– Ну, чем не последняя вечеря? Только не проповедь я вам хочу читать, бояре, совета вашего просить.
– Слушаем мы тебя, государь, – первым отозвался Афанасий Нагой, заняв рядом с царем место по праву ближайшего родственника.
Глянул государь на тестя, и трудно было ему сказать, кто это отвечал – будущий иуда или, может быть, верный апостол.
– Мы твои холопы, государь, – произнес Морозов.
Иван Васильевич оделся тожественно: на нем золотой кафтан, на голове самодержавный венец, в руках скипетр и яблоко.
– Вот что я вам хотел сказать, бояре. Тяжкое нам досталось время, лихолетье. Шведы с поляками едва ли не половину русских земель заняли, а с юга хан Украйну жжет. Татары в Казани лото бунтует, под Москвой тати купцам проехать не дают, а в самом государстве такая смута поднимается, что даже десяток стрелецких полков не сумеет унять мятежников. Сказывают, что казачки на Волге шалят, купцов грабят, суда их топят.
– Что верно, то верно, государь, – невесело поддакнул Михаил Морозов. – Бунтует народец. Никитка- палач руки татям сечет, разбойничкам ноздри рвет, а им все нипочем!
Государь молчал. Затаились в ожидании и бояре, напоминая апостолов, дожидающихся божьего откровения.
И оно состоялось.
– Не вечен я, господа. Недолго мне еще жить. Скоро вслед за сыном отправлюсь. Не удастся мне эту смуту вывести… не успею, видать! Непростое сейчас в России время, оно требует не только ума, но и характера. Был бы жив Иван… он-то уж сумел бы продолжить отцовское дело. А Федору такое наследство не по плечам. Мой младший сын слаб умом, тщедушен телом, переломится он от такой тяжести, как хворостина. Правду хочу сказать, господа, царство только загубит! – Иван Васильевич положил державу на стол, и она, негромко стукнув, качнулась дважды. Взгляды бояр были устремлены на золотое яблоко. – Я хотел вам сказать, чтобы вы избрали из знатнейших бояр себе царя… вместо меня. Я бы хотел при жизни знать, кто станет на царствии.
Тронул государь яблоко, и оно покатилось через весь стол к боярину Шуйскому, виднейшему из князей.
– Полно тебе, государь, печалиться, – отвечал Василий Иванович Шуйский, не решаясь коснуться золотой поверхности державы. – Пускай продлит господь твои годы, а там на трон Федор сядет, сын твой, как московскими государями в старину заведено было.
Государь не сдавался.
– Бояре, я не заводил бы о престолонаследии речь, если бы царство было укреплено внуками. Но их нет! У старшего сына жена мертвым чадом разродилась, а у Федора жена с пустой утробой оказалась. За грехи тяжкие господь внуками меня обделил. А государству нашему от этого только большая потеря. Но с уходом последнего отпрыска Калиты не кончается Русь. Видно, так указано господом, что тот, кого мы сейчас изберем, даст начало новой династии московской. – Нечасто государь надевал золотой кафтан, чаще предпочитал платье с жемчугом, а то и вовсе являлся на Думу в телогрее, теперь для всех стало понятным появление царя в таком наряде. – Есть у меня на примете такой человек, думаю, что и вы со мной согласитесь… Это князь Василий Шуйский! – остановил взгляд Иван Васильевич на темных глазах боярина.
– Помилуй, государь Иван Васильевич, – перепугался боярин, – по мне лучше царская опала, чем такая милость! Или я чем не угодил тебе?
Держава остановилась у самых ладоней боярина, вот протяни сейчас длань – и сумеешь завладеть целым государством.
Иван Васильевич потянулся к державному яблоку, но не затем, чтобы поглубже упрятать его, а для того, чтобы передать в руки будущему государю. Тронул царь кончиками пальцев державу, и она, стуча, прокатилась и, если бы не расторопность Шуйского, упала бы на дубовый пол.
Неловко смотрелось царское отличие в корявых пальцах боярина.
– Брезгуешь, значит? – угрюмо усмехнулся Иван Васильевич.
