– За кем слово, господа? – как можно равнодушнее произнес Григорий Васильевич.
– За вами, господин генерал, – мгновенно отозвался Аркаша.
Назар щедро расплатился с извозчиком, сунув ему серебряный полтинник. Кучер, угрюмый малый лет тридцати, с черной, коротко стриженной бородой, с готовностью взял монету и протянул басовито:
– Благодарствую, ваше скородие!
Храп едва усмехнулся. Подобная фраза подошла бы в том случае, если б он подъезжал к парадному подъезду «Метрополя» в безукоризненном костюме английского покроя, в сопровождении очаровательной дамы, одетой в белое длинное зауженное платье и непременно с дымчатой вуалью, таинственно закрывающей прекрасное личико. Но Назар приехал в самое сердце Хитровки. И шел не по банкетному залу, заставленному столиками из красного дерева, которые ломились от многочисленных яств, а по торговой площади, заваленной хламом. На нем был старенький пиджак, изрядно помятые брюки. Было ясно, что он приехал сюда не с великосветского бала.
Однако в словах кучера не было даже намека на насмешку. Он прекрасно понимал, что везет не сиятельного князя, а матерого грабителя, возвращающегося с дела. Но за пожалованный полтинник готов был назвать храпа даже «ваше императорское высочество».
– Ты вот что, кучер, места здесь глухие, зашибить могут. Если кто своеволие чинить станет, скажешь, что Назарушку подвозил.
– Спасибо, мил человек, – поклонился кучер, – непременно сошлюсь. Ну, пошла, милая! – Он развернул пролетку в противоположную сторону.
Лошадка весело зацокала копытами по пустынной площади.
Назар трижды постучал в дверь. Дверь распахнулась почти сразу. На пороге стоял Заноза и хмуро всматривался в темноту, но, узнав в госте своего, добродушно протянул:
– Назарушка, мил человек, проходи. Давненько не виделись.
Назар уверенно прошел в дом, слегка оттеснив не успевшего отойти в сторону Занозу, сердито стрельнул глазами по сидящим за длинным столом людям и заговорил:
– Собирайтесь, храпы! Через полчаса здесь жандармы будут!
– Как так?!
– Господин Аристов облаву решил сделать, – и, не дожидаясь ответа, через две ступеньки заспешил в комнаты старого Парамона. У самой двери он на мгновение застыл, но, преодолев сомнение, решительно постучал в дверь: – Парамон Мироныч, вставай! Сейчас здесь жандармы будут. Облава на Хитровку идет!
Дверь открылась: в проеме стоял старый Парамон в рубахе навыпуск, в широких черных шароварах.
– Ты чего мелешь-то, мерин сивый? – скорее добродушно, чем зло, произнес Парамон. – Какая такая облава? Слыхом не слыхивал. Или ты хочешь сказать, что знаешь больше, чем я?
Едва ли не в каждом околотке у старого Парамона были куплены люди, имелись таковые и в полицейском департаменте. И порой о предстоящей облаве он узнавал даже раньше, чем начальники участков. Конечно, такая дружба стоила больших денег, но старик рассуждал здраво – безопасность всегда стоит недешево.
– Совсем нет, Парамон Мироныч, да только об этом Савелий Николаевич дознался, – слегка смущаясь, протянул Назар.
Старик изменился в лице.
– Вот как? – И, повернувшись в комнату, крикнул: – Дуня, собирайся. Уходить надобно! Да золотишко прихвати. А то, что останется, припрячь как следует. А то я знаю этих жандармов! Так обчистят, что потом с голой задницей ходить придется. А вы что встали? – повернулся он к храпам, стоявшим у лестницы. – Разбежались по домам, предупредите всех, кого сможете. Да пусть добро подальше попрячут. А ты ступай, Назарушка, ступай себе. Предупреди катранщиков да ростовщиков, вот кому более всех бояться следует.
