помочь советской власти, – поблагодарил чекист.
Упрашивать не пришлось. Протиснувшись между стоящими чекистами, понятые выскользнули в коридор.
– А с вами, товарищ хозяин завода, у нас будет более обстоятельный разговор. Так что прошу вас послезавтра к двенадцати часам на Лубянку.
– Это вы меня официально приглашаете? – ахнул Иван Тимофеевич.
– Разумеется, вот повестка, – протянул чекист листок бумаги, на котором было написано число и время.
Юдин осторожно взял бумагу.
– Господи боже мой, этого еще не хватало!
Начальник группы, выглянув в коридор, громко позвал:
– Антип, давай сюда! И Николая не забудь прихватить. У нас тут два мешка вещественных доказательств, дотащить нужно.
Горловину у мешков с деньгами завязали веревкой и, взвалив мешки на спины, потащили за территорию завода. Только когда уже отошли на значительное расстояние, Кирьян посмотрел на коптящие трубы и усмехнулся:
– А ведь хотел этого бухгалтера замочить.
– Ладно, бог миловал.
– Старикашка крепко держался, не выдал. За такое содействие ему и денег можно дать.
– Пусть спасибо скажет, что живым остался.
Егор Копыто, подбросив на плечах мешок, заметил:
– А ведь сторож чего-то почувствовал! Мог бы настоящих легавых пригласить.
– Кто на шухере стоял? – спросил Кирьян, посуровев.
– Я, – отозвался Антип.
– Где я тебе велел быть?
Не ожидая грозы, тот продолжал улыбаться. День удался, сейчас могут простить и не такое. Поклажа столь тяжела, что ее едва тащили, а если деньгами распорядиться с умом, так можно с полгода жить всласть. Но Кирьян не из таких, чтобы долго отдыхать, отдышится, да и опять на дело пойдет.
– У ворот.
– А ты где был?
– Я на территорию зашел, там обыск проходил, как-то не хотелось от других отставать.
– А если бы в самом деле чекисты нагрянули, тогда что? – сурово спросил Кирьян.
Сегодня не тот случай, чтобы давить, хотя в прежние времена за такое ротозейство могли бы и на пику поставить.
– Кирьян, да прости ты его, – заступился за опального Егор Копыто, продолжавший находиться в благодушном настроении. – Не каждый день такой фарт подваливает.
Кирьян улыбнулся. На то он и пахан, чтобы улавливать общее настроение жиганов. Фарт валит, значит, и сам должен быть довольным. А нерадивого следует только пожурить, пусть знает, что пахан способен быть великодушным.
– За бабой он побежал... пока диван тащили, он ее в уголке зажимал. Кажись, свидание назначил.
– Так оно и было? – весело поинтересовался Кирьян.
– Да. Задержись мы подольше, так я бы ей вдул! – мечтательно протянул Антип.
– Ничего, еще успеешь, – подбодрил Гаврила.
Улыбаясь, Кирьян продолжал:
– Бабы деньги любят.
– Здесь такая прорва хрустов, что их на полжизни хватит.
– Это точно.
– Если ты такой любвеобильный парень, то я тебе еще и от себя могу добавить. – Кирьян сунул руку в карман и вытащил гривенник. Сунув его в ладонь жигану, сказал: – Держи!
Взяв монету, Антип удивленно спросил:
– Что это такое?
– А это и есть твоя доля. В следующий раз хлебалом торговать не будешь, а значит, и за бабами не станешь бегать.
– Кирьян, что-то я тебя не понимаю. Ты меня за шпану, что ли, какую-то держишь? – посуровел жиган. – Мне нужна моя доля!
Завод был уже далеко. Жиганов никто не видел. Только трубы, что коптили темным смрадом, подсматривали за ними из-за верхушек деревьев. Место тихое, безлюдное.
Подходящее место для убийства.
Жиганы, поотставшие с поклажей, бережно, как любезного товарища, поставили под куст диван, сели на него и, воспользовавшись неожиданным отдыхом, принялись сворачивать цигарки.
Разворачивался неожиданный спектакль, не хотелось бы ничего пропустить. Молодой поднял голос на пахана, и более опытные жиганы, встав полукругом, с интересом ожидали, как Кирьян будет сбивать ему рога.
Всем было известно, что Фартовый не прощал даже косого взгляда, брошенного в его сторону. А тут почти вызов! Воткнет финку в бок, перешагнет через распластанный труп и пойдет своей дорогой.
– Восстал, значит, – с интересом полюбопытствовал Фартовый.
Взгляд удивленный. Такой бывает только у сытого кота, следящего за нахальным мышонком, что пьет молоко из его блюдца. Сейчас он решал для себя простую задачу: придавить его лапой или все-таки понаблюдать, насколько далеко тот может зайти в своем нахальстве.
– Ты на кого голос поднимаешь, сявка? – добродушно поинтересовался Кирьян.
– Я дело говорю, Кирьян. Не по себе воз тащишь. А потом – у жиганов к тебе обиды накопились. Верно я говорю? – посмотрел Антип на жиганов, обступивших их полукругом.
На губах Курахина промелькнула снисходительная улыбка, мгновенно отозвавшаяся на лицах жиганов. Растет молодежь, чего тут скажешь. Ей палец в рот не клади!
– В прошлый раз, когда хату мануфактурщика Попова распотрошили, так ты себе все бриллианты забрал, а нам только часики да серебряную посуду оставил, – наседал Антип. – Ладно бы на дело камушки взял, а то ведь лярве своей отдал. А не шибко ли ей столько за одну ночь? Не дорого ли она нам всем обходится? Верно я говорю, жиганы? А может, она тебе подмахивает так хорошо, что никакая другая не сумеет?
Мышонок оказался назойливым. Мало того, что бегает перед самым носом, так он еще и в миску нагадил.
– В общем, мы так с жиганами решили, теперь все поровну будет. А то, что ты себе щеманул, вернуть придется. – Жиганы потупили взоры – а это уже перебор! – Верно я говорю, жиганы? – повернулся Антип к братве, пытаясь отыскать хотя бы одно сочувствующее лицо.
– Посмотри сюда, – спокойно попросил его Кирьян.
Опасность стояла рядом. Она уже навалилась на Антипа всем своим немалым весом, вжимала его в землю, словно могильная плита. А молодой жиган, не чувствуя ее тяжести и могильного холода, продолжал упорствовать, все ближе подступая к бездне.
Все произошло стремительно. В одно движение Кирьян выдернул из-за пояса финку и воткнул ее под ребро молодому жигану. Тот охнул и округлившимися глазами посмотрел на убийцу.
– Хавать, значит, много захотел. Ну так хавай! – процедил Фартовый, туго провернув нож в боку.
Парень охнул и, с трудом превозмогая боль, простонал сквозь зубы:
– Так ты же меня убил, сука!
– А вот тебе за суку, – повернул еще раз Курахин.
Лицо молодого жигана перекосилось от муки. Он ступил шаг, потом второй, такой же крохотный. Парень еще стоял, беззвучно шелестел губами, даже, кажется, обращался к Кирьяну с каким-то вопросом, но в действительности он уже был не с ними. Его судьба уже никого не интересовала. Мысленно жиганы уже разделили его долю и, судя по удовлетворенным физиономиям, остались довольны неожиданным довеском.
