ситуаций, — самодовольно засмеялся Могилевский.
— Молодец. — Судоплатов похлопал его По плечу. — За что ценю вас, евреев, так это за ответственность и исполнительность. Что в работе, что в семейной жизни. Сам дважды женат, оба раза — на еврейках… А мы тут чуть не оскандалились, когда связались с местными кадрами.
— Что случилось?
— Понимаешь, требовалось ликвидировать одного здешнего католического вожака. Все вроде бы организовали как надо. Но в последний момент сорвалось. Ранили этого попа-епископа, сейчас лежит в больнице.
— И что же теперь?
— А теперь то, что вся надежда на тебя, Григорий Моисеевич.
— Я готов. Говорите, что от меня требуется. Могу сходить и туда.
— Проникнуть в больницу проблема не самая сложная, хотя определенные трудности есть. Обслугу там Держат — сплошь местные националисты. Они этого епископа берегут пуще своего глаза. Но и среди них нашлись нужные нам люди. В общем, начинаем действовать.
Симпатичная медицинская сестра, которой в тот вечер Судоплатов представил Могилевского как известного профессора, согласилась провести «консультанта с мировым именем» — незаметно для других, понятное дело, — к раненому епископу. Помочь ей вызвался дежурный врач, который быстро сообразил, что к чему, и был не прочь подзаработать, а может, ему было не впервой оказывать услуги органам.
Все получилось как нельзя лучше — для Могилевского, конечно, и для тех, кому он служил. Епископ нисколько не обеспокоился, увидев рядом с уже примелькавшейся ему медсестрой незнакомого интеллигентного вида мужчину в докторском халате. К нему в палату постоянно наведывались всевозможные врачи-специалисты и консультанты. Спокойно позволил себя осмотреть, безропотно перенес укол…
За воротами больницы Могилевского уже ждала машина с работавшим двигателем. Через полчаса недавний «светило медицины» спокойно пил чай с лимоном в купе скорого московского поезда, мчавшего его на север. Вскоре ему сообщили о том, что тот самый епископ похоронен при большом стечении народа. В официальном медицинском заключении о причине смерти говорилось, что она наступила от острой сердечной недостаточности, явившейся последствием ранения, полученного при налете неизвестных экстремистов на униатских священников.
И уж совсем мало кто догадывался: под видом проникшей на территорию Западной Украины венгерской банды действовали сотрудники спецкоманды Судоплатова — Эйтингона. Кстати, когда локализовали и обезвредили действовавшую в тех местах настоящую банду, ей вменили в вину и налет на священника.
Столь отрадное известие Могилевскому передали вместе с устной благодарностью министра госбезопасности Абакумова. А он хвалил начальника лаборатории нечасто.
Курарин действовал безотказно, но иногда требовались средства более деликатные.
Как-то Могилевский получил задание в очередной раз вернуться к проблеме «откровенности». Интерес к этому эксперименту проявила разведка. Клиентами-«птичками» стали какие-то японские генералы и бывшие дипломатические работники Японии. Весьма приблизительно представляя себе действие нового препарата (испытания-то были в свое время свернуты), начальник лаборатории со своим ассистентом Хиловым, видимо, не рассчитал. Первый же «пациент» умер. Сразу разразился большой скандал. Дело дошло до Абакумова — неприятности грозили ему самому. Говорили, будто от тех генералов и дипломатов планировали с помощью Могилевского получить показания, в которых нуждалась советская сторона обвинения на международном трибунале над главными японскими военными преступниками. Такой процесс проходил в Токио. Неприятный инцидент, как всегда, когда в нем оказывались замешаны органы, удалось замять. Выручил уже не раз упоминавшийся судмедэксперт Семеновский. С его помощью смерть была представлена естественной.
