– В прежние времена он на охранку работал. Кличка – Фиксатый. Мы его к эсерам и левым коммунистам наседкой подсаживали. Весьма перспективный был агент!
– Теперь, значит, его в жиганы занесло.
– Получается, что так. Времена сейчас другие. Если я вам скажу, кто сейчас в жиганах ходит, так вы просто не поверите. А в милиции сейчас кто служит? И сказать грешно! Только без обид...
– Ну разумеется!
– В прежние времена он был рецидивистом, из тюрьмы не вылезал, а сейчас уголовный розыск возглавляет. И поди пойми, кто кого ловит!
Сарычев невесело улыбнулся. Спорить с филером ему не хотелось, правда в его словах была. Можно представить, насколько презираем в прежние времена был Фиксатый, если с ним столь пренебрежительно обращается даже филер.
Еще с минуту в темноте маячили удаляющиеся фигуры жиганов. Затем как-то внезапно они растворились среди сараев и темных низколежащих облаков.
В конце улицы тускло горел фонарь, освещая крохотный пятачок.
Сарычев неторопливо направился на свет фонаря.
– Значит, дело нечисто? – уточнил он.
– Как есть нечисто, – оживленно подхватил Серафимов. – Уж больно он изворотливый. Как уж! Хвать его руками, а он между пальцев ускользнул.
– Не отходи от него ни на шаг! – строго наказал Сарычев. – Я о нем должен знать все.
– Сделаю, Игнат Трофимович, – заверил его Мирон.
Тьма отступила. Сарычев почувствовал облегчение, когда увидел залитую светом улицу. Прохожие шли по тротуарам, толпились перед магазинами и ресторанами, о чем-то громко разговаривали. Раздавался беззаботный смех. Милицейский патруль, стоявший на перекрестке, явно скучал. Сарычев не без раздражения подумал, что милиции надо не здесь торчать, а полазить по трущобам.
– Кстати, где ты ночуешь?
Мирон удивленно посмотрел на Сарычева.
– У меня квартира на Басманной. Небольшая, но мне хватает.
– В ней кто-нибудь, кроме тебя, есть еще? – живо поинтересовался Сарычев.
– Я, конечно, не монах... Но в данный период совершенно один. Устал, знаете ли! А потом, у меня такой род деятельности, что лучше никого к себе не приваживать. Я люблю одиночество и тишину.
– Переночевать у тебя можно?
– Сочту за честь! – И, чуток смутившись, добавил: – Только у меня убого... Сами поймите, все-таки без женщины. Кушетка и стол.
– Ничего, не баре.
– Ради такого гостя я могу и у порога переночевать.
– Не беспокойся, не притесню.
Возвращаться в прежнюю квартиру Игнату не хотелось. Вряд ли, конечно, жиганы сунутся туда еще раз, но на всякий случай он выставил в квартире засаду. Остаток ночи можно будет провести и у филера, а дальше видно будет.
Глава 35
КТО ВЫ, МАРИЯ СЕРГЕЕВНА?
– Вы не могли ошибиться? – после некоторой паузы спросил Сарычев.
Он сам почувствовал, что в этот момент его взгляд сделался необыкновенно тяжелым. Таким впору заколачивать дюймовые гвозди, а человек, сидящий напротив, всего-то прикрыл глаза.
– У этой женщины безымянный и средний пальцы какие-то узловатые. Обычно такое случается, когда надрываются связки. Например, когда-то могла таскать тяжести, – уверенно подтвердил он.
А ведь действительно, однажды Мария жаловалась на то, что несколько лет назад порвала связки. Время было суровое, чего-то она вроде поднимала тяжелое и слегка повредила руку.
Сарычев не сомневался, что Леонид говорит правду. За это его и ценили. Леонид служил официантом в ресторане «Заречье», и вряд ли кто из клиентов ресторана мог предположить, что этот тихий и незаметный человек вот уже два года был информатором Лубянки.
