любезны, – лучился доброжелательностью Херувимов.
– А санкция на досмотр наших вещей у вас имеется? – очень вежливо спросил Родионов.
– Имеется, – сахарно улыбнулся Херувимов и достал из кармана листок бумаги. – Извольте посмотреть, господин Родионов: вот разрешение, подписанное господином прокурором. Ой, – Херувимов изобразил на лице некоторый испуг, – что это? Ах, да это же печать из прокурорской канцелярии! Вы удостоверились? Вопросы еще имеются? Ну, тогда, Савелий Николаевич, и вы, – он почтительно обернулся к Лизавете, – следуйте за нами.
В это время вспыхнула магнитная вспышка. Херувимов зажмурился и прошипел:
– Уберите этого.
Два человека в штатском тотчас бросились к длинному худому еврею с фотографическим аппаратом и треногой, собирающемуся сделать еще один снимок.
– Ви что делаете? Я – свободный художник! Вы грубейшим образом попираете мои гражданские права! Значит, вот ви как обрасчаетесь с приезжими гостями?! – донеслось до Родионова. – Художника обидеть всякий может…
Фотограф, которого агенты Херувимова буквально уносили с перрона на руках, брызгал слюной, неистово брыкался и размахивал непомерно длинными руками, пытаясь отобрать у одного из агентов деревянную треногу.
Когда агенты отнесли прочь свободного художника и вернулись, Херувимов уже нормальным голосом произнес:
– Следуйте за мной.
Савелий с Лизаветой переглянулись, мысленно подбодрив друг друга, и двинулись вслед за ним. По бокам их и сзади шли агенты господина надворного советника.
С их приходом в кабинете начальника станции сразу стало тесно.
– У этого ничего нет, – доложил Херувимову один из плотных мужчин, что брали Мамая. – Будем отпускать?
– Ни в коем случае, – бросил на него недовольный взгляд надворный советник. – Покуда мы будем производить досмотр вещей господина Родионова, он останется здесь. Господин Шакиров был с ними в Казани и, надо полагать, принимал участие в ограблении банка, совершенном господином Родионовым.
– О каком ограблении вы говорите? – сделал удивленные глаза Савелий. – Нельзя же так огульно и бездоказательно обвинять честных людей в не совершенных ими поступках. Это оскорбительно, в конце концов…
– А вот это мы сейчас проверим, – перебил его Херувимов и кивнул своим людям. – Приступайте.
Первыми были досмотрены дорожные чемоданы. Кроме белья и галантерейных вещиц Лизаветы, в них, конечно, ничего не оказалось. Нимало не расстроенный Херувимов попросил подать ему кожаный саквояж Савелия. Он увидел, нет, скорее почувствовал, как напряглась хорошенькая супруга Родионова. Надворный советник театрально улыбнулся и, не сводя глаз с Савелия, медленно раскрыл саквояж. Потом Херувимов перевел взгляд на содержимое саквояжа, и улыбка исчезла с его лица.
Саквояж был пуст. Ну, если не считать бутылочки одеколона, маникюрных ножниц и пилки для ногтей, аккуратно покоящихся в кожаных кармашках.
Херувимов с силой захлопнул саквояж и впился испепеляющим взором в Родионова:
– А где?..
– Что –
Удача… Херувимов ждал ее, надеялся на нее. И вот – все полетело в тартарары. Не будет триумфального доклада обер-полицмейстеру, после которого старик произнес бы долгожданные фразы: «А не засиделись ли вы, голубчик, в исправляющих обязанности? Пора, пора становиться вам полноценным полицмейстером. Сегодня же буду ходатайствовать перед генерал-губернатором об утверждении вас в сей должности. Вы ее более чем заслужили…»
Не будет и хвалебной статьи в «Губернских ведомостях», где ушлые газетчики картинно распишут его спасителем национальной реликвии. Не будет завистливых поздравлений сослуживцев-приставов, на которые он будет снисходительно отвечать заранее приготовленной фразой:
– Ну что вы, господа, мне просто повезло несколько больше, чем вам…
Херувимов сник, плечи его опустились. Он, словно обгоревшая свеча, оплыл и потерял первоначальные формы.
– Не смею вас больше задерживать, – глядя мимо Родионова, с трудом выдавил он.
– И это все? – изобразил на своем лице крайнее удивление Савелий Николаевич.
– А что вы еще хотите? – убито спросил Херувимов.
– Ну, хотя бы извиниться за причиненные нам неудобства, – вежливо заметил Родионов.
– Прошу прощения за причиненные вам с супругой неудобства, – деревянно сказал надворный советник.
– Ну что вы, не стоит извинений, – благосклонно улыбнулся Родионов, не скрывая явной насмешки в голосе. – Мы понимаем, что у вас просто такая служба. Верно, дорогая?
– Конечно, – доброжелательно кивнула Лизавета, – мы и не думали на вас сердиться.
– Благодарю вас, – из последних сил постарался быть вежливым Херувимов. – Вы можете быть свободны. И, пожалуйста, отпустите, – он обернулся к своим помощникам и кивнул в сторону Мамая, – этого… господина.
Их квартира на Большой Дмитровке показалась обоим долгожданным
