карьера медвежатника и в самом деле может закончиться бесславно, не успев по-настоящему развернуться.
– Мне это подходит. Так где находятся полтора миллиона рублей?
Филимон старался произнести цифру как можно более беззаботно. Будто бы каждый день брал сейфы с миллионным содержимым. Филимону действительно в последнее время на кассы везло. Но самое обидное заключалось в том, что ему не удалось выгрести более пятидесяти тысяч, и газетные публикации об ограблении несгораемых шкафов на сотни тысяч рублей были самой настоящей ложью. Он даже мысленно не мог представить, сколько места может занять сумма в миллион рублей. Савелий едва улыбнулся:
– В тюрьме.
– Что?! – невольно воскликнул Филимон. – Ты, видно, пошутил, Савелий?
Савелий терпеливо переждал, пока Филимон успокоится, а потом все так же сдержанно продолжал:
– Ты не ослышался. В исправительной тюрьме на первом этаже. – Савелий достал из кармана бумагу и положил на колено. – Это чертеж. Сейф находится здесь, – ткнул он пальцем в черную точку. – От него нас отделяют ворота тюрьмы, две железные двери, к которым нетрудно подобрать ключи, и последняя дверь, – Савелий сделал паузу, – из титановой стали. Это уже серьезно. Я знаю, что ты преуспел в работе с ацетиленовой горелкой, так что мне нужна будет твоя помощь.
– Я готов. Когда нужно выходить?
– Ты подумал хорошо? – серьезно спросил Савелий. – Обратного пути не предусмотрено.
– Да.
– Через три дня будем брать. А сначала как следует проспись, более конкретно мы с тобой переговорим завтра. – И, едва повышая голос, добавил: – И держись ты, в конце концов, поскромнее, а то от тебя разит, словно от приказчика захудалой лавчонки. Деньги к себе уважения требуют. – Поднявшись, Савелий слегка приподнял шляпу и зашагал в надвигающуюся темноту.
Глава 56
Голицына Савелий вычислил без труда – уж слишком навязчивым выглядело его общество. От князя разило жандармерией, как от пороховой бочки смертью. Голицын проявлял явно нездоровый интерес к его персоне и старался опекать своего нового друга со страстью раскаявшейся мамаши, некогда отдавшей в детский приют грудного отпрыска.
Савелию захотелось узнать о Голицыне поболее, и скоро он укрепился в своих подозрениях: молодой человек тратил деньги с таким азартом, как будто доживал на земле последние деньки. Но между тем Родионову было известно, что средств к существованию у князя практически не было, если он чем и располагал в действительности, так это долгами отца. В России существовала единственная организация, способная щедро расплачиваться за все его излишества, – министерство внутренних дел. К этому следовало добавить, что как агент он имел явно неплохую оценку от начальства и, очевидно, приносил ведомству немалую пользу, иначе никто не стал бы оплачивать его дорогие ужины в ресторане «Яр».
Князь выдал себя с головой, когда неожиданно заявил, что в исправительной тюрьме находится некто Елизавета Петровна Волкова, замешанная в нескольких банковских ограблениях. Только невероятным усилием воли Савелию удалось сохранить самообладание. Он сумел даже бросить, что, видно, она очень интересная особа и он сам не прочь бы познакомиться с этой девицей.
При следующей встрече Савелий завел с Голицыным разговор о том, что в ближайшие три дня он будет очень занят и, возможно, его даже не будет в Москве. Отозвав Андрюшу в соседнюю комнату, Савелий долго рассказывал о своих петербургских планах и трижды упомянул банк «Северная Пальмира», прекрасно понимая, что за портьерами стоит и слушает его сиятельство князь Голицын. Наверняка уже на следующее утро он сообщит о состоявшемся разговоре господину Аристову, и генерал будет ожидать его где угодно, но уж только не в исправительной тюрьме в Сокольниках.
