бике?!
– А разве женщины не стояли во главе нашего ханства? Вспомни Ковгоршад!
Кучак прижал руки к груди. Эта женщина поражала его все больше.
– Прости меня, бике, но ты дочь ногайского мурзы! Ты не можешь знать всего того, что хотят казанцы. Для этого нужно родиться на этой земле!
Сююн-Бике не обиделась.
– Ты прав! Я родом из Ногайской Орды. Но Казань сделалась моим родным городом. Здесь прошли мои лучшие годы. Здесь я была любима и любила!
«Девок не портить, баб не обижать!»
Митрополит Макарий наказал Ивана Васильевича. На исповеди государь признался, что прелюбодействовал – совратил молоденькую девку дворовую, которая и понесла от него, за что с бесчестием была выгнана прочь из дворца. Дворня во гневе хотела растоптать бесстыдницу, но в ее судьбу вмешался прибывший из Новгорода по приглашению митрополита священник Сильвестр. Поп вступился за поруганную девку и взял ее под свою опеку.
– Иконы будешь протирать в Архангельском соборе. И по хозяйству поможешь. Ежели свое дело исполнять будешь справно, тогда не прогоню, – посмотрел он строго.
«А хороша девка, – думал поп, – понятно, почему государь во грех залез. Не сумел устоять перед искушением. Не укрепил его Господь в нужную минуту. Молиться ему следует, да поболее, тогда, глядишь, и дурь вся выветрится!»
А митрополит Макарий выслушал исповедь Ивана Васильевича, не перебив ни разу, и только потом наложил епитимью.
– Молись, Ивашка, – сурово глаголил митрополит, – денно и нощно молись. По тысяче поклонов бей! И чтобы слезы твои и раскаяние до самого Господа Бога докатились, и чтобы и сомнения у него не было, что ты раскаиваешься в содеянном. Иначе ни я, ни Бог наш Иисус грехов тебе не отпустим, так и помрешь во грехах, окаянный! И запомни, Ивашка, церковь да Бог, они посильнее государевой власти будут!
И самодержец Иван Васильевич усердствовал. Молился подолгу. Недосыпал ночей, недоедал, а когда митрополит Макарий заметил старания царя и разглядел его впалые от бдения щеки, решил отменить епитимью раньше срока.
– Вижу, вижу твои старания, Ивашка. Замолил ты свой грех, и Бог твои слова услышал. Вот посмотри на распятого Спаса, – показал он перстом. – Словно и лик у него другой сделался. Снимаю я с тебя этот грех, и чтобы более не смел грешить – девок портить, баб обижать. Совсем ведь супруга твоя, Анастасия Романовна, усохла, ей бы внимание уделил.
– Уделю, отец Макарий. Вот те крест уделю, – осенял лоб раскаявшийся государь, – и про девок я забыл. И чтоб хоть раз еще одну тронуть!.. Ни в жисть! А жену свою я помнить и беречь обязуюсь. Ангел она мой!
– Целуй крест на том, – сказал митрополит и сунул в самые губы государя большой, украшенный рубинами кованый крест.
Иван Васильевич встал на колени, наклонился к руке Макария – цепкая сухая ладонь распятие держала крепко – и поцеловал Христа прямо в стопы.
– Вот так, – заключил митрополит. – Христом поклялся! Теперь он оттуда за тобой посматривать станет, – ткнул перстом в небо Макарий.
Жребий Булюка
Сагиб-Гирей еще раз перечитал послание мурзы Юсуфа. В этом письме ногайский правитель просил заточить Булюк-Гирея в крепость до выборов нового хана в Казани. «А там как Аллах подскажет, ибо все, что делается на этой земле, существует только по воле Всевышнего!»
Днем раньше пришло известие от Кулшерифа, который просил на Казанское ханство старшего из сыновей Сафа-Гирея. Сагиб-Гирей понимал, что в его руках судьба Казани, а следовательно, и его собственная. «Сейчас важно не ошибиться И взвесить все верно. Если ханом станет двухлетний сын Сафа- Гирея, Сююн-Бике будет при нем опекуншей. Женщина… Разве ей под силу управлять Казанью, тем более сейчас? Хотя… совсем неплохо иметь слабого северного соседа. А если из Крыма вернется Булюк-Гирей, то он сумеет укрепить город. Юноша очень похож на отца. Если почувствует свою силу, то с ним невозможно будет справиться. Став ханом в Казани, Булюк наверняка захочет отобрать у меня и Крымское ханство!»
Сагиб-Гирей громко хлопнул в ладоши, и на его зов тотчас вошла стража.
– Позвать ко мне Булюк-Гирея, немедленно!
Юноша не удивился позднему приглашению. Видно, хану не терпится похвастаться молоденькой наложницей или свою бессонницу ему захотелось заполнить игрой в шахматы. «А игрок он никудышный», – с улыбкой подумал Булюк.
Сразу после смерти отца Булюк-Гирей переехал в Бахчэ-Сарай и остановился во дворце у своего дяди.
Сагиб-Гирей встретил племянника радушно и выделил ему несколько комнат, где он мог бы чувствовать себя хозяином и любить своих наложниц. Но сам Булюк-Гирей видел для себя другое предназначение – он должен быть ханом!
Разве не он – старший сын Сафа-Гирея? Если бы не эта негодница Сююн-Бике! Она вскружила отцу голову и заставила его сделать себя старшей женой, а следовательно, только ее двухлетний сын имел право на престол. Но ничего, он будет ханом, разве его не поддерживают виднейшие казанские карачи и сам Кулшериф?
Булюк-Гирей вошел в роскошные покои с высокими сводчатыми потолками. Вдоль стен расставлены статуи львов, птиц, в центре помещения бьет фонтан. Глядя на огромный персидский ковер, Булюк подумал, что был бы не прочь когда-нибудь войти в эти покои не гостем, а хозяином. Вечен только Аллах! «Если султану Сулейману удалось устранить своих кровных братьев и стать во главе Блистательной Порты, то почему бы не последовать его примеру?.. Знал бы Сагиб-Гирей мои мысли», – улыбнулся юноша.
Заметив вошедшего Булюка, Сагиб поднялся и дружески обнял его.
– Ты мне вместо сына. Любил я очень твоего отца, он был мне братом не только по крови, но и по духу! – Некоторое время хан смотрел в ясные глаза Булюка. «Бедный, он еще ни о чем не догадывается, – подумал Сагиб, – и верит каждому моему слову. А что ему еще остается делать, находясь у меня в доме?» – Знаешь, зачем я тебя позвал?
– Ты желаешь поиграть со мной в шахматы.
Сагиб вдруг рассмеялся. Смеяться он умел заразительно и весело, невольно вызывая улыбки и у окружающих.
– Ты близок к истине, – наконец перестал хохотать хан. – Конечно, я хотел показать тебе новых наложниц, сыграть с тобой в шахматы, а еще у меня для тебя есть небольшой сюрприз… Но сначала ответь мне на один вопрос: в обиде ли ты на своего отца, что он не оставил тебе казанский стол как старшему сыну? А ведь ты по праву можешь считаться его наследником, ведь твоя мать была старшей женой Сафа- Гирея, пока не появилась Сююн-Бике.
Булюк понял, что от ответа на этот вопрос зависит не только его судьба, но, быть может, и жизнь. И ему вдруг сделалось по-настоящему страшно. Его густые черные брови встретились у узкой переносицы.
«Сердится… Видно, вопрос ему пришелся не по вкусу. С характером! Весь в отца! – вспомнил Сагиб брата. – Сущий тигренок, сейчас возьмет и вцепится в горло!» Маленькие глазки хана остановились на крепких, в золотых перстнях, пальцах Булюка.
– Я не могу оспаривать завещание своего отца. Все на этом свете происходит только по воле Аллаха.
Сагиб-Гирей покачал головой и скривил тонкие губы:
– О нет! Ты преувеличиваешь! Это была не воля Аллаха. Так решил сам Сафа. Это всего лишь желание мужчины видеть любимую женщину счастливой. Говорят, он очень сильно любил Сююн-Бике, вот поэтому и хотел видеть после смерти на престоле только Утямыш-Гирея, а опекуншей при нем его мать!
Булюк хмурился все больше, и Сагиб чувствовал, что его стрелы попадают в цель.
– Вчера ко мне прибыл посол из Казани. – Хан посмотрел выжидательно на племянника. – Его прислал
