Безвольное тело завалилось на бок, опрокинув стул.
Девушка, вжавшись в угол, боялась пошевелиться, со страхом наблюдая за Кирьяном.
Улыбнувшись, Курахин устроился рядом.
– Да ты вся дрожишь! – расчувствовался жиган. Голос у него был проникновенный, сочувствующий – ничего не осталось от того человека, каким он был всего лишь минуту назад. – Что это на тебя нашло? А может быть, это я тебя напугал? Пустое! Это же я, твой Кирьян!
– Да-да, я вижу, – кивала Дарья, сглатывая слезы.
– Даже прическа у тебя растрепалась, – продолжал сочувствовать жиган. – Давай я тебе ее поправлю. – Стволом револьвера он бережно убрал с ее лба прядь. – Вот так... Теперь ты у меня настоящая красавица!
– Спасибо.
– Пустяки... Если бы ты знала, девонька, как я по тебе скучал. Бывало, такая тоска накатит, что белый свет возненавидишь. Ты меня слышишь?
– Да, Кирьян, я тебя слышу, – торопливо закивала девушка.
– Я вот что думаю, Дашенька, как бы мы с тобой хорошо жили, повернись оно все по-другому. – Кирьян притянул к себе девушку. – Ну чего ты все ухмыляешься? – укорил он Егора. – Неужели в нашу любовь не веришь?
– Отчего же не верить-то?
– Тогда скажи, Егор, мы правда хорошая пара?
– Лучшей я не знаю.
Вдруг Кирьян отстранился от Дарьи. Некоторое время он разглядывал ее в упор, с заметным интересом, словно бы видел впервые.
После чего спросил:
– А ты ведь тоже меня любила, Дарья. Признайся, ведь любила?
Разговор затягивался. Отвернувшись, Егор спрятал ухмылку – одичал Кирьян в одиночестве, пусть душу отведет.
Егор Копыто подошел к окну и, раздвинув чуток занавески, посмотрел во двор. Его встретила ночь. Тихая, прохладная, равнодушная. Где-то у забора должен стоять автомобиль, отсюда не рассмотреть.
Брезгливо отпихнув ногой руку убитого, он вернулся к столу и устроился на освободившийся табурет.
Торопить Кирьяна не полагалось – пахан знает, что делает. А потом, Фартовый не лишен был чудачеств, не театр, конечно, но слушать занятно.
Неожиданно Кирьян нахмурился:
– Вот ответь мне, барышня, что же у тебя за натура такая – любить порочных? Сначала в одного жигана втюрилась, потом в другого! – брезгливо кивнул он на распластанный труп. – А может, тебе и третьего захочется?
Девушка отвернулась, закусив губу.
– Ты как, Егор, не хочешь побаловаться? Для друга мне ничего не жалко.
– А что, я готов, бабенка она справная, – мелко хихикнул Копыто.
– Кирьян, – взмолилась Дарья, – оставь меня!
– Знаешь, какая у меня мечта была, пока я у чекистов гостил? – Голос Фартового неожиданно посуровел.
– Какая?
– Вытягивать из тебя клещами жилочку за жилочкой, чтобы видеть, как ты от боли на стенку лезешь.
– Не делай этого, прошу тебя! – взмолилась Дарья.
Кирьян поднялся.
– Думал сам ее, собственными руками... А как увидел эти глазища, понял, что не смогу, – честно признался жиган. – Будто бы переворачивается во мне что-то. Никто так мне в душу не заглянул, как эта баба! Знаешь что, Егор, сделай это сам. Я тебя во дворе подожду.
– Как скажешь, Кирьян, – с видимым равнодушием согласился Егор. – Мне-то не впервой. – Сорвав со стены бельевую веревку, Копыто подступил к девушке. – Иди сюда, моя красотуля, я тебя сейчас приголублю!
Дарья отшатнулась.
– Не делайте этого, умоляю вас!
Кирьян вышел, громко хлопнув дверью. Спустившись с крыльца, Кирьян поймал себя на том, что он уже вычеркнул Дарью из списка живых. Из-за двери раздавался ее голос, очевидно, она умоляла пощадить ее, но в действительности от нее осталась всего лишь тень, так сказать, оболочка, не вызывавшая в его груди ни малейшего душевного отклика. Это как пожелтевшая от времени фотография, стоящая на чужом комоде и в чужой комнате. Держишь ее в руках, всматриваешься в лица, и ничего в душе не шевелится. Потому что снимок давний, а люди, запечатленные на фотографии, уже давно ушли.
Ожидание было недолгим. Громко стукнув дверью, вышел Копыто. В руках сумка.
– Как ты ее?
– Узел на шее затянул, – буркнул Копыто, – она как-то хрюкнула и голову набок закинула.
Кирьян нахмурился:
– Без подробностей. Что в сумке?
– Барахлишко собрал. Кое-какие шмотки были, не пропадать же добру. Ей-то уже без надобности, а вот нашим марухам в самый раз будет.
– Оставь! – сказал Кирьян.
Егор удивленно захлопал глазами:
– Шутишь, Кирьян? Чего это легавым-то оставлять?!
– Мне от этой сучки ничего не надо.
Сказано было тихим усталым голосом, но Егор понял, что сейчас не самый подходящий момент для возражений.
Зашвырнув сумку в глубину двора, буркнул:
– Пускай тогда поищут.
Егора Кирьян знал давно и доверял ему. Жиган он верный и рисковый. Умеет подчиняться, но и сам не промах. Фартовый знал, что у Егора есть сестра, которую тот очень любит и держит подальше от своей воровской жизни. Бережет, значит. Не любит, когда другие жиганы расспрашивают его о ней. Небось и барахлишко тоже ей подсобрал. Ничего, обойдется...
Уже не таясь, жиганы вышли на пустынную улицу и спешным шагом направились к машине. К их удивлению, на улице ее не оказалось...
– Что за хренотень? – невольно выругался Кирьян. – Где машина? Да я твоему шутнику ноги на шее завяжу!
– Не горячись, Кирьян, – увещевал его Копыто, – что-то здесь не так. Прежде за ним таких шуток не наблюдалось... Глянь туда! – кивнул он в сторону кустов.
Под кустом боярышника, скрючившись, лежало безжизненное тело.
– Никак Колька?
– Он самый. Кто же это его так крепко приголубил? Эх, машину жаль!
Взяв водителя за плечи, Кирьян перевернул его на спину. Негромко простонав, Колька открыл глаза.
– Где машина? – тряхнул Кирьян его за плечи.
– У-у, – ухватился он ладонью за голову. – Не знаю.
– Ты хоть помнишь, что произошло? – подошел Егор.
– Не помню... Голова гудит... я ведь из машины даже не вылезал. Услышал, что кто-то идет, думал, что вы. Повернулся, а меня хрясь по кумполу... И я отключился.
Кирьян нахмурился:
– Ты хоть рассмотрел, кто тебя по макушке звезданул?
– Где тут, – только простонал Колька. – Хотя постой... Помню, что кожанка на нем была... Такая, какую
