знаете ли.
– Спасибо, батя, – поблагодарил его Варяг.
Глаза сторожа малость потускнели, он имел основания рассчитывать на нечто большее, чем обыкновенная благодарность. Пробурчав в сердцах что-то неодобрительное, он побрел в сторожку.
– Странно все это, – заметил Тарантул, когда сторож отошел на значительное расстояние.
Варяг не ответил, присев, снова принялся рассматривать надгробие.
– Посмотри-ка сюда, – показал он на основание стелы. – Ничего не заметил?
– Кажется, как будто кто-то двигал памятник.
– Верно. Но не только двигал, но еще и подкапывал, причем совсем недавно. Ты посмотри сюда, свежей землицы понабросали. Покойничка побеспокоить хотели. Да, видно, кто-то их спугнул.
– Не обошлось здесь без сторожа.
– Возможно.
– Надо бы его с пристрастием допросить. Обязательно колонется.
– Пока не надо. – Варяг повернулся к Гурию Валерьевичу. – А ты что на это скажешь?
– А чего мне говорить-то. Темное дело! Я вам показал, а вы решайте.
– Да… Все-таки пойдем, навестим сторожа, – кивнул Варяг Тарантулу.
Сторож наливал водку в граненый стакан. Он даже не обернулся на скрип двери. Когда водка слегка выплеснулась через край стакана, он осторожно и, будто бы стесняясь присутствующих, выпил. После чего, одобрительно крякнув, тряхнул стаканом, стряхнув на темный пол последние капли. Прерывать старика было жаль, он словно колдовал и был верховным магом нехитрого застолья. Однако дела требовали.
– Старик, объясни мне, почему одну из этих могил хотели разрыть?
– А я почем знаю, – недружелюбно огрызнулся дедуля. – Ничего я не видел, ничего не слышал…
Варяг слегка заскучал. Опять тот самый случай, когда уговаривать бесполезно. Деньги? У иных людей есть твердые принципы, заставляющие их отказываться от очень существенной суммы. Сторож, похоже, был из той самой несговорчивой породы упрямцев. Можно было бы пригрозить старику раскаленным утюгом или серией ударов по почкам. Специалистов по развязыванию языков хватает в любой бригаде, в достатке их было и у Варяга. Собственно, и дело-то не очень хитрое, – знай, забивай в мякоть острые предметы. Язык от подобного обращения развязывается сам собой. Но душа к зверствам не лежала, разве что в крайнем случае.
На столе – селедочка, репчатый лучок… Еда самая что ни на есть бесхитростная, но вот зато закусь отменная. И рыбку старик любил, видно сразу, – селедку ел с завидным аппетитом.
– В общем, так, старик, зверств никаких не будет, обещаю. Надо уважать старость. Ты умрешь без мучений. – Варяг посмотрел на Тарантула, тот, поняв его без слов, вытащил «вальтер» и прицелился в голову старика. – Считаю до пяти…
Удивительно, но страха в глазах сторожа Варяг не увидел. Обида присутствовала – уголки губ опустились, вокруг рта прорезались длинные морщины в виде подковы. Умирать было грустно, тем более в такой погожий день, да еще со стаканом в руке, при хорошем аппетите и отменной закуси.
– Если ты не скажешь, кто недавно приходил и потревожил могилу, значит, мы с тобой не договорились. Раз… Два… Три…
Варяг считал через равные промежутки времени, размеренно и бесстрастно. Жизнь старика для него ничего не значила.
– Постой, – почти выкрикнул сторож. – Я все скажу, только ты того… дуру-то опусти.
Тарантул посмотрел на Варяга и, получив молчаливое разрешение, сунул пистолет в карман.
– Я тебя слушаю.
