потребовалось время для того, чтобы спуститься за ключом вниз, и, лишь вернувшись, по просьбе гостя она отперла нужную дверь. Головацкий вошел и почти сразу же удовлетворенно качнул головой. Розовая ажурная подушечка, прислоненная к изголовью дивана, и характерная ее примятость явственно свидетельствовали о том, что здесь кто-то провел ночь. Подозрения Матвея Евграфовича полностью подтвердились. Убийцу никто не видел входящим в дом профессора Шевелькова сегодня, потому что он никуда и не уходил со вчерашнего вечера. Звонарев провел ночь здесь, в доме. И, надо полагать, с согласия самого Шевелькова. Но почему?.. Головацкий подозревал, что он уже знает ответ и на этот вопрос. В этом запутанном деле для Матвея Евграфовича практически не осталось ни одной неразрешенной загадки. Равно как и то, что профессор с огромной долей вероятности мог предсказать следующий шаг убийцы. Вопрос заключался лишь в том, чтобы опередить палача, как про себя Матвей Евграфович успел окрестить Звонарева. А помочь в этом мог теперь только человек с родимым пятном. Только он – и никто другой…
Головацкий прошел к окну, отдернул штору и выглянул наружу. Вид из окна открывался на небольшой садик с противоположной стороны дома. Убийца, сделав свое дело, ушел этим самым путем. Матвей Евграфович склонился и детальнейшим образом изучил оконный шпингалет. Здесь тоже обошлось без загадок.
– Что-то не так? – раздался за спиной профессора голос Ирины Александровны.
Он обернулся.
– Еще один вопрос. Последний, пожалуй… – Матвей Евграфович достал из нагрудного кармана сигару и вставил ее в рот. Задумчиво и в то же время довольно нервно пожевал ее. Прикуривать не стал. – Я хотел бы поинтересоваться у вас, Ирина Александровна, относительно еще одного человека. Белла Розенталь. Вам это имя знакомо?
– Да, – по лицу Шевельковой, как и прежде, пробежала легкая тень. – Эта женщина также относилась к числу сомнительных знакомых моего мужа. Она бывала у нас. Иногда со Степаном Германовичем.
– А вчера? – нетерпеливо бросил Головацкий. – Вчера ее не было? То есть я слышал о том, что Звонарев явился один, но… Может быть, госпожа Розенталь приходила ранее? Или чуть позже?
– Нет, вчера ее не было, – ответила Ирина Александровна. Она была бледна, и Головацкий понимал, что женщина держится из последних сил. Не стоило злоупотреблять ее вниманием. – Но мне известно, что муж отправил ей записку с каким-то уличным сорванцом.
– Вечером? После прихода Звонарева?
– Именно. Это важно, господин Головацкий?
– Важным может оказаться все, Ирина Александровна, – нераскуренная сигара перекатилась из одного уголка рта в другой. – Огромное вам спасибо за содействие, и извините, что мне пришлось…
– Я все понимаю.
Они спустились вниз, Ирина Александровна попрощалась и, слегка ссутулившись, прошла через гостиную в соседнюю комнату. Головацкий покинул дом профессора. Легкие санки с извозчиком на козлах стояли там же, где Матвей Евграфович и просил его обождать. Он сел и распорядился отвезти его обратно к дому.
Буйчилов встретил Головацкого у дверей.
– Однако же вы долго, Матвей Евграфович, – с укором произнес он, едва профессор шагнул на тротуар.
– Пройдемте в дом? – по-деловому предложил Головацкий.
– Боюсь, уже никак, – начальник Третьего отделения нервно кусал ус. – Я только что получил уведомление. Мне надлежит немедленно вернуться на службу. Но… Мне, знаете ли, все же хотелось бы получить от вас некоторые объяснения, Матвей Евграфович. Были вы у Ирины Александровны?
– Был. И узнал все, что хотел узнать. Я близок к разгадке, как никогда, Кондратий Ксенофонтович, – в голосе Головацкого не было ни радости, ни торжества.
– Извольте объясниться. – Буйчилов бросил короткий взгляд на часы. – Вам известен убийца?