Деятельность Семеновского конечно же требовалось бы исследовать более обстоятельно — она того вполне заслуживает. Если проанализировать составленные им заключения (а он выносил их в большинстве своем по фактам скоропостижной смерти заключенных от сомнительных причин), то может появиться немало сенсационных открытий. Особенно если учесть его тесные контакты с токсикологической лабораторией НКВД и ее руководителем, чего сам доктор Могилевский вовсе не скрывал. Может, именно благодаря медицинским документам с подписями Семеновского удастся установить личности людей, загубленных при проведении экспериментов с ядами. Ведь расстрелянные по смертным приговорам судебно-медицинской экспертизе не подвергались. Впрочем, это, пожалуй, идея возможного будущего исследования. А пока попробуем поразмышлять вместе с читателями и выстроить свою версию.
Впервые фамилия Семеновского прозвучала особенно громко, когда дотошные исследователи архивов стали выяснять обстоятельства смерти маршала В. К. Блюхера. Как известно, до ареста все знали маршала как красивого, всегда подтянутого человека с отменным здоровьем. Ему было немногим за сорок — самый цветущий возраст для мужчины. Никаких жалоб на здоровье он не высказывал, был отлично развит физически. Года за полтора до того, как вокруг него сгустились тучи, Блюхер женился и, безусловно, наслаждался жизнью с молодой женой (разница в возрасте 25 лет — факт примечательный) и блестяще складывавшейся военной карьерой. Кстати, автору довелось лично встретиться со вдовой маршала, и многое из сказанного написано с ее слов.
Вдруг осенью 1938 года, уже на самом гребне последней большой волны репрессий, Блюхера арестовали. А спустя немногим больше недели его обнаружили в тюремной камере мертвым. В заключении о причине смерти Семеновский записал: «…от закупорки легочной артерии тромбом, образовавшимся… в венах таза (? —
А тут пожалуйста, не патологоанатом, а рядовой тюремный судмедэксперт, специалист совершенно в другой области, демонстрирует столь высокую квалификацию. Будто путь тромба оставил свои отметки на кровеносных каналах. Не менее поразительно и другое — тот же самый судмедэксперт не выполнил элементарного требования: ни единым словом не упомянул о наличии каких-либо телесных повреждений на теле покойного. Почему? Ведь, согласно всегда существовавшим правилам, он обязан точно зафиксировать все раны, переломы, следы побоев, исследовать и показать их происхождение, указать, прижизненные они либо посмертные, механизм их образования. Такие вещи известны даже начинающему судебно-медицинскому эксперту.
Так, может быть, их действительно не имелось? Ничего подобного. Были!
Врач Лефортовской тюрьмы А. А. Розенблюм и следователь НКВД Головлев, допрошенные в разное время, раздельно друг от друга и разными людьми, показали: «Блюхер накануне был сильно избит, ибо лицо его представляло сплошной синяк, было распухшим… около глаза имелся огромный синяк, а склера глаза переполнена кровью».
Вызванная в те же дни в тюрьму для оказания давления на Блюхера с целью принудить его к самооговору в шпионаже в пользу японцев на Дальнем Востоке одна из подруг жены впоследствии вспоминала: «Его лицо было таким, будто по нему проехал танк». Можно смело утверждать, что, несмотря на уловки Семеновского, смерть маршала вызвала тогда скандал и явилась последней каплей, переполнившей чашу терпения Сталина и обратившей недовольство топорной работой «мясников» Ежова в самый настоящий гнев. Это послужило одной из причин снятия Ежова с поста наркома внутренних дел, последовавшего сразу же после случившегося с Блюхером. Тем более что арестован был Блюхер без санкции прокурора, по личному распоряжению Ежова.
Ежова, как известно, вскоре расстреляли. Ну а Семеновский остался на своем месте. К нему претензий у органов не было — он исправно выполнял все, что от него требовалось.
Вряд ли можно отыскать подтверждения связи между смертью Блюхера и деятельностью лаборатории Могилевского. Маршала, видимо, просто забили до смерти ежовские вышибалы показаний.
Постепенно все вроде бы забылось. Фамилия Семеновского больше десятка лет нигде не всплывала. И вдруг появилась на свет, совпав с изысканиями Могилевского по «проблеме откровенности».
Специфические следы деятельности лаборатории Могилевского просматриваются в посмертных делах