– Действительно, дней десять назад вертелись здесь какие-то кавказцы. Народ приметный, в поселке у нас их нет. Ко мне обратились, вот так же, как и вы, про могилу Голицына спрашивали. Да еще про тех, что взорвались. Ну, я им и показал… Бессонница меня мучает, старый я, вот поэтому и на рыбалку ночную хожу. Так вот, я тут хотел дорогу сократить и через кладбище пошел. Мертвецов-то я не боюсь, – безразлично махнул он рукой, – я их всех еще живыми помню. Так что ничего дурного они мне не сделают. А как к могилкам-то подошел, смотрю, а кавказцы там чего-то шебуршатся. Спрятался я за надгробьем и смотрю. А они лопаты взяли и надгробья стали ломом кочевряжить. Ну что тут делать? Я в село побежал. Благо, что близко. Забежал к своим, толпу собрал, да на кладбище. Напугали мы их… Больше они не появлялись. Я к могилке-то подошел, а она уже раскурочена, памятник в сторонке лежит, земля повсюду разбросана. Негоже это покойников-то тревожить. А утром я землицу на место вернул и памятник установил, как прежде. Так что если не приглядываться, то ничего не заметно.
– Что же это так твоими покойниками-то интересуются? – задумчиво спросил Варяг.
– А это не у меня надо спросить, – обиженно отозвался старик, – а у тех, кто кощунствовал.
– Спросим, – пообещал Варяг. – Не сомневайся.
– Хотя слух у нас после войны ходил, будто бы под одной из этих могил клад спрятан… Копали-то они как раз на этом старом захоронении! А тут на днях у нас убийство случилось, – понизив голос, сообщил старик. – Здесь у нас березовая роща есть, так вот, в ней был убит один из тех кавказцев. Я и не удивился, с кощунами всегда так происходит… Ну, чего вы на меня так смотрите? – возмутился он. – Режьте меня на куски, больше ничего не знаю, все сказал!
– Да ты не дрейфь. Резать тебя на куски мы не будем, – усмехнулся Варяг, сделав паузу, добавил: – Во всяком случае пока. – И, развернувшись, заторопился к выходу.
Глава 28
РОКОВАЯ ЖЕНЩИНА
На ветхого старца, сидевшего в одном ряду с нищими, никто не обращал внимания. Мало ли таких! Густая седая борода скрывала половину его лица, а в шапке, лежащей перед ним, стыдливо поблескивала желтая мелочь. Старец застенчиво крестился и ловил взглядом каждого прохожего, а когда монетка летела в его шапку, благодарствовал, склоняя к груди седую голову. Его никто не гнал, он был один из многих, а места на узком тротуаре перед Троицкой церковью хватало на всех. С его унылым обликом не вязались только глаза – выжидательные и заметно строгие.
Заметив вышедшую из церкви высокую пожилую женщину, он поднял шапку, сгреб брошенную мелочь и, сунув ее в карман, пошел следом. Завернув за угол, осмотрелся. Никого! Только после этого сорвал свою бороду и швырнул ее в мусорный бак. Женщина зашла во флигелек, стоящий в церковном дворе, и затворила за собой дверь. Выждав минуту, старик вошел следом.
– Здравствуй, Нина, – негромко произнес он.
Женщина, стоявшая к нему спиной, поспешно развернулась.
– Ты?! – невольно вырвался у нее крик изумления.
– Да, как видишь, я немного изменился… Но узнаваем!
– Как ты посмел явиться сюда? После всего того, что произошло?!
– Я хотел тебя увидеть.
– И для этого ты устроил у меня в квартире погром?! Для этого ты убил сторожа?! Кажется, он был твоим другом?
Беспалый безразлично пожал плечами:
– С тех пор много переменилось.
– Что ты у меня искал, золото?
Беспалый улыбнулся:
– Вижу, что ты догадливая.
– Только зачем оно тебе, одной ногой в могиле, а тебе все мало!
– Хм, я еще пожить хочу. Так где оно?
– Ты до сих пор не веришь, что у меня его нет? – Женщина сделала несколько решительных шагов к тумбочке, на которой стояла высокая шкатулка, и, открыв ее, достала пожелтевшую вырезку из газеты. – Возьми, прочитай! – произнесла она с вызовом. – Может, это единственный верный поступок за всю мою жизнь!
Беспалый бережно взял вырезку и аккуратно развернул ее. Крупным планом, едва ли не в полстраницы, была напечатана фотография девушки. Тимофей Егорович даже не сразу и понял, что эта была Нина пятидесятилетней давности. А ниже крупными буквами было написано: «Нина Голицына пожертвовала