– Не по мне эта честь, государь. И другие не согласятся. Если, не приведи господь, случится что с тобой, пусть правит нами Федор… как умеет.
Самодержец забрал державу. Тяжела! Такая ноша не каждому по плечу, одного золота фунтов на пять вытянет.
– Хорошо, господа, будь по-вашему. Ступайте себе с миром.
Когда бояре ушли, Иван Васильевич окликнул старшую невестку.
– Постель мне приготовь, Елена, – устал я с этими боярами. А еще воды горячей подготовь, ноги малость попарю. Усталость она хорошо снимает.
Скоро невестка появилась с тазом в руках. Поставив горячую воду перед самодержцем, Елена хотела уйти, но Иван Васильевич мягко ухватил ее под локоток.
– Раздеться мне поможешь, доченька, немощен я стал. Чего же ты скривилась? Или батюшке хворому пособить не желаешь? А ну, тяни за рукав, пошибче тяни… вот так. А теперь на скамью помоги мне присесть. Некуда тебе спешить! – прикрикнул царь, заметив, что она хочет уйти в другие покои.
Иван Васильевич задрал сорочку до колен и сунул пятки в кипяток.
– Может, водицы холодной плеснуть? – спросила царевна.
– Не надо… Ох! И так хорошо. А ты меня, царевна, не сторонись, – прикрикнул Иван Васильевич на сноху. – Одно у нас с тобой горе, вдвоем его легче вынашивать. А у тебя ко мне еще должок имеется.
– Какой же, батюшка?
– Не забыла, чей совет Иван Иванович спрашивал, прежде чем тебя во дворец привел? Ежели бы не мое царское слово, не быть тебе царевной! Аль не так, Елена?
– Так, батюшка, – не смела смотреть Елена на едва одетого государя.
– То-то же! – вздохнул безрадостно Иван Васильевич. – А может, тебя в монастырь отправить? – неожиданно посуровел государь. – Без мужа осталась, чадо не сберегла. Кому ты теперь нужна?! Да если бы ты не ходила голой, царевич жил бы! – И, глянув на девицу, которая едва удерживалась от слез, смилостивился. – Ладно, подойди ко мне. Да не шарахайся, как черт от ладана. Эх, Елена, Елена, неужто не догадываешься, почему я тебя Ванюше посоветовал? – приврал государь.
– Нет, батюшка.
– Глянь на меня. – А когда царевна, набравшись смелости, заглянула в глаза государю, зашептал жарко: – Люба ты мне! Дай я твою белую рученьку подержу. Ах, как она хороша. А как бела! Не бойся ты меня, царевна, приголублю я тебя. Все царствие свое к твоим ногам положу, только от моей ласки не отрекайся.
Иван Васильевич поднялся, едва не опрокидывая таз с водой, шагнул навстречу к Елене и обнял ее за плечи.
– Батюшка-государь, что же ты такое делаешь?! Я ведь невестка твоя!
– Нет теперь у меня Иванушки, ты мне от него осталась в утешение. Не оттолкни, пожалей старика.
Иван Васильевич прильнул губами к шее царевны, задрал ей на животе ворох платьев и холодным прикосновением старческих рук обжег невестку.
– Нет! – посмела оттолкнуть Елена царя. – Нет! – яростно отбивалась она от него.
А Иван Васильевич, напоминая медведя, заламывающего козочку, уже подмял царевну под себя и торопливо стал стягивать с нее платья.
– Иванушку вспомни, Елена. Сына моего старшего, – жарко шептал в лицо невестки государь. – Теперь ты мне принадлежишь, до последней кровинушки.
– Нет! – воспротивилась Елена и, собравшись с си-лами, спихнула с себя московского хозяина. – Лучше смерть! – бросилась к выходу, одергивая на коленях задравшиеся платья.
– Смерть, говоришь? – невесело поднялся с пола отверженный государь. – Не пожалеть бы тебе. Впрочем, живи пока.
Глава 5
В положенный срок Мария разрешилась от бремени, укрепив русское царство наследником.