Через несколько минут Хитровка напоминала потревоженный улей: в гостиницах захлопали двери; кто- то истошно матерился в ночь; храпы покрикивали на нерадивых и запугивали ростовщиков; какая-то хрипатая тетка громко звала Маньку, а заботливый девичий голосок просил Петюню не позабыть взять с собой подштанники.
Старик Парамон закрыл входную дверь, осмотрелся и, убедившись, что чужих глаз в доме нет, оттянул одну половицу и вытащил из-под пола небольшой потертый саквояж. В длинном плаще, в шляпе и с саквояжем в руке он напоминал фельдшера, оказавшегося в трущобах по долгу службы. Подумав, открыл саквояж. В глаза ударил блеск бриллиантов, который был умножен многократно колыханием свечей. Парамон взял подсвечник и поднес пламя поближе. Минуты две он наслаждался великолепной игрой света, многократно надломленного гранями бриллиантов. После чего бережно щелкнул застежками и бодро крикнул:
– Дуняша, радость моя! Где же ты?!
Евдокию было не узнать: в светло-голубом строгом приталенном платье, выгодно подчеркивающем ее стройную фигуру, она напоминала фрейлину государыни. И каждый, кто перешагнул бы в этот момент порог дома Парамона, невольно задал бы себе вопрос: «Что делает на Хитровке столбовая дворянка?»
– Я здесь, Парамон, – произнесла девушка, спускаясь по лестнице. Левой рукой она осторожно придерживала платье, правая скользила по перилам.
Парамон открыл дверцу чулана.
– Сюда, Дуняша, да не мешкай! Время торопит. – Он взял со стола подсвечник и посветил в самый угол. Здесь была встроена еще одна дверь. Тайная. Ее невозможно было увидеть снаружи, если только не знать о ней.
Парамон немного постоял. Перекрестился трижды и, поклонившись, произнес:
– С Богом!
Старик толкнул рукой потайную дверь. В чулан дохнуло застойной сыростью и холодом. Пламя свечей выхватило в темноте высокий, в человеческий рост, потайной лаз. Своды были выложены темно-красным кирпичом, изрядно посеревшим от времени.
Наверняка он был вырыт в давние времена одним из московских государей, чтобы в случае возможной смуты удалиться вместе со всем семейством далеко за пределы крепостных стен. Со временем он был забыт, частично засыпан, а то, что от него осталось, держалось Парамоном в большой тайне.
Подземный ход связывал жилище старика с невзрачным каменным домиком в полутора верстах от Хитрова рынка, где старик всякий раз находил себе спасение от бесчисленных облав.
– Не оступись, родимая, – произнес Парамон, крепко держа Душечку Дуню за руку, – здесь ступенька малость пообточилась. Я сейчас, милая, – басил старик, – задвижку закрою.
Зловеще шаркнул засов, и он ощутил на плечах тяжесть веков.
Глава 16
– Приехали, Савелий Николаевич, – натянул вожжи Андрюша. – Так, стало быть, мне здесь обождать?
– Нет, – Родионов спрыгнул на землю. – Здесь ты виден, как блоха на… В общем, встань у этого угла. Там, в тени, ты будешь незаметен, – махнул он в сторону соседнего здания. – Думаю, за полчаса управлюсь. Если будет что-нибудь не так, скажем, услышите шум, уезжайте немедленно.
– Это как же, хозяин, неужто прикажешь тебя оставить? – запротестовал Антон Пешня.
– Я выберусь. Понятно?
– Да, – качнул головой Андрюша.
– Ну вот и славно.
Савелий поправил шляпу и, размахивая тростью, направился в здание Тверского ломбарда.
– Ты вот что, – произнес Андрюша, – от хозяина не отходи. Если с ним что случится, так Парамон Мироныч нас в землю живыми зароет. – Он вынул из-за пояса наган, сунул его Антону и произнес: – Не отходи от Савелия ни на шаг.
В руке Пешни оказалась сильная вещь. Тяжелая. Теперь он поднялся еще на одну ступень. А там, глядишь, и в храпы выберется. Это не в шпанках ковыряться!
