шеей. – В голосе бродяги засквозила печаль. – Барышня-то его мало кому отказывала, главное, чтобы при деньгах кавалер был. Однажды даже мне перепало, – лицо Гроша при этом сделалось восхищенно- мечтательным.
– Ладно, давай о деле. Где эту Дарью можно увидеть? Есть у нее родственники, подруги?
Грош озадаченно почесал мохнатый затылок.
– Родни у нее нет, она сама-то не из наших мест, откуда-то вроде с Полтавщины. А подруг ей Кирьян заменяет. Хотя на малинах она бывать любит... У тебя клюет, – ткнул пальцем Грош.
Игнат резко подсек, не успел – по воде разошлись круги. Матюгнулся, насадил на крючок нового червя и вновь забросил удочку.
– Есть одна хата, куда Дарья частенько заходит. Нешухерная хата, ваши о ней не знают.
– Где она находится?
– На Поварской, – отвечал Грош, – там у нее подруга одна живет, малинщица. Они вместе в Москву приехали.
– Адрес дашь.
– Базара нет! Но я хотел тебя предупредить, Игнат, – проникновенно сказал Грош, – можно я тебя так буду называть?
Сарычев с интересом посмотрел на бродягу и отвечал в тон ему, серьезно:
– Можно. Не возбраняется.
– Думается, у тебя в конторе стукач завелся. Уж больно ловко Кирьян со всех малин уходит. А с недельку назад я милостыню на Мясницкой просил и видел, как он с каким-то человеком в подворотне беседовал. Тихо так, затаясь. На легавого тот человек смахивал.
– Как он выглядел? – не сумел скрыть волнения Игнат Сарычев.
– А вы все одинаково выглядите, – заверил Грош. – В кожаной куртке, маузер на боку. Разглядеть-то мне не удалось, видел его в профиль, да и то издалека, с такого расстояния много не увидишь. Худой, высокий... Если бы встретил, то не узнал, – честно произнес Грош. – Клюет! Клюет! – вдруг радостно завопил он.
Игнат опять подсек, удилище сильно изогнулось под тяжестью, и в воздухе на несколько секунд повис большой лещ. Блеснув широким боком, он плюхнулся в воду, подняв сноп брызг.
Не повезло. На лице Сарычева застыло самое настоящее горе.
– Черт бы ее побрал! – в который раз выругался Игнат. – Видно, крепко ты грешен, Грош, с тобой никакая рыба не идет.
– Масть не капает, – сдержанно согласился Грош. – Ну, я поканал. А ты кукуй здесь, – и, поднявшись с бревна, потопал по косогору.
– Мы-то гонцов по всему Подмосковью разослали, а он, оказывается, в Москве околачивается, – задышал в самое лицо Макей. – Кто бы мог подумать. Хотя, – призадумался малость жиган, – есть в этом свой резон, город большой – затеряться легче.
Кирьяну и самому показалось, что однажды в рыночной толпе он рассмотрел сутулую фигуру Пети Крохи. Он даже отправил следом за уркачом одного расторопного ерша, но тот неожиданно растворился в людском потоке. На протяжении нескольких дней Петю Кроху у этого рынка караулили шкеты, но никого, даже сколько-нибудь похожего на него, не обнаружилось.
За Петей Крохой имелось немало грешков, и самый страшный – резня жиганов в тобольском лагере.
В то время Петя Кроха был в лагере паханом, для большинства заключенных – это почти апостол, и его речам осужденные внимали так же трепетно, как откровению святого. Поначалу он относился к «идейным» с большой долей терпимости, считая их всего лишь заурядным течением в блатном мире. Он мог даже позволить себе вступить с ними в словесную баталию о том, что чтение газет так же вредно воровскому промыслу, как огрубевшие пальцы. И только когда уркачи стали терять лидерство, понемногу растворяясь в массе жиганов, он объявил им безжалостную войну. Для начала ликвидировав многих в своем лагере. А те, что остались в живых, с легкостью перекрасились в уркаганскую веру. Даже бывшие белогвардейцы, позабыв про голубую кровь, встали под знамена уркаганского братства.
