– Это которого? – захлопала глазами мадам Трегубова.
– А того самого, что ты в шкафчике держишь.
– Ах, этот, – Елизавета вытерла руки о передник и распахнула шкафчик. Порывшись и погремев посудой, она извлекла небольшой штоф: – Чистейший! Сама гнала. Весь первач по штофам рассадила, для особых гостей. А остальное уже так, – махнула она рукой, – без повода. Наши-то все сожрут, им лишь бы горело, – не то пожаловалась, не то похвалила Елизавета Михайловна. – Да и пить не умеют, как нажрутся, так все облюют вокруг, а у меня ковры, – повела она рукой, – красота разная.
– Не боишься, что и я напьюсь? – усмехнулся Хрящ, взяв у мадам Трегубовой стеклянный штоф. – Возьму да испорчу тебе всякую красоту.
Фомич нахмурился. Вороватый взгляд гостя откровенно остановился на прелестях Елизаветы Михайловны. Похоже, что он имел серьезные виды на хозяйку.
– Ты-то? – весело захохотала мадам Трегубова. – Ты не из таких. Во-он даже вилку правильно держишь, а ножом так работаешь, как будто из «Эрмитажа» не вылезаешь. Культура, одним словом. Где только научился?
– У меня свои университеты, – нахмурился Макар. – Сразу всего и не расскажешь.
– Ты часом не из бывших? – неожиданно спросил Фомич.
Хрящ не торопился отвечать, разливал самогонку в низенькие стопки. Разлил аккуратно, не уронив ни капли. Поставив штоф на место, он посмотрел на Фомича:
– А если бы из бывших, тогда что? За порог, что ли, меня выставишь?
Казалось, что Макар Хрящ не смотрел, а высверливал в его переносице дыру. Неприятное чувство, Костя Фомич почувствовал, как у него разболелась голова.
– Не выставлю, конечно, – честно признался Фомич. – В нынешние времена как-то все перемешалось и не разобрать. Раньше как было? Если человек по музыке ходил, так он до самой смерти идет на тихую и из гардеробов шали тырит. А сейчас что? Был форточник, а через год заделался громилой. Был царский офицерик, а нынче шайкой жиганов верховодит.
– Это ты верно подметил, – охотно согласился Макар. – Только я не из офицериков и не из бывших... Признаюсь, сам не люблю голубую кровь. В свое время я их немало потопил в Балтийском море. Революционная вошь меня, понимаешь ли, цапнула. Не уберегся. Но ничего... прошло, – едва ли не с облегчением проговорил Хрящ. – Вовремя понял, что это все не мое. Не люблю ходить под кем-то, я сам себе голова!
– А если бы не прошло? – задал вопрос Фомич, взяв стопку с самогонкой.
Рука Макара застыла на полпути, он задумался всерьез.
– Если бы не прошло, говоришь... Тогда бы я к тебе на Хитровку не жиганом пришел, а начальником уголовки. Ха-ха-ха! – Макар Хрящ громко расхохотался, он совершенно не стеснялся своей раскованности и всем видом призывал и других присоединиться к веселью.
Но праздника не получилось – по лицу мадам Трегубовой пробежала нервная судорога, а побледневшее лицо Константина лишь болезненно скривилось.
Наконец Хрящ отсмеялся. Поставил на стол стаканчик и аккуратно вытер салфеткой руки. После чего долил самогона, как прежде, до самых краев.
– Ну и шутки у тебя, однако, питерский.
– Не хуже других, – отрезал Макар. – А ты побледнел, Фомич. Давай выпьем за хорошую шутку.
Выпили молчком, лишь крякнув.
– Ты тут не шелести, – прикрикнул Костя Фомич на Елизавету. – Принеси капусточки соленой к самогонке да свали куда-нибудь в сторонку, а нам тут о деле перетереть нужно... Ты Николу Хромого знал? – спросил Фомич Хряща.
– Нашего, что ли, питерского?..
– Да.
– Знал. Он из уркачей. Крепкий был детина, еще с царской каторги пару раз бежал, а вот от большевиков уйти не удалось. Сцапали его пару месяцев назад на одном деле. А недели две назад в газете прочитал, что его к стенке поставили.