Санки, на которых вернулся Матвей Евграфович, уже уехали прочь. Навстречу пронеслись запряженные парой лошадей низкие сани с двумя барышнями на жестком сиденье. Молодой человек в форменном кителе и фуражке, шествовавший по противоположной стороне улицы, проводил их долгим заинтересованным взглядом. Редкие кружевные снежинки, плавно кружа, оседали на булыжную мостовую у ног Головацкого. Матвей Евграфович неторопливо раскурил сигару.
– Известен, Кондратий Ксенофонтович, известен. Да-с…
– И кто же он?
– Некто Звонарев. Степан Германович. Хотя я подозреваю, любезнейший, что и имя, и фамилия у этого человека вымышленные… Этот человек принадлежит к антиправительственному кружку, организованному генералом Корниевичем и князем Рушанским. Во всяком случае, с недавних пор, я так думаю… – попыхивая сигарой, продолжил Матвей Евграфович, в то время как стоящий напротив Буйчилов, не перебивая, слушал своего собеседника. – И сейчас Звонарев занят планомерным истреблением людей, относящихся непосредственно к верхушке кружка заговорщиков. Могу предположить опять же таки, что изначально работа его должна была ограничиться гибелью генерала, а потом… Потом, видимо, этого оказалось недостаточно. Что-то нарушило планы исполнителя, и в первую очередь заказчиков…
– Заказчиков? – впервые словно бы очнулся начальник Третьего отделения. – Стало быть, и заказчики убийств имеются, Матвей Евграфович? Я вас правильно понял?
– Вне всяких сомнений, Кондратий Ксенофонтович, – спокойно ответил Головацкий. – В случае почти любого убийства есть люди, которым это убийство необходимо. Вы должны это понимать не хуже меня.
– Но мотивы! Каковы мотивы, Матвей Евграфович?
– Мотивы просты. Предотвратить заговор, к которому готовился Корниевич и иже с ним.
Мертвенная бледность покрыла и без того лишенное природного румянца лицо Буйчилова.
– Вы намекаете на то, что?..
Головацкий не дал ему закончить начатой фразы. Впрочем, начальник Третьего отделения не шибко к тому и стремился. Недосказанность в данном случае была выразительнее любых слов. Она буквально повисла в воздухе, как густой октябрьский туман.
– Именно так, Кондратий Ксенофонтович, – кивнул профессор. – Я не могу знать, кто является этим самым заказчиком… Или заказчиками. Вполне возможно, что нам и не удастся этого выяснить… А натолкнуло меня на подобную мысль как раз то, что вы сказали давеча о поступившем из охранки недвусмысленном предупреждении в ваш адрес. Не усердствовать.
– Но это значит!..
– Это значит, что делу, скорее всего, не будет дан официальный ход.
Матвей Евграфович замолчал. Он знал, что прав в собственных предположениях. Но он также знал и еще кое-что, о чем не следовало говорить начальнику Третьего отделения. Палача в любом случае необходимо было остановить. Хотя бы потому, что в списке у того значилась как минимум еще одна жертва. Женщина по имени Белла Розенталь. Головацкий в этом не сомневался. И потом… Он сам сможет спать спокойно только тогда, когда дело будет завершено. Благополучно завершено. Никаких иных вариантов для Матвея Евграфовича не существовало…
Буйчилов невыразительно крякнул, а затем в полной растерянности оглянулся зачем-то по сторонам. Вновь бросил взгляд на часы.
– Вы меня, признаться, здорово озадачили, Матвей Евграфович, – словно через силу произнес он. – С этим Звонаревым… И вообще… Дело еще не прекращено, и я… Одним словом, я обязан во всем этом разобраться… Мне нужно бежать, Матвей Евграфович, однако… Наш разговор еще не закончен. Мы вернемся к нему, полагаю…
И вновь Головацкий предпочел промолчать. По его твердому убеждению, «вернуться к разговору» позже уже не получится. Палач не станет ждать. И не станет медлить. Все непременно разрешится сегодня. Возможно, в самые ближайшие часы. Матвей Евграфович глубоко затянулся. Дым вперемешку с клубочками пара на мгновение скрыл его лицо.
– Желаю вам удачи, Кондратий Ксенофонтович.
– Спасибо.
Буйчилов резко развернулся и зашагал прочь, слегка размахивая при ходьбе правой рукой. Минуту или чуть больше Головацкий смотрел ему вслед, а затем стремительно оглянулся через плечо в тот самый