Сарычеву с ним невероятно повезло. Ресторан «Заречье» был одним из первейших мест, где обычно собирались жиганы после завершения дела. В тихих и уютных кабинетах они частенько делили прибыль, отстегивая положенную долю хозяину. Внедриться сюда было практически невозможно. Вариант вербовки также исключался. Облавы ни к чему не приводили, оставалось только приглядывать за жиганами со стороны.
Удача явилась к председателю московской Чека в виде высокого сухопарого блондина с редкой шевелюрой. Его гость выглядел человеком застенчивым, и оставалось только удивляться, каким чудом он сумел преодолеть свою робость, перешагнуть порог грозного кабинета.
Агентом он оказался прирожденным – такие встречаются нечасто, – обладал отменной памятью и наблюдательностью. Не заигрывался, как это нередко случалось с другими, умел вовремя остановиться, реально оценить ситуацию. А его информация всегда отличалась точностью.
Опасаясь спалить столь ценного агента, Сарычев общался с ним с особыми предосторожностями.
– И еще вот что, на левом запястье у нее небольшой кривой шрам.
Игнат Сарычев видел и этот шрам, не однажды им целованный.
– Вы говорили кому-нибудь об этом?
– Как же можно! – искренне удивился Леонид. – Как увидел, так сразу же к вам!
– Хорошо, но только зря ты сюда пришел. Можно было как-то по-другому. Увидеть могут.
Прихлебывая крепкий чай, Леонид усмехнулся:
– Я же не настолько глупый! Посмотрел, что здесь никого не осталось, ну я и шмыгнул. Постовому сказал, что вы вызывали, как свидетеля, мол...
– Ладно, будем надеяться, что все обойдется. Но в следующий раз так не поступай, не следует рисковать. Я же тебе говорил, в магазине на углу сидит наш человек, передашь ему записку, а он уже знает, как с ней следует распорядиться.
– Хорошо, – виновато кивнул Леонид.
– Как часто Кирьян бывает с ней?
– Я видел его два раза. Первый раз я ничего вам не сказал, думал, что случайно... В тот раз дама отчего-то быстро засобиралась, и они ушли. Второй раз их Фрол обслуживал, а он хозяину верней сторожевой собаки служит. Из него слова не вырвешь... В тот раз они в отдельном кабинете сидели.
– И что ты заметил?
– Не хочу говорить лишнего, но я так понимаю, что между ними любовь.
Губы Сарычева дрогнули, и ему очень хотелось верить, что Леонид этого не заметил.
Допив чай, Леонид ушел.
Достав из шкафа личное дело Марины Феоктистовой, в девичестве Завьяловой, Игнат Сарычев открыл его. Красивое, слегка наивное девичье лицо. Наверное, такой она была в старших классах гимназии. Сейчас в ее взгляде сплошная суровость – ничего не поделаешь, профессия накладывает свой отпечаток. Вообще- то странно, что женщина работает в Чека, для этого дела требуется сильный характер и масса дополнительных качеств, которыми женщина не может обладать в силу своих природных особенностей. А такая барышня, как Мария, – красивая, мягкая, интеллигентная – странность вдвойне.
В этом деле имелась еще одна нестыковка, она говорила о том, что на работу в Чека ее направила партия, но в действительности со своей просьбой она обратилась лично к Дзержинскому, и «Железный Феликс» неожиданно размяк под ее натиском. Весьма редкий случай, надо признать. Не очень-то он жалует женщин.
Трудно было поверить, что в ее желании работать в Чека была романтическая основа. Это не расклеивание листовок в темных переулках, где душевная царская охранка могла только погрозить пальчиком хорошенькой девушке.
Здесь игры идут по-крупному. Мужские! За них и голову оторвать могут. Да и самим головы приходится отрывать. А ведь Мария из интеллигентной семьи, потомственная дворянка. Ей больше подошло бы заняться какой-нибудь благотворительностью, организовывать смотры, участвовать в самодеятельности, а
