в темные углы комнаты и до безобразия высветил пол: неприглядной россыпью лежали бутылки, слипшиеся остатки еды (надо думать, вчерашней закуски) и огромное количество яблочных огрызков (вот этого Филимон не мог понять совсем).
Он бесцеремонно растолкал спящую девицу и недружелюбно поинтересовался:
– Ты кто такая?
Барышня с минуту хлопала ресницами, открыв рот, а потом обидчиво протянула:
– Батюшки ты мои, Филя, неужели запамятовал? Я же Алла.
– И что с того?
Филимон чувствовал, что начинает пробуждаться, – первый признак того, что его заинтересовала обнаженная женская натура. Судя по всему, Алла была не из благородных девиц, но фигуру имела гладкую.
– Как – что? – Девушка выглядела в высшей степени смущенной. – Вчерась, давеча, когда по рынку ходил, меня заприметил, – кокетливо скользнула она глазами по его телу.
Наверняка подобный приемчик вводил деревенских парней в грех похоти, но у Филимона он вызвал только изжогу.
Болезненно поморщившись, он спросил опять:
– Так и что с того?
– Яблоками я торговала, а ты у меня с пяток купил.
Филимон в задумчивости почесал затылок. Видно, он и впрямь был очень пьян, если надумал прикупить яблок.
– И что же я потом с ними делал?
– Грызли мы их, – небрежно показала барышня на кучу яблочных огрызков.
– Да здесь этих яблок с полтысячи будет.
– Так ведь я же с собой принесла две корзины, – как само собой разумеющееся, произнесла барышня.
– А потом что было? – присел Филимон на краешек кровати.
– Понятно что, – слегка смутилась девица, – шампанским меня угощал, жениться опосля обещал, – неожиданно смело заявила она.
Филимон поднялся, натянул брюки и произнес:
– А вот здесь ты врешь! Такого я не мог сказать ни пьяный, ни трезвый.
От этих разговоров у Филимона необыкновенно разыгрался аппетит. На столе, среди грязной посуды, лежал огромный кусок превосходной ветчины. Если он и отправился на базар, так уж именно за таким лакомством. Здесь же – длинный нож, больше напоминающий испанский клинок. Накромсав несколько толстых ломтей, он с удовольствием запихал их поочередно в рот.
Девица плаксиво всхлипнула и отвечала:
– Было, Филя.
– Понятно… чего спьяну не скажешь. Ну чего лежишь? Твое замужество откладывается. Иди себе, торгуй на базаре яблоками.
Девица вскочила с постели, не стыдясь наготы, уперла кулаки в бока и заголосила:
– Это что же такое получается?! Сначала замуж звал, в постелю затащил, а теперь не нужна, стало быть! – Голос у барышни оказался сочный и сильный. – Чего это ты здесь распоряжаешься?! Квартира-то моя собственная!
– Ах вот как? – поморщился Филимон. – Ну и вонища тут у тебя. – Он нашел рубашку, вытащил из верхнего кармана четвертной и, скомкав, бросил на постель. – Это тебе за яблоки… и за удовольствие. Видно, я неплохо провел с тобой время, если ничего не помню. Ты бы хоть на керосине не экономила, а то так можно и глаза выколоть, – пожаловался на прощание Филимон и заторопился к выходу.
Вечерняя прохлада приятно остудила лицо. Нет, с этими загулами надо определенно прекращать. Ладно, еще хватает ума представляться завидным женихом. Было бы намного печальнее, если бы однажды признался, что он медвежатник, ограбивший в последний месяц пять банков в четырех крупных городах империи.
А что, если все-таки нечаянно проболтался?
По коже пробежал легкий озноб. Только от одной этой мысли ему сделалось не по себе. Скорее всего, ничего подобного не произошло, иначе уже обрили бы голову и этапом отправили в Сибирь.
Ладно, сегодняшний день должен послужить неплохим уроком. Можно, конечно, погусарить, попить с барышнями шампанского, посорить деньгами раз или два в месяц, но не более того.
– Филимон! – услышал он за спиной знакомый голос.
– Савелий? – поперхнулся Филимон от неожиданности. – Не ожидал. Как ты здесь оказался?
– Ты не ожидал, а я тебя искал. – Родионов был серьезен. – За последний месяц было взято пять банков, и я решил, что это мог сделать только ты. Хочу тебя поздравить, у тебя большие успехи, в чем-то ты меня даже превзошел.
– У меня был хороший учитель.
– Спасибо. Давай с тобой поговорим, у меня к тебе есть серьезное дело. Присядем на эту скамеечку, – Савелий кивнул на огромное скрюченное бревно, прислоненное к самому забору.
Злобин сел, закинув ногу на ногу. Создавалось впечатление, что он восседал не на обычном бревне, протертом задницами многих прохожих, а в роскошном кресле. Савелий устроился поскромнее, обхватив руками крепкий костяной набалдашник.
– Много пьешь, Филимон, – грустно проговорил Родионов.
– Послушай, Савелий, – захлопал глазами Злобин, – если ты хотел сделать мне внушение, так это напрасно, у меня масса дел, и первое, что я хотел сделать, так это немножечко полечиться… выпить пару бутылок шампанского.
– Если ты шампанским будешь увлекаться и дальше, то боюсь, в ближайшие двадцать лет тебе придется глотать сырую водичку на каторге. Ответь мне: зачем ты расплачивался за рюмку водки четвертными билетами, а карамели для своей барышни заворачивал в «катеньки»? Извозчику ты отдал пятьсот рублей! На такие деньги можно купить целый табун лошадей. Я понимаю, что сейчас ты очень богат, но это не может продолжаться долго. Если ты не разоришься окончательно, то непременно попадешь под надзор полиции. А уж они не отцепятся до тех пор, пока не вытряхнут из тебя все, что ты знаешь.
Филимон поднял руки вверх:
– Хорошо. Сдаюсь. Так какой у тебя ко мне разговор?
– Разговора не получится, пока ты мне не пообещаешь вести себя поблагоразумнее.
Филимон торжественно вытянул вверх руку и произнес:
– Обещаю.
– Ну вот и отлично! У меня на примете имеется один сейф, в котором хранится полтора миллиона рублей, – как можно сдержаннее произнес Савелий. Ему это удалось, на лице не дрогнул ни один мускул. – Мне требуется твой ответ: да или нет! Разумеется, куш делим поровну.
Свершилось то, о чем Филимон не мог даже мечтать, – Савелий не просто брал его вторым номером, а предлагал ему равную долю. Следовательно, они были равноценными партнерами. Великий мастер признал в нем настоящего профессионала.
От осознания собственной значимости у Филимона перестала даже раскалываться голова. Поднапрягшись, он соорудил серьезную физиономию, выждал обязательную паузу, после чего слегка качнул головой, как человек, знающий себе настоящую цену.
– Предложение интересное, я согласен.
Злобину даже на мгновение показалось, что на лице Савелия промелькнуло нечто очень напоминающее облегчение.
– Хочу сразу предупредить, что работа будет непростая. На это время тебе нужно будет расстаться со всеми своими гусарскими замашками и обходить стороной кабаки, как холерные бараки. – Филимон молча кивнул, как бы тем самым давая понять, что настоящий мужчина не обещает дважды. – Нужна будет абсолютная конспирация и полное подчинение мне. И упаси боже проявить тебе инициативу. Предупреждаю, я этого не потерплю.
Филимон невольно улыбнулся. К словам Савелия следовало относиться серьезно, а то его личная
