этом почему-то имела страдальческое выражение, но Аристов совершенно точно знал, что это были не муки совести.
Григорий Васильевич без труда понял, как были сделаны эти фотографии: в стене смежной комнаты было просверлено отверстие, оттуда за всеми его постельными чудачествами подглядывал объектив фотоаппарата.
Фотографии вполне могли оказаться на столе у господина Ракитова, и тогда директор департамента полиции получит более полное представление о всех пороках своего подчиненного.
Это крах!
Конец не только его карьере, но, что самое страшное, и репутации. Для него будет закрыт вход во все салоны Москвы. И самое большее, на что он может рассчитывать, так это на участие какой-нибудь перезрелой мещанки с Малой Дмитровки.
Зазвонил телефон. Оттого что звонок прозвенел неожиданно, он показался особенно громким.
– Слушаю!
– Вы получили почту, ваше сиятельство?
Аристов, стараясь подавить бешенство, произнес:
– Что вам угодно, сударь?
– Разве я вам не сказал?
В голосе незнакомца послышались нотки разочарования.
– Я вас не понимаю.
– Боже мой, со мной частенько такое случается. Я просто хотел поинтересоваться, как вам понравились фотографии. Считайте, что это мой подарок. И не надо благодарить меня!
Аристов надолго замолчал.
– Так… значит, это ваших рук дело? И что вы от меня хотите?
– Смею вам заметить, Григорий Васильевич, что вы человек не без способностей, и мне верится, что через некоторое время вы сможете возглавить даже департамент. А это немалая карьера! Свои блестящие перспективы вы можете разрушить одним необдуманным решением.
– Мне нужно все взвесить. – Голос Аристов заметно дрогнул.
– У вас для этого совершенно нет времени. Решайтесь, сегодня вечером Парамон должен быть на свободе.
– Вы слишком категоричны. А потом, как вы себе это представляете, взял да отпустил? Распахнуть перед ним ворота и сказать, что вы свободны, уважаемый Парамон Миронович, дескать, ошибочка случилась.
– Вам не нужно будет ничего объяснять. Насколько мне известно, Парамона и еще нескольких человек собираются переводить по этапу завтра вечером в Емельяновскую крепость.
– Однако, у вас информаторы. Вы и об этом знаете?
– Разумеется. Так вот, у меня к вам имеется единственная просьба – пускай руки у него будут свободны от кандалов.
– Хорошо, я согласен, – наконец выдавил из себя Аристов, понимая, что все равно беседовать с хозяином Хитрова рынка ему уже не о чем.
Глава 25
Проводить Парамона Мироновича вышел сам начальник тюрьмы. Он дружески хлопнул сидельца по плечу и по-приятельски пожелал:
– Ты бы уж не пропадал, Парамон Миронович, а то без тебя здесь такая скукотища, словечком перемолвиться не с кем. Перевелись нынче умники. Считай, на всю тюрьму только два порядочных человека – ты да я. Вот глянь на них, – начальник тюрьмы показал пальцем на жандармов, которые смиренно стояли рядом и дожидались распоряжений начальства. – Какие физиономии скучнющие! Глядя на эти образины, у меня только изжога обостряется. Ну посмотри ты на этого усатого, – он просверлил пальцем грудь парня, стоящего рядом. Вид у него и в самом деле был печальный, как будто бы он только что вернулся с кладбища, похоронив зараз всю ближнюю и дальнюю родню!
Парень, услышав голос начальника тюрьмы, улыбнулся. Однако получилось очень кисловато.
– Видишь, какая образина. Вот такими мне приходится распоряжаться. Так что, Парамоша, не забывай нас, как говорится, заглядывай.
– Как же возможно позабыть такой трогательный прием, ваше благородие. Постараюсь непременно попасть к вам вновь. Вот сейчас выйду за ворота да кирпичиком по макушке кого-нибудь и приголублю. А там, глядишь, меня снова сюда завернут вместе с другими мазуриками. Хе-хе-хе!
– Ладно, полно, Парамон Миронович, все шуткуешь.
Ворота Бутырской тюрьмы лязгнули и оставили на пустынной улице Парамона Мироновича в окружении четырех серьезных жандармов.
– Ну что, Парамон, потопали, – поторопил угрюмый парень лет двадцати пяти. – До Емельянки час без малого ходу. А транспорту для вас не нашлось.
С подобной физиономией удобно работать в похоронной конторе и выражать соболезнование родственникам усопшего.
– Потопали, – отозвался старик, весело хмыкнув, – коли не шуткуешь.
Они не прошли и сотни метров, как из-за угла, встав на задние лапы, прямехонько и с явной угрозой на конвой затопал медведь. Он негромко и рассерженно зарычал, замахал могучими лапами, как будто бы хотел подмять под себя сразу всю охрану, и повернулся в сторону угрюмого парня.
– Мать честная! – выдохнул парень от ужаса. Шагнув назад, он оступился и нелепо растянулся на сером булыжнике.
Винтовка брякнулась с грохотом, а медведь, словно играя, смахнул со служивого шапку.
Конвой оторопел. Все растерянно наблюдали за тем, как медведь уверенно перешагнул через поверженного парня, слегка задев его когтистой лапой, и шагнул в сторону высокого рябого жандарма, стоящего от него всего лишь в двух шагах с разинутым ртом.
– Братцы, да здесь еще один! – проорал тот с перекошенным от страха лицом.
Действительно, из-за угла чинно вышагивал темно-рыжий медведь. Зверь на секунду остановился, вдохнул в легкие воздух и направился в сторону рябого.
– Братцы, да сожрут же!
Медведь оказался малым добродушным. Он вплотную приблизился к перепуганному жандарму и, открыв пасть, дохнул ему в лицо зловонием и, потеряв к человеку всякий интерес, затопал по своим звериным делам.
Медведи скрылись за поворотом так же неожиданно, как и объявились. С минуту конвой ошарашенно пялился на угол, за которым скрылись оба косолапых, а потом жандарм, с мрачным, как у покойника, лицом, проговорил:
– Палить нужно было.
– Палить! – едко передразнил рябой. – А чего же ты тогда, дура, ружье свое бросил?
– А как тут не бросишь, если зверюга сожрать меня хотела, – всхлипнул парень.
– Братцы, а Парамон-то где?
– Нет!
– Кого медведь и сожрал, так это Парамона Мироновича!
Как будто в подтверждение его слов из-за угла раздался медвежий рык.
– Догнать бы его надо, – неуверенно предложил рябой.
– Да где его тут догонишь, – сердито отмахнулся усатый, – он уже версты три отмахал.
Жандармы еще некоторое время топтались на улице, о чем-то громко и энергично спорили, размахивая руками во все стороны, а затем пошли докладывать начальству.
Савелий, спрятавшись в тени клена, с мудрой улыбкой дрессировщика взирал вслед удаляющимся жандармам.
– Савелий Николаевич, – вышел из-за спины молодой крепкий черноволосый человек, по виду цыган. – Ну так как, угодил вам?
Родионов неторопливо вытащил из кармана два четвертных билета и небрежно сунул их в руки крепышу.
– Славные у тебя медведи. Настолько славные, что я думал, они жандармов порвут.
