переориентировал свою сексуальную направленность на педерастов, которых в лагере называли «телками». И поскольку он был мужиком легко возбуждающимся, то скоро в его лагере среди «телок» не осталось ни одного, кого он не удостоил бы горячего свидания и не угостил затем дешевенькой карамелькой. Последнее Леватый делал всегда принародно: на вечерней поверке выстраивал в шеренгу зэков и, приложив к губам медный рупор, орал:
– Заключенный Антонов, подойти ко мне!
Когда осужденный выходил из строя, он совал ему в ладонь леденец и объявлял:
– Сегодня ты доставил мне маленькую радость, возьми себе за труды гостинец.
Отказаться от свидания и публичного подарка отваживался не всякий пидор, но если такое случалось, то дерзкого смутьяна непременно запирали в БУР и держали на промерзшем грунте без питья и еды до тех пор, пока он наконец не осознавал всю важность оказанной ему чести и не изъявлял желания уединиться на часок с начальником лагеря.
Николай Николаевич частенько бывал пьян и, несмотря на лютый холод, без конца потел, напоминая округлый бочонок, доски которого разошлись и из щелей сочится вино. Привлеченная запахом пота, над его головой, образуя подобие нимба, постоянно вилась мошкара. Чтобы отвадить ее, Леватый не брезговал мазать лицо болотной жижей и частенько расхаживал по лагерю с перемазанной физиономией.
Зэки боялись его. Дважды они пытались завалить своего мучителя штабелями бревен, когда он проходил мимо лесного склада, но оба раза провидение спасало его. В первый раз он в последнюю секунду сумел прыгнуть в яму, и огромный, в полтора обхвата ствол только расцарапал ему щеку; во второй – он чудом уцелел, увернувшись от целой пирамиды бревен, обрушенной зэками на то место, где секунду назад стоял их начальник.
В обоих случаях Леватый безошибочно угадал зачинщиков. Казнь была страшной: Шар повелел раздеть зэков донага, а потом выставил за ворота лагеря, на прощание напутствовав их:
– Вижу, что вам не нравится наша социалистическая коммуна. А жаль... Живите тогда как хотите, ступайте себе с миром. Вот вам бог, а вот – порог.
Ясно было, что раздетые и разутые зэки не сумеют протянуть в тундре и суток. И действительно, когда по их следам через сутки отправился караул, то в пятнадцати километрах от лагеря нашли их трупы – тучи гнуса устроили пиршество на их голых телах.
Через восемь дней после прибытия в лагерь нового этапа Леватый вызвал к себе Тимофея Беспалого.
Квартира, где располагался хозяин зоны, была уютной и чистой: на окнах кружевные занавески, на полу мягкие ковры. Невозможно было поверить, что в нескольких шагах отсюда течет иная жизнь, которая скорее напоминает круги ада, нежели человеческое существование.
Постучавшись и получив разрешение войти, Тимофей открыл дверь комнаты и неловко застыл на пороге, опасаясь запачкать грязными подошвами вымытые до блеска полы. А когда Леватый дружелюбно поманил его рукой, он долго и тщательно вытирал ноги о грубую щетку для обуви, закрепленную перед дверью, и лишь убедившись, что башмаки более-менее очистились, решился шагнуть в комнату к куму.
Хозяин сидел на краю кровати. Из-под цветастого покрывала выглядывала белоснежная простыня.
– Веселовский мне о тебе все рассказал. – Леватый впечатал тяжелый взгляд в исхудавшее лицо Тимофея. – Так это правда, что ты собак голыми руками передушил? – не скрыл он интереса.
– Нет, неправда, – покачал головой Тимофей. – Штыком и прикладом.
Он закатал правый рукав и показал затянувшиеся рваные раны на предплечье.
– Вижу, вижу. Значит, ты отчаянный парень. И хорошо, что не врешь. Вот что я тебе хочу сказать: в последнее время у меня с вашим братом получается все очень не просто. Народ в лагере собрался самый непредсказуемый. Имеются такие, которые бегали по пять-шесть раз и никак не могут остановиться на достигнутом. Впрочем, у нас тут далеко не убежишь, летом болота непроходимые, а зимой холод лютый, так что скорее сдохнешь, чем куда-либо выберешься. Поэтому побегов я не опасаюсь. Если пожелает кто, так я перед смельчаком могу и ворота пошире распахнуть. Много их, таких вот безымянных, по тундре валяется. А к тебе у меня вот какой разговор будет... Я тебе готов помочь стать старшим среди зэков. Ты будешь присматривать за ними. Я тебе дам ряд привилегий: позволю то, что не положено другим. Твоя же задача – не дать повториться той беде, что произошла здесь три года назад. Слыхал что-нибудь об этом?
