– Ничего плохого про них сказать не могу. Сергей Павлович ученый был. А жена его, Полина Михайловна, нигде не работала, все больше дочуркой занималась. Хозяйство у них было большое, прислугу держали.
– А Марию, дочку их, вы помните?
– Так вы по поводу Марии, что ли? – подозрительно спросила Евдокия Васильевна.
– Не совсем так, мы интересуемся всей семьей Завьяловых. На их имя поступила крупная сумма, а мы и не знаем, как ее передать, – легко соврал Кравчук.
Лицо Евдокии Васильевны скривилось от зависти: «Везет же некоторым».
– Хм... Только ведь они все по заграницам разъехались. Никого не осталось. Последним Сергей Павлович уезжал. Уж как не хотел! Но вот тоже...
– А вы хорошо помните Марию, дочку ихнюю?
– Как же ее не помнить! – удивилась женщина. – Я ведь ее вот с таких лет знаю. Хулиганка была! Вон по той трубе спускалась, – показала она на водосточную трубу.
Кравчук удивленно покачал головой. Сейчас бы она по ней не спустилась.
Ржавая, практически лишенная крепежей, искривленная на стыках, водосточная труба напоминала гигантскую анаконду, заползавшую на крышу. Да, обветшало все.
– Отчаянная, – согласился Кравчук.
– Не то слово! Мужики-то ее ждут, подхватывают и куда-то по революционным делам волокут.
– А что же она за человек – Мария?
– Даже как-то сказать трудно, – чуток подумав, сказала Евдокия Васильевна. – Быстро она как-то повзрослела, особенно после того случая, что с ней в деревне произошел.
– А что за случай-то? – насторожился Федор.
– Вы разве ничего об этом не знаете? Раньше об этом очень много писали.
– Не могли бы напомнить?
– Когда она у родственников в Медведкове под Москвой гостила, то на них убийцы напали.
– Что вы говорите!
– Всех повырезали, а вот ей повезло. Не заметили в потемках.
– Впервые об этом слышу. Вы не могли бы поподробнее рассказать?
– А чего тут рассказывать-то, – пожала плечами женщина. – Лет десять назад это было. Сидят они за столом, обедают, и тут к ним в избу жандарм стучится. Открыли они дверь. С жандармом еще два человека было. Сказали, что ищут прокламации революционного толка. Тогда ведь все искали... В избе в это время четверо мужиков было, тетка Марии – Анастасия с четырьмя дочерьми, вот они всех их связали. Маришка- то девка шустрая была. Когда их связывали, она в соседней комнате под кроватью пряталась. Они ее так и не заметили. И оттуда видела, как убивцы всех топорами стали крошить. Такой крик, говорят, стоял! Ей-то повезло, под кроватью-то был ход в подпол, вот она туда и юркнула с перепугу. Да так и пролежала там в углу в обмороке. Вот с того времени она очень изменилась. Все говорила о том, что обязательно разыщет тех людей, что тетку Анастасию с дочками порубили. А потом она как-то сразу повзрослела и скоро замуж вышла.
– А кто у нее муж был?
– Солидный такой мужчина, – уважительно протянула женщина. – Представительный. И вроде из богатых... Ребенок у них родился. Сынок...
– А куда же потом делся этот ребенок?
– Вот этого я не знаю, – приложила женщина ладонь к груди. – Но поговаривали, что его Полина Михайловна, мать ее, за границу с собой взяла.
– Спасибо, вы нам очень помогли.
– А если Мария объявится, что ей передать? Сколько денег-то дают?
Евдокия Васильевна оказалась ценным собеседником и теперь вправе была ожидать ответа на свой вопрос.
– А вы не беспокойтесь. Мы ее сами разыщем, – как можно искреннее улыбнулся Федор и, попрощавшись, отправился ловить пролетку.
Когда он рассказал о том, что узнал в Питере, Сарычев тут же отправил его в Медведково. Утром следующего дня Кравчук был уже там.
Село, похоже, уменьшилось наполовину. Избы, в своем большинстве заколоченные, стояли почерневшие, со слепыми глазницами окон. Не слыхать было веселого побрякивания пустых ведер, женского смеха, ребячьего гомона, только собака в конце села гавкнет сдуру, да и умолкнет, пристыженная тишиной.
Потоптавшись у руин барской усадьбы, Кравчук пошел к крепкой, строенной в двенадцать венцов избе. Через невысокий забор было видно, что хозяйство не бог весть какое, но коровенка явно имелась.
Распахнув калитку, Федор вошел во двор. Из конуры, грохоча тяжелой цепью, выбрался старый облезлый пес. Сурово глянув на вошедшего, он обнажил желтоватые клыки, поседевшие брыла нервно дернулись. Лениво тявкнув хриплым басом, он постоял еще с минуту и, потеряв к вошедшему интерес, достойно удалился в конуру.
Дверь распахнулась, и на крыльцо, глядя на Кравчука недоверчивым взглядом, вышел мужчина лет сорока в потертом овчинном тулупе.
– Вы кого-то ищете?
Физиономия у мужика простоватая, но его выдавали глаза – умные, всеподмечающие.
Вынув удостоверение, Кравчук показал его и представился:
– Кравчук. Из Чека.
Вчитываться в документ крестьянин не стал. Но заинтересованный взгляд колюче зацепился за золотое тиснение.
– Кхм... Ко мне?
– Нет, я бы хотел расспросить вас об Анастасии Завьяловой. К ней еще племянница из Петербурга приезжала – Мария. Может, помните?
Вот теперь мужик слегка расслабился. Миновала еще одна опасность. Можно и поговорить.
– А что именно вас интересует?
– Я слышал, что какие-то бандиты вырезали всю их семью, а Мария как-то уцелела. Она как раз в то время у них гостила. Вы что-нибудь знаете об этом?
– Кому же еще знать, как не мне? – удивленно спросил крестьянин. – Я-то первый и увидел. Не приведи господь, – подняв было руку для крестного знамения, он опустил ее, с опаской посмотрев на чекиста.
– И что вы можете рассказать?
– Я сразу тогда сообразил, что здесь что-то не так. Обычно в это время они все во дворе толкались. Что-то по дому делали, галдели, а тут никого! Заглянул во двор, а там такое... Да-а, – его лицо посуровело, плечи слегка ссутулились. – Вон тот дом. – Он показал на недалекие крепкие хоромины в два этажа.
Окна дома были закрыты ставнями. На большом дворе полное запустение. Воинственно задрав колючие головки, колыхался на ветру чертополох, да сухостоем торчала лебеда.
– Как вас зовут?
– Василий... Василий Степанович.
– Василий Степанович, вы не проводите меня в этот дом?
На хитроватом крестьянском лице отразилось некоторое колебание.
– Провожу, – выдавил он с некоторым усилием. – Вот только никто туда не ходит. Жутко больно, даже собаки стороной обходят. Там уже давно никто не живет, хотели разобрать дом, чтобы тоску на деревню не наводил, да как-то так и не собрались. Пойдем... Только я... того, в дом вернусь.
– Зачем? – удивился Кравчук.
– Крестик возьму, – чуть смутившись, ответил крестьянин. – Про этот дом разное болтают, говорят, что нечистая сила в нем поселилась.
– А сами вы в это верите?
– Люди зря брехать не будут, – неопределенно протянул крестьянин, стараясь не смотреть в глаза собеседнику. – Это столько душ там сгинуло! Без нечистой силы тут не обошлось.
– А сами-то вы чего-нибудь видели? – не сумел сдержать иронию Федор.