Мякиш ступал по бараку уверенно, прекрасно зная, в какой стороне находится закуток Бирюка. У самой каморки он остановился – двое блатных встали на его пути и хмуро поинтересовались:
– Почему ты не здороваешься, Мишка? В чужую хату вошел, а пидорку с головы сбросить не желаешь?
– Уж не в «кумовья» ж вы играете, чтобы перед вами шапку ломать? – злобно пробасил смотрящий. – Где Бирюк?
Вор скосил глаза в сторону – за разговором напряженно наблюдали остальные блатные. Тут Мякиш понял свою ошибку – глупо было являться в карантинный барак в сопровождении всего лишь четырех бойцов. При желании блатные могли исколоть его гвардию перьями в первые же десять минут конфликта.
Дверь каморки неожиданно распахнулась, и в узком проеме показался Бирюк. С минуту он внимательным и цепким взглядом изучал смотрящего и его свиту, а потом, улыбнувшись, широким жестом радушного хозяина пригласил гостя к себе в каморку:
– Проходи, Миша, а я ведь тебя ждал!
Блатные отступили на шаг, и Мякиш уверенно прошел внутрь.
Подобные встречи с глазу на глаз были в правилах среди законных. Эти беседы очень смахивали на переговоры политических лидеров, когда даже ближайшее окружение не должно было знать, о чем они говорят.
Мякиш неторопливо опустился на стул и осмотрелся. Каморка Бирюка отличалась от всех комнат, которые он видел в колонии. Если у прочих авторитетов на стенах можно было увидеть только голых баб с растопыренными ногами, то у Бирюка комната напоминала уютный кабинет научного работника. На полке над койкой стояли книги в толстых замусоленных переплетах. На дощатой стене висела картина, на которой был изображен тундровый пейзаж. Картина была написана почти профессионально, и было ясно, что художник с заполярными широтами был знаком не понаслышке.
– Оценил? – усмехнулся Бирюк. – Я ее написал, чтобы как-то заглушить скуку. Мне разок уже приходилось чалиться за полярным кругом. Тогда казалось, что более гнилого места невозможно отыскать на всей земле, а когда вернулся на волю, так эти сопки мне стали по ночам сниться. Я хочу тебе сказать, Миша, что скучнее, чем на нарах, может быть, разве что только в могиле.
– Я смотрю, что ты помимо воровских ремесел еще и кисть в руках толково держишь! – хмыкнул Мякиш. – И книжки от безделья почитываешь? – Он перевел взгляд на толстые тома.
Разговор получался странным.
– Все зависит от настроения. – Бирюк взял с полки одну из книг. – Гегель. Слыхал о таком?
– В первой моей ходке был один немец с такой фамилией. Погоняло у него было Шоп. Круглый педик! Тот не из таковых? А может, твой философ его батяня?
– Можешь быть уверен, что твой немец просто однофамилец герра Гегеля. Хотя бы потому, что разминулись они лет на двести! Знаешь, за что он мне нравится?
– За что же?
– За рациональный подход к жизни! Мол, все в жизни разумно. Надо только это понять. Если бы я не знал, что это немецкий философ сказал, то решил бы, что это надумал крепкий вор. Каждый законный обязан понять, что все в этом мире разумно. – Бирюк бережно поставил книгу на место, а потом вытащил другую.
– Кант… Чем больше я читаю немецкую философскую классику, тем сильнее у меня убеждение в том, что эти ребята писали свои сочинения для воров. Знаешь, на чем основывается главный принцип Канта?
– Ну и на чем же? – В голосе Мякиша пробились нотки тревоги.
– На понятии долга. А, каково! Это понятие долга особенно знакомо зекам. Каждый из законных должен быть ответственным за сидельцев. Поверь мне, многого стоят идеи Канта о Боге и бессмертии. Разве возможно обрести покой и чувствовать за собой правду, если не знаешь того, что на тебя падает тень Великого Присутствия? А потом, никто лучше не сказал о свободе, чем старик Кант. И если бы я не знал того, что он скончался в начале девятнадцатого века, то мог бы предположить, будто ему знакомы не только зоны Сибири, но и стены Бутырки. – Бирюк бережно задвинул книгу на полку. – Знаешь, Мякиш, о чем я частенько думаю? Если бы удалось обмануть время и собрать всех этих философов вместе, получился бы очень приличный сходняк!
Мякиш невольно улыбнулся. Он взглядом проследил за тем, как Станислав полистал еще какую-то книгу, а потом аккуратно поставил ее на место.
– Не знал, что ты такой философ, Бирюк!
– Сие качество у меня от Бога. Так с чем ты пришел ко мне?
Вопрос прозвучал резче, чем следовало бы, и Мякиш моментально отреагировал:
– Совсем не для того, чтобы ты проходил со мной философский ликбез.
Теперь комната Бирюка показалась Мишке не такой уютной, и он подумал об охране, которая осталась за дверью.
– Ты не кипятись, Мякиш. Чифирю не желаешь? Чифирь всегда способствовал взаимопониманию, и горячие горькие глотки могли примирить даже ярых врагов. Об этом известном свойстве крепчайшего чая знал каждый зек.
Мякиш отстранил протянутую кружку и жестко произнес:
– Бирюк, я пришел к тебе не для того, чтобы чифириться!
Станислав нахмурился: глубокая морщина пересекла его лоб – вот и пошел серьезный разговор.
– Ты мой гость, Мякиш, но, видит Бог, я тоже могу потерять терпение.
