отправился в лоно семьи залечивать кровоточащую душевную рану. И какого тогда хрена баба строила глазки и так упорно зазывала к себе?!
Если в чем-то и могла обвинить Петра благоверная, так это в неумеренном количестве алкоголя, выпитого в этот незадавшийся вечер.
Скверно, но супруга обладала завидной интуицией, и Петр понимал, что любая его история может рассыпаться в прах под ее несколькими точными вопросами. Уж она-то умела находить противоречия в его «показаниях», к этому у нее был божий дар! Следовало придумать что-нибудь поправдоподобнее да похитрее, чтобы объяснить не только позднее возвращение, но и почему он так крепко выпил.
Можно было, конечно, сказать, что он свято блюдет супружескую верность, но для этого потребовалось бы поведать обо всех перипетиях неудачного вечера, чего Петру делать категорически не хотелось.
Ерофеев с тоской подходил к дому, а ноги с каждым шагом становились все более неподъемными. Остановившись, Петр закурил. Сквозь густую крону клена просвечивало ярко освещенное окно на четвертом этаже. Волнуется супруга, ждет, но лишь затем, чтобы, вооружившись скалкой, учинить мужу жуткий разгон.
Эх, была не была! Петр в сердцах отбросил недокуренную сигарету – не на лавочке же ночь коротать. И это у собственного-то дома! Увидит кто, потом разговоров не оберешься!
Ерофеев уже протянул руку, чтобы открыть кодовый замок, как вдруг увидел, что дверь подъезда незаперта и через узкую щель на асфальт падает тонкая полоска тусклого желтого света.
Отворив дверь и пройдя несколько лестничных пролетов, Ерофеев заметил лежавшего около стены мужчину. Первой его мыслью было то, что стоило только оставить незапертой дверь, как подъезд оккупировали всепроникающие бомжи. Но уже в следующий момент Петр осознал, что здесь что-то не так. Для обыкновенного бродяги незнакомец был слишком прилично одет. Например, серый в полосочку костюм был приобретен явно не в простом магазине, да и лежал этот человек как-то уж очень хитро, неудобно вывернув ногу. В таком положении долго не поспишь. Присмотревшись, Ерофеев увидел вокруг него пятна крови.
Бог ты мой!
Мужчина лежал без движения в кровавой луже, растекавшейся по кафельному полу двумя длинными языками. Может, все-таки еще живой? Ерофеев подошел поближе, нагнулся и опасливо посмотрел на незнакомца. Это был сосед по лестничной площадке Валерий Шурков. Одного короткого взгляда было достаточно, чтобы понять – стопроцентный мертвяк! Кто бы мог подумать. Ведь еще вчера вечером курили, говорили за жизнь. Вот так оно и бывает.
Жутко, конечно, но Петр испытал некоторое облегчение – будет что рассказать жене в качестве оправдания.
Михаил Чертанов присел на корточки и заглянул в лицо убитому. На правой стороне лба зияло небольшое отверстие. Стреляли почти в упор, и в крупных порах кожи были отчетливо видны крохотные темные частички пороховой гари. Внизу живота расплывалось огромное красное пятно. Тоже смертельно. Во всяком случае, мало кому удавалось выжить после такого коварного выстрела.
А это еще что такое? Из паха убитого торчал перепачканный в крови металлический предмет, напоминающий обломок кинжала. Значит, все-таки не выстрел, а удар ножом? Странно, однако... Зачем наносить человеку две смертельные раны? Тем более разным оружием?
Чтобы попасть ножом в пах, убийце нужно было приблизиться к своей жертве вплотную – иначе не достать. Не проще ли было бы обойтись одним стволом?
Кто-то из следаков вкрутил на площадке мощную лампу, и яркий свет беспощадно высвечивал крупные черты лица убитого мужчины. Рассматривая его посиневшее лицо, трудно было поверить, что каких-то несколько часов назад он разговаривал, двигался. Жил, одним словом! Было такое впечатление, что он уже целую вечность пролежал у этой самой батареи.
На первый взгляд убийство было из разряда тех, что в последнее время в Москве совершались едва ли не каждый божий день. Необычным выглядел лишь удар ножом в пах, видно, доставивший покойнику в последние минуты жизни массу болезненных ощущений. Если выстрел в голову понятен (чтобы наверняка!), то удар ножом никак не вписывался в привычную схему.
