Дверь открылась от легкого толчка.
– Разрешите?
В ноздри ударил тяжелый табачный чад. Воздух в кабинете был истинно наваринский, с дымом и пеплом. Сквозь дым…
– Господа, вот и Кайгородов! Прошу любить и жаловать.
Голос Чернецова я узнал сразу, но отыскать ушастого было нелегко. Не только из-за дыма – немалое пространство кабинета оказалось заставлено стульями, креслами и даже диванами. У дальнего окна возвышался стол, явно сдвинутый с законного места. За столом…
– Кайгородов, убегать поздно. Проходите, вас не тронут. Может быть…
На «вы» – значит, в строю. Если, конечно, считать строем вольно разместившихся на всем, на чем можно сидеть, два десятка молодых людей в знакомой донской форме. Трое или четверо были постарше, среди которых я узнал лишь Семилетова, с которым наскоро познакомился еще утром.
– Сюда, сюда!
Сюда – к столу и огромному дымящемуся самовару. Только сейчас я заметил, что все присутствующие пьют чай. А если принюхаться – то не только чай. Однако…
– Просим, Николай Федорович, просим!
Это уже не Чернецов. Сам полковник обнаружился ближе к подоконнику, верхом на роскошном стуле с гнутыми ножками. Звали же меня из-за стола. Внушительного вида усатый толстяк не без труда поднимался из кресла, расправлял плечи:
– Добро пожаловать! Мы тут, можно сказать, без чинов, по-семейному. Вот-с, креслице – специально для вас припасли.
Намек насчет 'без чинов' я понял правильно. На толстяке оказались генеральские погоны, на правом кармане кителя тускло поблескивал серебряный «академический» значок.
– Ваше превосходительство! Капитан Кайгородов…
– Бывший капитан, – не без злорадство прокомментировал неумолимый Чернецов,
– Все-то вам, батенька, задираться, – толстяк неодобрительно шевельнул усами. – Здравствуйте, Николай Федорович. Душевно рад! Никто меня отрекомендовать не догадался, посему сам: Попов Евгений Харитонович, еще совсем недавно – мирный, можно сказать, педагог, начальник нашего училища. Теперь же – сами видите…
Руку генерал пожимал с немалым чувством – однако капитаном так и не назвал. Кажется, меня все-таки разжаловали.
– Чаю? Обычного – или по-морскому, с ромом? Господа, не в службу, прошу организовать.
'Организовали' мгновенно, я даже не успел сесть в кресло. От стакана в тяжелом подстаканнике веяло флибустьерским дальним синим морем. Да, не чай они тут пьют!
Пригубил, оценил концентрацию, прикинул, как бы ловчее сесть, не расплескав…
– Кайгородов, поставь стакан. Успеешь еще. Мы, собственно, тебя ждали.
Ушастый был уже рядом. Не без сожаления отставив флибустьерскую смесь, я повернулся…
– Господа офицеры! Прошу внимания!..
Резкий полковничий голос мгновенно оборвал разговор. Офицеры в синих погонах выжидающе смотрели на меня.
– Позвольте представить уже официально: Кайгородов Николай Федорович. Бывший земгусар, упорно именующий себя капитаном…
Я сглотнул, ожидая дружного гогота господ офицеров. Никто не улыбнулся. Смотрели внимательно. Ждали. Не иначе готовились рвать на части.
– …Бывший командир отряда Донских Зуавов…
Что-о-о-о?
– А теперь о присутствующих. Перед вами, Николай Федорович, начальствующий состав 1 Донской Партизанской дивизии, начальником которой я отныне являюсь. Потом познакомитесь со всеми, пока же главное. Ваш отряд теперь – 2-й Партизанский полк Донских Зуавов. Представляю его командира: полковник Голубинцев Александр Васильевич. Имя-отчество запомнить, думаю, нетрудно.
Высокий худой офицер со шрамом на щеке встал со стула, шагнул ближе:
– Очень рад познакомиться. Для меня будет честью командовать Зуавами!
Я ответил на крепкое рукопожатие и обреченно вздохнул. Сейчас скажут спасибо, наградят почетной грамотой. Или в нагайки возьмут – за самозванство.
И ладно! Но почему – земгусар?
– Ты, Филибер, не слишком радуйся. – Чернецов удовлетворенно хмыкнул, поправил китель со сверкающим Станиславом. – Думаешь, легкая жизнь настала? Господа! Николай Федорович, человек до противности штатский, не любит носить форму и позволяет себе глумление над дисциплиной и прочими вечными ценностями. Придется ему помочь. Посему… Еще раз представляю: полковник Кайгородов, мой заместитель.
Кажется, этого ждали – встали дружно, разом. Чернецов протянул руку, покачал головой:
– Я же обещал, что тебя построю. Все, Филибер, будем учить устав!
