Так с чем ты пришел?
Мишка знал, что Бирюк уже давно не курит. Он ненавидел даже запах дыма, и в карантинном бараке, для того чтобы подымить, все зеки выходили на улицу. Но такой запрет не распространялся на равных – воров в законе.
Мякиш достал пачку импортных английских сигарет «Пелл-Мелл», осторожно извлек из нее двумя пальцами сигарету. Он сгорал от любопытства – интересно, как в этом случае поступит Бирюк? Он обязан одернуть гостя, потому что в противном случае могут подумать, что он дал слабину, и в то же время, если он сделает замечание Мякишу, то поставит себя как бы выше того.
Мякиш неторопливо разминал пальцами слежавшийся табак и терпеливо дожидался реакции Бирюка. Он сознательно шел на конфликт, понимая, что своими действиями наживает сильного врага, но это был единственный способ удержать власть. А потом, если Бирюк все-таки дрогнет, то нужно дожать его, иначе весь оставшийся срок придется озираться на него.
– Угости-ка и меня! – не повышая голоса, произнес Бирюк.
Мякиш охотно протянул ему сигарету. Вот оно что! Гибок. Теперь никто не сможет упрекнуть ленинградского смотрящего в том, что он спасовал.
Несколько минут они курили молча, вдыхая горько-сладкий дым, а потом Мишка произнес:
– Ты спрашиваешь, с чем я к тебе пришел, Бирюк? Ты – вор и я – вор.
Нам нечего делить, тем более в этой колонии, а власти на зоне нам с тобой хватит с головой. А потом, как нас будет понимать братва, когда мое решение отменяется твоей малявой? Мы должны дудеть в одну дуду.
Бирюк вжал окурок в краешек блюдца, и окурок, свернувшись в кривой сапожок, последний раз выдохнул тоненькую струйку.
– О чем это ты, Мишка?
– О чем? А пошевели мозгой, припомни тех мужичков из СИЗО, что отведали чифирчика с петухом.
– Ну так что? – равнодушно отреагировал Бирюк. Выглядел он совершенно невозмутимым. – Кажется, ты посчитал их запомоенными?
– Вот именно! Сам знаешь, Бирюк, что из петушни, как и с того света, обратной дороги не существует!
– А с чего ты взял, Миша, что они запомоенные?
– Ты меня удивляешь, Бирюк! Они зашкварились! Разве недостаточно того, что они пили из одной кружки с пидорасом?
– Хочу тебе сказать: мужики не знали, что он петух, и встретили его так, как требует закон. А то, что он не рассказал о своих грехах сразу, – так он уже поплатился за это. А потом, признайся откровенно, разве тебе не жалко собственноручно запомоить сразу тридцать арестантов?
– О какой жалости ты говоришь, Бирюк? Мы должны поддерживать порядок, который был установлен до нас. И если зек – петух, то его место под нарами!
– О порядке вдруг заговорил, а сам-то в сучьей зоне проживаешь! – повысил голос Бирюк. – И вижу, ты здесь не бедствуешь!
Он хорошо знал такую породу людей, как Мякиш. По большому счету им совершенно безразлично, в какой они находятся зоне, и ради собственного блага и дополнительных привилегий могут надеть красную повязку активиста и рваться в бригадиры.
Мякиш поднялся и швырнул недокуренную сигарету на блюдце.
– У нас так ничего не заладилось. Жаль… А ведь мы будем жить на одной зоне. Что же это такое будет – я тяну в одну сторону, а ты – в другую!
– К Богу почаще прислушивайся, Мякиш, он сидит внутри нас и называется совестью. Как он тебе подскажет, так и поступай.
– Упрям ты, Бирюк. Не к добру это! Когда у тебя заканчивается карантин?
– Потерпи, – усмехнулся Станислав, – немного осталось. Два дня.
– Два дня. – Мякиш вдруг задумался. – Вот и отлично. Поговорим после, может быть, к тому времени я еще подыщу для тебя кое-какие аргументы.
И он, не попрощавшись, вышел, резко захлопнув за собой дверь.
Глава 39
Пошел третий день, как Бирюк покинул карантинный барак. На зоне установилось тихое двоевластие, которое больше напоминало «холодную войну» – воры упрямо делали вид, что противоборствующей стороны не существует. Зеки в ожидании примолкли. Каждый из них по собственному опыту знал, что это затишье временное и могут наступить совсем худые времена, когда зона, раздираемая враждой, будет похожа на ад, и зеки начнут резать друг друга со слепой яростью.
Уже сейчас заключенные разделились на три группы и настороженно посматривали друг на друга как на возможных врагов. Первая группа включала сторонников Бирюка, которые в большинстве ориентировались на «нэпмановских» воров, они слышали о Станиславе Бирюкове как о правильном смотрящем. В их среде были и такие, которые помнили Бирюка по прежним местам заключения. Трое знали его еще по малолетке. В основном это были идейные воры, для которых тюремный аскетизм был священным правилом. Их нельзя было уговорить или подкупить. Раз приняв закон тюрьмы, они до конца следовали избранному пути. По большей части это были «отрицалы», которые выступали против сучьего режима, актива, начальника колонии и за свои убеждения готовы были отсидеть оставшийся срок даже в каменном мешке. Их не интересовало личное благополучие, они никогда не имели ничего своего и готовы были отдать на общак последнюю рубаху. В карты они играли для того, чтобы отдать выигрыш на грев сидельцам, томящимся в штрафном изоляторе. «Отрицалам» всегда было непросто. Но труднее всего им было на «сучьей» зоне.
Вторая группа заключенных – люди Мякиша – по численности превосходила первую. Здесь костяк