Чертанов распрямился. На верхней площадке с сигаретой в руках стоял свидетель, первым обнаруживший труп. Он о чем-то негромко разговаривал с мужчиной средних лет, одетым в старенький спортивный костюм (видно, сосед по площадке), но явно не о трагическом случае. Вот даже улыбнулись чему-то. Если травят анекдоты, то выбрали не самый подходящий момент. Да, в общем-то, и место тоже.
Свидетель, судя по всему, никуда не торопился, дома его тоже не особенно ждали, а присутствие покойника его никак не тяготило. Похоже, он собирался встречать с оперативниками рассвет.
Подошел Кирилл Олегович Балашин, эксперт. Сдержанно поздоровался со всеми. Следом за ним, вооружившись фотоаппаратом, следовал техник-криминалист, дядька мрачноватого вида.
Собственно, ничего удивительного, момент-то подобающий.
– Так, – безрадостно протянул Балашин, – что мы имеем на этот час? – Внимательно осмотрев покойника со всех сторон, уверенным голосом заключил: – Два ранения. Одно огнестрельное, а другое проникающего характера от заостренного металлического предмета, напоминающего лезвие кинжала. Оба ранения, во всяком случае на первый взгляд, смертельные. Хотя, если бы ранение в пах было единственным, то он сумел бы протянуть еще пару часиков. Скорее всего оно было первым.
– Пожалуй, ты прав, – сдержанно согласился Чертанов. – Вон как его вывернуло от боли, на лице гримаса. Если бы первым был выстрел в голову, то лицо оставалось бы спокойным, как у спящего.
– Верно подмечено.
– Если попробовать вникнуть в психологию преступника, то выходит, он хотел сначала заставить свою жертву помучиться.
– Согласен. Кстати, взгляни вот на эту кровавую дорожку. После того, как его ранили в живот, он успел сделать еще несколько шагов, – Балашин показал рукой в сторону багровых спекшихся луж. – От удара в пах потерпевший нагнулся, выстрел был произведен сверху вниз, в голову. Конечно, более детально все выяснится при вскрытии, но общая картина примерно такова.
Трижды сверкнула фотовспышка. Это криминалист, приблизившись вплотную, снимал застывшее лицо убитого. Еще одна вспышка, на сей раз не такая яркая, – снимок был сделан с расстояния, чтобы охватить целиком скрюченную фигуру в луже крови.
Внизу, на первом этаже, стояли в оцеплении два молоденьких сержанта и тихо разговаривали о чем-то своем. Ведь молодые воспринимают смерть, как нечто абстрактное, не имеющее персонально к ним даже малейшего отношения. Как знать, ребята...
Вряд ли кто появится в подъезде в четвертом часу ночи, а потому их поставили здесь просто на всякий случай. Парни, иной раз забывая о присутствующих офицерах, да, собственно, и о покойнике, начинали говорить громче. Следовало бы шугнуть молодежь, чтобы поприжали хвосты, но не было куража.
– Крылову звонили? – спросил у Чертанова подошедший Вадим Шевцов.
Михаил кивнул:
– Да. Пятнадцать минут назад. Скоро должен подъехать.
– Понятно, – неопределенно протянул Шевцов.
Чертанов поднялся этажом выше. Свидетель, стоявший на лестничной площадке, понятливо отступил в сторонку. Чертанов выглянул в окно – забрезжил рассвет, но во дворе по-прежнему царил полумрак. Часть дороги и тротуар вдоль здания, подсвеченные фонарями, были видны хорошо, так же прекрасно просматривались и все подступы к дому. Трудно отыскать более удобное место для наблюдения. Не исключено, что свою жертву убийца поджидал именно здесь. Ему оставалось только дождаться, когда приговоренный войдет в подъезд, а дальше следовало быстро спуститься на пару этажей и нанести роковой удар.
На подоконнике лежало несколько окурков «Кэмела». Здесь же, в углу валялась пустая мятая пачка от сигарет. Чертанов осторожно поднял один из окурков и внимательно его осмотрел. Все окурки были примерно одной и той же длины – немного больше половины. Вот оно как, здоровье бережет, вероятно, знает, что самая гадость скапливается ближе к фильтру. Он курил, не зажевывая, сжимая сигарету лишь
