Север, прозвав ее «Котласским побоищем».
– Я тоже наслышан об этом, он сумел разделить сучью зону, – продолжал Глист. – Но мне всегда было интересно знать, что же такое он сказал сукам, что заставил их вдруг неожиданно отказаться от войны. А может, эти ребята падают в обморок при виде крови? – предположил он с издевкой.
– Я ни в чем не собираюсь оправдываться. Глист. Я поступил так, как мне подсказывала совесть. И кто меня упрекнет в том, что я сумел спасти несколько десятков воров? А сделал я это для того, чтобы мы выиграли главное сражение. А быть ли мне паханом на этой зоне… Вы ведь меня еще не спросили, бродяги, а я еще не согласился. Слишком это хлопотное дело! – Мулла скрестил на груди руки.
Он сознавал собственные силы и то, что при желании он мог бы раздавить любую мятежную кодлу и сделаться паханом, не спрашивая ни у кого разрешения. Но в этом случае он нарушил бы один из воровских принципов – на «законного» вор должен смотреть как на равного. Он был силен не только людьми, стоящими за его плечами, не только беспризорным детством, но и чистотой прошлой жизни. И в этом спокойном ответе чувствовалась сила, которая в несколько минут способна была перевернуть весь лагерь.
– А знаете что, бродяги, я согласен быть смотрящим, не превращать же нашу жизнь в бардак, – медленно сказал Мулла и, прищурив слегка раскосые глаза, добавил:
– Может быть, у кого-то имеются свои соображения на этот счет?
– Будь смотрящим. Мулла! Ты достойный вор! – поддержали Заки Зайдуллу воры.
– Мулла правильный бродяга!
– Пусть Мулла будет!
Глава 17
Вечером Беспалый велел привести к нему Заки Зайдуллу. Молоденький лейтенант, сопровождаемый.четырьмя автоматчиками, ткнул в новоиспеченного – смотрящего пальцем и распорядился:
– Эй ты, узкоглазый, быстро к полковнику! Его раздражала медлительность, с которой Мулла приподнялся с нар. Было видно, что уголовник делает одолжение, и если бы не безделье и скука в бараке, то он мог бы и вовсе не сдвинуться с места. Лейтенант хотел поторопить Зайдуллу, ткнув его стволом в бок, но вспомнил приказ полковника Беспалого быть с татарином как можно сдержаннее. Хрен поймешь этого полковника, к чему такие церемонии?
Полковник Беспалый встретил Муллу ласково.
– Если бы ты знал, Заки, как я тебе рад!
Его слова дышали искренностью, и Зайдулла на миг усомнился, а тот ли это человек, с которым он расстался не далее как вчерашним вечером? Казалось, будто они не виделись несколько десятилетий, а Тимофей обращался не к своему подопечному, а к другу-подельнику.
– Садись вот на этот стул. Здесь у меня поприличнее, чем у вас в бараке. Знаешь, я у вас пробыл всего лишь несколько минут, но дощатые нары навели на меня такую тоску, что хоть волком вой. Поэтому я уже давно предпочитаю металлические кровати. Ты потрогай, – показал полковник в угол, где стояла металлическая кровать на низких ножках с высоким изголовьем. – Ты даже представить себе не можешь, какая она мягкая!
Заки, усмехнувшись, подумал, что так же искренне восторгается пятилетний малыш, когда получает новую игрушку.
– Знаешь, – продолжал полковник, – я тебе сочувствую. А ведь было время, когда и я мучился на дощатых нарах! Признаюсь, Мулла, я ведь и сам не сразу привык к такой роскоши, поначалу-то на свою кровать я доски стелил. Вот что значит сила привычки! А потом ничего, понял, что на перине не хуже будет.
Да ты садись, что-то ты совсем оробел! Я ведь тебя не помню таким стеснительным.
Мулла сел на стул, по-хозяйски закинул ногу на ногу.
– Зачем звал, Тимоха? Или, может быть, по прошлому затосковал?
– Это ты в точку. Мулла! Затосковал! Эх, вернуть бы наши беззаботные денечки, когда мы с тобой беспризорничали по Москве-матушке! Да, было время…
Знаешь, Заки, я ведь немного романтик, может быть, поэтому я разыскал на Колыме и Шельму. Думал, посидим вместе, повспоминаем, а ты вот на меня дуешься почему-то. Да и Шельма, видно, зло на меня держит, а ведь я никого не предавал.
Что же ты молчишь, Заки?
С Тимохой всегда было трудно разговаривать, даже самый серьезный диалог он сдабривал едкой иронией.
– А чего ты от меня ожидаешь, Тимоха? По-твоему, я должен похвалить тебя за твои воспоминания? Ты бы уж лучше свой треп для баб поберег.
– Несговорчивый ты, Мулла, а жаль, я ведь с тобой по душам хотел потолковать, как бывало раньше. Ведь ты, кажется, сейчас смотрящий? – жестко спросил Беспалый.
Заки понял, что это был сюрприз, который Тимоха приготовил своему былому корешу. Беспалый хотел показать свое могущество, доказать, что даже в среде паханов для него не существует тайн.
Мулла впервые улыбнулся. Похоже, он недооценивал полковника Беспалого, а может быть, никогда по- настоящему и не знал Тимоху.
– Надеюсь, ты не станешь говорить о том, что для этого я должен был просить твоего разрешения?
– Я вижу, Мулла, ты не разучился кусаться. Впрочем, без этого ты не стал бы тем, кто ты есть сейчас. Я Очень жаль, что паханом стал именно ты. Но, видно, так распорядилась судьба, а если так вышло, то, значит, ты стал частью моей игры. Сам знаешь, по нашим московским понятиям если карты разложены, то партия всегда доигрывается до конца. Если помнишь, я всегда был очень азартный и не любил проигрывать.