– Верно. Видный был уркач. Мой крестный. В Подмосковье когда-то вместе шорох наводили. О тебе я слыхал, что ты под началом Володьки Соленого ходил. Это верно?
– Что было, то было, – неохотно согласился морячок, – только и его давно нет. После него я свое дело организовал, и жиганы мои за меня в огонь и в воду пойдут.
– Откуда ты жиганов понабрал? – подцепил кусочек сала Фомич.
От крепкого самогона голова слегка пошла кругом, но Хрящ держался молодцом, будто бы лимонад цедил.
– Мишутку Рябого и Егорку Вяленого знавать приходилось? – неожиданно спросил он.
– Конечно. К стенке их поставили.
– А жиганов-то переловить не удалось, вот они ко мне и влились.
– Люди Рябого и Вяленого многого стоят, – невольно позавидовал Костя. – А ты скажи мне, как тебе из ЧК удалось уйти, стены там понадежнее, чем в Бутырском замке.
– А разве тебе Васька Кот не рассказывал? – перевел Хрящ взгляд на приятеля, сосредоточенно жевавшего ветчину.
– В общих словах, – пожал плечами Фомич.
– Вот и я тебе могу сказать в общих словах, а только я бабочку крутанул. И моя воля немалых денег стоила.
– Понятно, – протянул Фомич. Кто знает, может, действительно у этого морячка в ЧК свои люди. А денежки все любят, и от смены власти это никак не зависит. – Так с каким же делом ты к нам пожаловал? – доброжелательно спросил Константин.
– Я с Кирьяном буду говорить или с одним из его людей, – вновь показал гонор приезжий.
– Я от Кирьяна, – спокойно проговорил Фомич, – не боись, крутить поганку не стану, передам слово в слово.
Было заметно, что Хрящ колебался, уж слишком сосредоточенно пережевывал колбасу, собираясь с ответом. А через минуту выпалил единым духом:
– Хорошо. Но если что не так, весь спрос с тебя. Всюду найду, – его глаза налились свинцовым блеском, какой бывает на море перед грядущим штормом. И Константин натянуто улыбнулся, понимая, что скорее всего так оно и будет. – На Ильинке есть коммерческий банк. Одних только золотых червонцев там до нескольких центнеров наберется, – убежденно заверил Хрящ.
Он выразительно посмотрел на примолкшего Фомича, и Константину не удалось сдержать счастливой улыбки. В глубине души он остался доволен собой, в приезжем он не ошибся, такие фигуры не размениваются на гривенники, а сразу метят на крупный куш.
– И что с того?
– У меня в банке имеется свой человек, так вот он мне нашептал, что через неделю еще золотишка должны подвезти. А кроме того, большевички собираются свезти туда немало антикварных ценностей: иконы в золотых окладах, кресты с камушками, часы разные. У меня есть один надежный канал за границу, имеются солидные люди, что возьмут всю эту безделицу за очень хорошие бабки. Но мне одному с этим не совладать. Вызывать питерских тоже времени нет. А потом, сейчас в Питере времена стремные, не до того. Жиганы все на хазах затаились. Кто мне может помочь, так это Кирьян со Степаном.
Фомич старался выглядеть безразличным, но масштаб предстоящего дела впечатлил его. Елизавета Михайловна тоже засуетилась – принесла блюдо с отменной бужениной и торжественно водрузила на стол очередной штоф самогонки. Константин знал, что баба не пропускала ни слова из их разговора.
– Как же ты собираешься такую прорву денег из банка вынести? Ведь это же тебе не какая-нибудь продуктовая лавчонка.
– Верно, – охотно согласился Макар. – А только я продумал все до мелочей. Десять человек войдут в банк и положат всех на пол. Ключи от хранилища я беру на себя... Они будут у меня через три дня... Как? Не важно! Пятеро пойдут со мной в хранилище, вместе все золотишко уложим в пролетки...
– Откуда пролетки?
– А вот в этом мне должен помочь Кирьян. Москва – его город. И где раздобыть надежных извозчиков,