Савелий посмотрел на часы, через пятнадцать минут должен подойти Филимон. Савелий ждал его с нетерпением. Он подошел к зеркалу и критически осмотрел себя с головы до ног. Теперь в нем ничего не было от щеголя, завсегдатая светских салонов – на него смотрел надзиратель с пышными ржаными усами. В дверь постучали, на пороге стоял верный Мамай и, глянув хмуро из-под густых бровей, произнес:
– Тут к вам пришли, Савелий Николаевич… Жандарм.
– Ничего, Мамай, не пугайся. Все в порядке. Зови!
Поменяв свой светло-серый костюм на форму жандарма, Филимон переменился до неузнаваемости. Даже взгляд его принял казенное выражение, глаза так и вопили: «А ну-ка, голубчик, подь сюды! Что за безобразие творишь?!» Савелий невольно улыбнулся своим мыслям.
– С твоей физиономией, Филимон, не в медвежатниках ходить, а несчастным руки за спину заламывать. Ладно, ладно, не обижайся, я пошутил. – И, хлопнув по-приятельски Злобина по плечу, поторопил: – У нас с тобой мало времени. Мамай, – повернулся он к татарину, – если меня не будет, знаешь, что нужно делать?
Мамай слегка пошевелил своими огромными руками, и Савелий остался уверенным в том, что он бросится на выручку хозяину даже с кочергой наперевес.
– Не беспокойся, хозяин, – твердо уверил дворник.
– Это крайняя мера. Очень надеюсь, что все обойдется малой кровью. Машина у подъезда?
– Да.
– Отлично.
Даже самая сложная комбинация начинается с мелочей, а поэтому Савелий решил заняться перевоплощением в собственной квартире, чтобы уже на полпути к исправительной тюрьме чувствовать себя жандармом.
За рулем сидел вор по кличке Паша Рыбинский. Он служил шофером у банкира Лесснера, и бедный старик не подозревал, что за каждым его шагом следит пара заинтересованных глаз.
Савелий по-хозяйски уселся на заднее сиденье, рядом, сжимая сумку в руках, устроился Филимон.
– Трогай, голубчик, – важно произнес Савелий, так чтобы услышали случайные прохожие, – нас в исправительной тюрьме дожидаются.
Машина затарахтела и, сердито просигналив прохожему, перебегавшему дорогу в опасной близости, скрылась за ближайшим поворотом.
Автомобиль с жандармами остановился у самых ворот тюрьмы. Савелий решительно распахнул дверцу, разгладил ладонями складки у самого ремня и ступил на брусчатник. Не оборачиваясь на Филимона, он строго наказал:
– Держись рядом со мной. И упаси боже сказать тебе что-нибудь лишнее. Тогда нам никогда не придется делить между собой полтора миллиона.
– Я все понял, – улыбнулся Филимон. В душе он уже считал себя состоятельным человеком. И если бы он лишился семисот пятидесяти тысяч рублей, то посчитал бы, что его ограбили.
Савелий решительно нажал на кнопку и тотчас услышал, как где-то внутри двора прозвучал резкий и неприятный звонок. Зловеще ширкнул глазок, по всей видимости, надзиратель внимательно изучал гостей, и только после этого открылось окошко и в амбразуре появилась усатая и недовольная физиономия надзирателя.
Савелий, не дожидаясь вопросов, сунул ему в самые глаза удостоверение:
– Я имею предписание от директора департамента полиции. Мне нужно срочно встретиться с начальником тюрьмы.
– Его пока нет.
– Я подожду его у вас. Не стоять же мне у порога.
За документ Савелий не опасался – его смастерил известный московский фальшивомонетчик, и если бы он пожелал пройти с ним в дом губернатора, то полицейские встретили бы его, стоя навытяжку.
Надзиратель медленно водил глазами, прочитывая документ, что-то хрюкнул неопределенное и, распахнув ворота, произнес:
– Проходите, господа! Вас проводить?
– Не надо, – отмахнулся Савелий. – Мне приходилось бывать в вашем заведении, – сообщил он истинную правду, – так что кабинет начальника я как-нибудь найду.