В этом же лагере в то время отбывал срок и Кирьян, тогда еще молодой жиган. Петя Кроха, распознав в нем перспективного пацана, много раз пытался перековать его в свою веру. Получалось плохо. Лишь осознав, что упрямство может стоить ему жизни, Курахин сделал вид, что отошел от «идейных». А через шесть месяцев в лагере вновь оформилось крепкое ядро жиганов с Кирьяном во главе.
Первое, что сделали «идейные», когда вышли из подполья, так это объявили Петю Кроху «вне закона».
О приговоре старый урка узнал за три дня до окончания срока. К тому времени зона изрядно «покраснела», коренных уркачей осталось немного: кто уже успел отбыть срок, а кого перевели в другой лагерь, – зато «идейных» насчитывалось почти половина. Петя Кроха, окружив себя уркаганской порослью, оставшиеся дни провел в бараке, опасаясь удара заточкой. А откинувшись, растворился на воле.
Как-то жиганы отыскали Петю Кроху в Питере, на Васильевском острове. Когда он наслаждался пивом в одном из кабаков, ему на блюде передали накрытый белоснежной салфеткой нож с поломанным лезвием. Жиганы, не принимавшие традиций уркачей, любили поиграть в благородных разбойников. Именно это обстоятельство в очередной раз позволило Пете Крохе выжить. Вооружившись тесаком, он вышел через кухню, зарубив по пути двух жиганов, стоящих на стреме.
Будь на месте жиганов уркачи, все закончилось бы в тот же вечер. Они не стали бы устраивать театр, а, подкараулив приговоренного, воткнули бы ему перышко под лопатку.
Оказывается, Петя Кроха осел в Москве, и даже при каких-то делах.
– Ты не обознался? – спросил Курахин, все еще не веря в удачу.
У Кирьяна были личные причины ненавидеть Петю Кроху, но об этом не знали даже самые близкие к нему люди.
– Разве его с кем-то спутаешь? – удивился Макей. – Конечно, постарел с тех пор, как ты мне его показывал, но, как и прежде, каланча. За версту видать!
– Он был один? – осведомился Кирьян, откинувшись на спинку стула.
Курахин взял со стола колоду карт и повертел ее в руках. Стирки были коцаными, тисненая масть легко прощупывалась чувствительными пальцами через узорчатую рубашку.
– Нет, с ним был какой-то бородатый хмырь, я его не разглядел, он спиной сидел, – честно признался Макей. – Он по сторонам все зыркал, как будто чего-то высматривал. Пива глоток сделает и опять на соседние столики смотрит.
– Может, легавый? – насторожился Кирьян.
Макей пожал плечами:
– Не думаю... Петя Кроха хоть и уркач, но не станет же он с легавым связываться, тогда его свои же затопчут. А глаза у того бородача нехорошие. Разглядеть я его не сумел, но такое впечатление, будто где-то уже встречал.
– Значит, говоришь, они не в первый раз там появляются?
– Не первый, халдей сказал, что уже бывали.
– Вот что сделаем... Возьми с собой жиганов и разберись с ними. Только чтобы аккуратно было, по- тихому.
– Не в первый раз! – сверкнул бесовскими глазами Макей.
Из соседней комнаты вышла Дарья. Барышня выглядела необыкновенно элегантно. На крохотной красивой головке белая шляпка. Платье длинное, приталенное, строго по фигуре. Одно слово – курсистка! Единственное, что ее портило, так это ярко накрашенные губы и множество золотых колец на пальцах. Дворянка посчитала бы подобное безвкусицей. А вот маре в самый раз будет.
– Ты куда? – удивился Кирьян, по-хозяйски схватив Дарью за руку.
– Пойду к Светке, давно уже не была.
– А со мной тебе, значит, скучно.
Кирьян, не отпуская ее руку, обнял Дарью за талию. Грубоватая ласка уверенного в себе мужчины.
