понянчиться с ним, и, словно устав от родительских утех, опять возвращался на каторгу.
Макей не однажды заводил разговоры об отце, но Кирьян, проведший с отцом последние два года его жизни, особо не распространялся, повторяя одно: «Не будь твоего отца, так, может быть, мы бы с тобой не беседовали. Геройский он у тебя был. – И, махнув рукой, замечал: – Да что там говорить, ты весь в него».
– И что с того? – зло спросил Макей.
– А то, что отец твой никогда жиганом не был. Он бродяга старой закваски и веру свою не менял. Если бы он это сделал, то его бы свои и уделали. Продолжать?
– Продолжай, – выплюнул папиросу Макей.
– Тебе еще одну? – вежливо поинтересовался Игнат, вытаскивая очередную папиросу.
– Не надо, – коротко ответил Макей.
– Его убили во время толковища с жиганами. Твой батяня бесстрашный человек был. Заварушка произошла. Урки в одном бараке жили, жиганы в другом, пацанва вооружилась дрынами, подходы охраняют. Дубаки лишь посмеиваются и с вышек за концертом наблюдают. Для них-то это забава, делать-то им нечего. Во главе жиганов стояло двое, один – белый офицерик... из дворян. Говорят, на всех языках шпрехал, вот только привычку дурную имел – кистенем размахивал, оттого и загремел на каторгу. А кто был второй, догадываешься? – с интересом посмотрел на застывшего Макея Сарычев.
– Кирьян?
Игнат согласно кивнул:
– Верно. Вижу, что соображаешь. Он самый... Кирьян. Только ведь Кирьян, несмотря на все достоинства белого офицерика, перерос его. Так что тот, немного погодя, с него перед сном обувку стаскивал. Поговаривают, что Кирьяну это нравилось. А догадываешься, кто во главе уркачей стоял?
– Мой отец? – поднял голову Макей.
– Сообразительный. Твой отец. Но, кроме него, был там еще один человек.
– И кто же?
Сарычев помешкал, а стоит ли говорить, но потом произнес:
– Петя Кроха.
– Ах, вот оно как!
– А ты напрасно кривишься, жиган, он ведь с твоим отцом в корешах ходил. Так вот, Кирьян предложил уркачам встретиться и обсудить, как им дальше в лагере быть, а только после этой встречи...
Неожиданно из темноты появился Петя Кроха. Огромный, он, словно утес, завис над пленником и попросил:
– Игнат, ты бы освободил его, а то неловко так толковать.
– А ты что здесь делаешь? Сказано же тебе было, чтобы шел своей дорогой, – беззлобно отвечал Сарычев. Но развязал Макея.
Макей растер онемевшие кисти и спросил глухим голосом:
– Так что там дальше-то было?
Петя Кроха сел рядом. Макей, и сам росточка немалого, выглядел в сравнении с уркачом неразвитым подростком.
– Твой отец был человеком «ломом подпоясанным». В большом авторитете. Один пошел. Сказал – так надо. Он был мудрее нас всех, вместе взятых, вот мы с ним и согласились. Уркачи тогда в меньшинстве были. Когда Граф, то бишь твой отец, в барак пришел, там его Кирьян и зарезал.
– Врешь! – выкрикнул Макей.
– А какой резон мне врать-то на старости лет? – устало возразил Петя Кроха. – Мне бы о душе подумать надо, а то мой груз и так велик... Я-то снаружи был, мне Граф запретил появляться. Я через щелку за ними смотрел. – Лицо Пети Крохи посуровело. Воспоминания были не из приятных. – Поначалу-то все хорошо шло. Даже папироску раскурили. Граф с Кирьяном разговаривают, а белый офицерик рядом стоит, все посмеивается. Потом Кирьян с Графом о чем-то заспорили, я не слышал, а только Кирьян больно зол был. И перышко-то из рукава выдернул и прямо под ребро Графу и саданул...
Петя Кроха надолго замолчал. Посмотрел на Сарычева, попыхивающего папироской, и продолжил виновато:
– Не успел я... Пока мы с уркачами ворвались, они на другую сторону барака перебежали и Графа за собой оттащили.
– А отца-то за что? – сдавленно прохрипел Макей.
Губы Пети Крохи нехорошо скривились.
– У жиганов клятва есть такая... Он должен поклясться над убитым паханом, что будет и дальше резать уркачей.
– Как я могу тебе верить? – убито отозвался Макей.
– А я тебе вот что скажу на это, – чуть повысил голос Петя Кроха. – Клятва эта серьезная, жиган обязан был взять с тела уркача какую-то вещичку и носить ее при себе постоянно. Ты у Кирьяна ничего такого не видел, что принадлежало бы твоему отцу?
– Не видел и видеть не мог! – яростно выкрикнул Макей, приподнимаясь.
– А ты поостынь, жиган, – миролюбиво протянул Петя Кроха. – Не заводись, послушай, что тебе старшие говорят.
– Что же тебя Кирьян-то не пришил? – ехидно спросил Макей. – По всему получается, что ты важный свидетель.
– Он меня все время хочет убить, – невозмутимо отозвался уркаган. – А только бы ты присмотрелся к Кирьяну. Сначала он Графа убил, а потом и с сынком захочет разобраться.
– Если ты набрехал, – тихо произнес Макей, – я сам лично твои кишки на локоть намотаю.
– А ты иди спроси у него, – разрешил Сарычев. – А потом нам расскажешь.
Даже в темноте было видно, что глаза Макея пылают яростью. Окажись в эту минуту в его руке пистолет, так он не мешкая разрядил бы обойму в уркагана. Не сказав ни слова, он резко поднялся и пошел в темноту. Сначала был виден его силуэт, а затем он растворился в ночи.
– Как ты думаешь, он поверил? – спросил Игнат Сарычев старика.
Уркаган скрестил на груди крепкие жилистые руки.
– Подожди немного. Сдается мне, что тебе придется на днях вылавливать из канавы труп Кирьяна.
– Вызывали, Игнат Трофимович, – шагнул Петр Замаров в кабинет Сарычева после короткого стука.
– Да, вызывал. Проходи, Петр, – оторвался Сарычев от бумаг. – Располагайся.
Пододвинув к себе стул, Замаров присел.
– Я вот что хотел тебя спросить. Как так получилось, что жиганы ушли именно через тот двор, который охранял ты? – разглядывая его в упор, негромко спросил Сарычев.
На лице Петра отразилось смущение. Но уже в следующую секунду он сумел полностью совладать с собой.
– Так мне товарищ Кравчук велел отойти. Сказал, что соседний переулок не прикрыт. Я там простоял пару часов – никого нет. А когда выстрелы раздались, вышел. А жиганы уже через проходной двор ушли... И ребят положили.
– Тебе не кажется, что у нас в уголовке какие-то странные дела творятся. Не успеем мы что-то предпринять, а бандитам об этом уже известно.
– Вот и мне об этом думается, – подался вперед Петр, понизив голос до шепота.
– А у тебя-то самого есть какие-нибудь соображения по этому поводу? – беспечно поинтересовался Игнат.
– Трудно сказать... товарищ Сарычев... – и, рубанув рукой, продолжал: – А чего там! Говорить, так уж до конца. А только когда вас еще не было, у нас большой беспорядок был. А к товарищу Кравчуку иногда подозрительные личности приходили. – Замаров, обернувшись на дверь, продолжал: – Одни босяки. Запрется с ними в комнате и о чем-то подолгу разговаривает.
Сарычев посуровел. Некоторое время он молчал, поигрывая спичечным коробком. Затем решительно установил его на попа и заговорил:
