тучи. – Такая большая дорожная сумка с лямками через плечо.
– И куда ж она делась? – спросил Аристов, посмотрев почему-то на обер-кондуктора, ответившего ему тревожным взглядом.
– Не могу знать, – тихо ответил Крохов, и краска залила его лицо и уши. – Но я не брал. Я вообще покойников боюсь…
– У вас есть служебное купе? – быстро спросил Аристов.
– Имеется, – ответил Крохов.
– И вы, надо думать, весь путь от Володарова до Ротозеева находились в нем?
– Да. Как только тронулся поезд, я зашел в свое купе и вышел, когда мы стали подходить к Ротозееву.
– И, конечно, не видели и не слышали, входил ли кто в купе к покойному.
– Да, – опустил пылающее лицо Крохов. – Я же был в своем купе.
– Вы позволите взглянуть?
– Идемте, – убито кивнул кондуктор, понимая, что для него начинается череда неприятностей, и поплелся в начало коридора. – Оно в начале вагона.
Сумки в купе не было. Как не было и признаков чужих портмоне, носовых платков, часов и прочей галантереи.
– Скажите, Крохов, а кто еще едет в вашем вагоне? – спросил Аристов, закончив осмотр нехитрой обстановки купе.
– Пассажиров немного, – начал кондуктор. – Лето, все на дачах… Ну, значит, следующее двухместное купе сразу за моим свободно. Во втором, четырехместном, едет престарелая дама с внуком. В третьем – господин с докторским саквояжем, верно, лекарь. Четвертое свободно, в пятом – трое студентов, шестое, обратно, свободно, в седьмом – мертвый господин, в восьмом… А из восьмого пассажиры сошли еще на Красной Горке.
– Понятно. Ключи от купе у вас с собой?
– Разумеется.
– Пойдемте, поглядим на пассажиров…
Из второго купе доносился храп. Так обычно храпят извозчики, сделавшие за день немалые концы и махнувшие перед сном полштофа очищенной. Но данные звуки исходили из открытого настежь беззубого рта сухонькой старушки, про которую и подумать было нельзя, что она способна выводить такие разухабистые молодецкие рулады. На соседнем диване, весьма скромно, спал на боку внучок лет десяти, и струйка слюны стекала из уголка его губ на подушку.
А вот третье купе было открыто и пусто.
– Где же доктор? – тревожно спросил Артемий Платонович.
– Верно, слез, – нетвердо ответил Крохов.
– Так вы что, не знаете, кто сошел в Ротозееве? – спросил Аристов уже с некоторым раздражением.
– Я был отвлечен покойником, – глядя мимо него, растерянно ответил кондуктор.
– Ладно, пошли дальше.
Студенты из пятого купе были на месте и спали так крепко, что их бы не разбудил и револьверный выстрел. Впрочем, это объяснялось просто: все они были пьяны, и бутылок семь малаги валялось прямо на коврике под столом. А дальше находилось купе с покойником.
– Ну, что нам делать, ваше благородие? – спросил Степан, заглядывая в глаза Артемию Платоновичу. – Он, покойник-то этот, сам помер или ему помог кто?
– Может, сам, а может, и помогли. Кто-то ведь был в его купе и взял его вещи… Одно я знаю точно: надо звать доктора и пристава.
– Понял, – кивнул обер-кондуктор и обернулся к Федору. – Слышал, что сказали их благородие? Дуй к смотрителю, пусть ведет сюда доктора и пристава. Ну, или кого найдут.
– Вы что, думаете, это Крохов вещи у покойника спер? – спросил Аристова Степан, когда кондуктор покинул вагон.
– А вы его давно знаете? – не счел нужным отвечать Артемий Платонович.
– С полгода будет. Мужик он семейный, ни в чем таком замечен не был…
– А где он живет?
– В Нижнем. Вы все-таки думаете, что это убийство?
– Не знаю. Надо установить личность умершего. И тут кто-то сильно постарался, чтобы этого не допустить.
– Ну, уж это никак не Федор, – уверенно сказал Степан. – Ему до таких тонкостев просто не додуматься.
– Может быть, – раздумчиво ответил Артемий Платонович. – А может, он был орудием в чьих-то опытных руках.
– Так, что здесь происходит? – послышался дребезжащий голос, и к открытым дверям купе подошли сморщенный старичок с орденом Владимира в петлице и станционный смотритель. – Почему задерживается поезд?
– Я же вам говорил, – заметил ему сзади смотритель, на что старичок никак не среагировал.
– Что происходит, я спрашиваю?
– Человек умер, – громко ответил Аристов.
– Ась?
– Человек умер! – крикнул ему в самое ухо Артемий Платонович, догадавшись, что старичок крепко туг на ухо.
– Кто таков?
– Неизвестно. При нем не обнаружено никаких документов.
– Я спрашиваю, вы кто такой?
– Отставной штабс-ротмистр Аристов.
– Ась?
– Я – Аристов, отставной штабс-ротмистр, – заорал на весь вагон Артемий Платонович. – Следую до Нижнего Новгорода из Москвы.
– Чего так орать, слышу я… Непременный заседатель Земского суда коллежский секретарь Коробко Иван Логинович, – представился старичок. – Что случилось?
– В этом вагоне человек умер, – прокричал Аристов.
– Кто?
– Личность установить не удалось. Его документы и личные вещи отсутствуют. Думаю, что их похитили.
– Вот как? – произнес старичок. – И что вы намерены предпринять?
– Я? – удивился Аристов. – Я рассчитывал, что надо сообщить исправнику, чтобы тот провел предварительное дознание.
– Исправник в Нижнем Новгороде.
– Ну, тогда становому приставу.
– Квартира станового в Володарах, – снова парировал старичок. – А здесь, в Ротозееве, никого нет.
– А вы? – вполне резонно полюбопытствовал Артемий Платонович.
– А у меня нет полномочий проводить дознание, – ласково улыбнулся старичок.
– Так что же, выходит, покойника в Нижний везти? – догадался Аристов, к чему клонит старичок.
– А вот это правильно, – улыбнулся владимирский кавалер. – Будет лучше всего, ежели вы немедленно последуете дальше, чтобы полиция Нижнего Новгорода как можно скорее могла приняться за розыски преступников.
– Вас понял, – хмыкнул отставной штабс-ротмистр. – С глаз долой, из сердца вон.
– Чего, сударь?
– Я говорю: вы очень рассудительны и мудры, господин Коробко.
– Благодарю вас, – ухмыльнулся старичок. – Засим позвольте откланяться и отбыть, так сказать, в свои палестины. У меня, знаете ли, тут дачка.