– Кое-что слышал. Братки захватили на зоне власть, перебили всю охрану, а потом решили освободить соседние зоны.
– Верно. Об этом тебе Веселовский рассказал?
– Да.
– Ну что же, видно, из этого уже не сделаешь тайны, – глубокомысленно вздохнул Леватый.
– Это точно. Все северные зоны только об этом и говорят... – подтвердил Тимофей.
– Ладно, Беспалый. Давай так: подберешь себе команду из лагерников и с ее помощью начнешь устанавливать свои новые порядки. А я тебе в этом помогу. Для меня самое главное, чтобы мы с тобой добились того, что нужно. Чтобы порядок был таким, какой нам нужен. Ты меня понял?
– Как не понять, товарищ начальник!
– Водки хочешь? – почти дружески поинтересовался Леватый.
– Не откажусь.
Леватый молча достал граненый графин и щедро налил вору водки в большую металлическую кружку.
– Можешь считать, что это твой первый аванс за верную службу. – Барин протянул вору кружку, наполненную до самых краев.
Тимофей размышлял несколько мгновений. Начальник лагеря не поставил кружку с водкой на стол, а именно протянул, рассчитывая, что вор возьмет ее из рук хозяина. Если подобное случалось на людях, то соблазнившийся зэк непременно попадал к барину в зависимость. Словно угадав мысли Тимофея, начальник лагеря, демонстрируя уважение к зэковским принципам, поставил кружку на край стола и слегка улыбнулся, приглашая Беспалого взять водку как равного собутыльника.
– Понимаю, пей!
Беспалый вспомнил, что последний раз он пил водку пару месяцев назад в обществе Германа Веселовского. Тимоха не без ехидства подумал о том, что может привыкнуть к необычному обхождению и станет воспринимать пожалованный стакан как хозяйскую пайку.
– Ну-у, с богом! – приподнял он кружку.
Оттопырив слегка нижнюю губу, он приложился к кружке и выпил водку в три глотка.
Веселовский не ошибся, выбрав из огромного количества зэков именно этого паренька по кличке Удача. Тимофей пользовался авторитетом среди воров и хоть сам был небольшого роста, но обладал недюжинной силой, которую вскоре пришлось почувствовать на себе многим. В биографии Тимофея имелась еще одна деталь, которая привлекла Веселовского: Тимоха вышел из среды беспризорников, а это была отменная школа, которую ценили даже самые закоренелые блатные. Беспризорники обладали редким качеством – умением не забывать друзей детства. Их сообщество напоминало бережно хранимое братство.
В первую же неделю своего пребывания на зоне Тимофей собрал вокруг себя всех бывших московских беспризорников, которых набралось в лагере около двадцати человек. Каждый из них знал Тимоху как заслуженного вора. Еще больше его авторитет поднимало то, что он был приговорен к расстрелу и не допустил до себя поганых чекистов. Его уважали еще и за то, что вся его жизнь прошла на глазах братвы. Однако даже все эти обстоятельства не помешали бывшим беспризорникам встретить его предложение с некоторым скепсисом.
– Ты что, Тимоша, из нас сук хочешь сделать? Мы уже начинаем сомневаться в том, что когда-то беспризорничали с тобой в Замоскворечье, – хмуро пробасил молодой вор по кличке Дунай. Этот парень был родом из Бессарабии и до двенадцати лет прожил в цыганском таборе, пока однажды не оказался в Москве и не прибился к группе беспризорников, где верховодили Мулла с Тимохой.
– Можешь не сомневаться, Дунай, я – тот самый Тимоха и ничуть не изменился с тех пор, как мы шмонали по карманам московских фраеров. Только я хочу сказать тебе, что если мы примем предложение Леватого, то сумеем помогать своей же братве. Кто сейчас на зоне пахан? Плешивый Макар? Так он у нас в
