бездонную пасть. – Теперь вижу – уважаешь!
Как по команде, его свита устремилась было внутрь помещения с конкретным намерением – весело провести остаток вечера за счет добрейшего Бенедикта, но могучая десница вожака легким движением остановила порыв масс. Не замечая недоуменных взглядов своих корешей, Каракурт притворно мягким голосом обратился к ресторатору:
– Хочу огорчить тебя, Бенечка, сегодня мы очень торопимся. Свадьба у нас. Побыстрее организуй чего- нибудь повкуснее, пару ящиков бухла. В общем, не мне тебя учить – сам знаешь.
– А кто же из вас женится? Кого поздравлять? – рискнул спросить заметно повеселевший хозяин.
– Поздравляй всех. Сегодня у нас коллективное бракосочетание. Надоела нам, Беня, холостяцкая жизнь, – с грустной миной на лице пожаловался главарь, – хочется домашнего уюта, чтобы любящий человек находился всегда рядом.
– Где же ваши невесты, молодые люди? – Лицо хозяина предательски сияло, как медный котелок, от близкой перспективы столь скорого расставания с ненавистными бандитами.
Каракурт сделал вид, что не обратил никакого внимания на его реакцию, бросил через хозяйское плечо томный взгляд на девчонку за столом и, вытянув в ее сторону толстый, как сарделька, палец, молвил грудным голосом с придыханием:
– Вот она – наша ненаглядная!
На минуту в зале воцарилась мертвая тишина. Даже музыка умолкла – наверное, по необъяснимому стечению обстоятельств именно в этот момент проигрыватель исчерпал весь набор музыкальных дорожек, хранящихся в его памяти, и автоматически отключился.
Немая сцена завершилась громким звуком разлетающейся вдребезги стеклотары. Кто-то из сидящих сзади неловко двинул локтем, и непочатый кувшин пива полетел на пол.
Обернувшись, я увидел, как бывшие болельщики, азартно потирая руки, приготовились к просмотру очередного шоу. Ни один не изъявил желания встать на защиту заезжей телевизионщицы.
Даже под слоем грязи было видно, что лицо девушки стало белее мела. Наконец-то до ее куриных мозгов дошло, что лезть в офирские дебри одной, безо всякой охраны – занятие весьма опасное и рискованное. Недолго думая, она попыталась вскочить с места и криком поднять тревогу. Это ей частично удалось – с минуту противный женский визг громко оглашал помещение. В ушах неприятно засвербело. В конце концов девичьи нервишки не выдержали грозного вида распоясавшихся хулиганов, а в особенности их предводителя, и журналистка, согласно всем правилам жанра, именуемого трагикомедией, распласталась без чувств на полу в позе, весьма соблазнительной для любого озабоченного самца. Если бы ее мордашка была хоть немного почище, наверное, и мне удалось бы получить эстетическое удовольствие от созерцания живописного полотна под названием «Невинная жертва грубого мужского произвола».
Бенедикт, в отчаянной попытке не допустить беззакония, все-таки попытался урезонить заезжих «женихов»:
– Ты что, Каракурт, хочешь, чтобы завтра сюда по твою душу притащилось специальное подразделение прямиком из Вундертауна?! Девчонка – не простая журналистка, у нее папочка влиятельная персона в Нордланде!
– Кончай свое нытье, старый бздун! – Каракурт резко перешел от игриво-шутовского тона к серьезному. – Сам посуди, где Нордланд, а где мы?! Никто не станет поднимать бучу из-за какой-то пропавшей сучки. Офир большой, попробуй, отыщи здесь кого-нибудь! Девка поедет с нами! Не будет кочевряжиться, через месяц-другой вернем в целости и сохранности, – и, мерзко скривив рот, добавил: – Конечно, если она сама того пожелает.
Осознав, что спорить с бандитами себе дороже, хозяин замолчал. Он горестно взмахнул руками, обвел зал грустным взглядом, как бы приглашая всех присутствующих в свидетели, что ради спасения девушки сделал все, от него зависящее, и отошел в сторонку, освобождая Каракурту и его подельникам путь к распластанной на полу жертве.
На мой взгляд искушенного театрала, фарс несколько затянулся, давно настала пора опустить занавес, ибо пьесы с печальным концом в наше время не пользуются успехом у зрителя. Мои друзья, хоть и не испытывали особого пиетета перед театральным искусством, тоже это прекрасно поняли. Однако на сей раз я не собирался уступать кому-то из них лавры режиссера спектакля, а по совместительству главного положительного персонажа. Причин тому было три. Первая – мне очень не понравилась физиономия любвеобильного наглеца педерастической наружности. Вторая – меня просто тошнило от запаха, источаемого этой веселой компашкой. И, наконец, третья – мне просто захотелось немного поразмяться, и случай для этого подвернулся как нельзя кстати.
Кивком головы я дал знать Матео и Брюсу, чтобы они сохраняли спокойствие и до поры до времени не путались под ногами. Гномы прекрасно поняли мое душевное состояние, поскольку жизнерадостная команда юных хулиганов успела достать даже моих выдержанных товарищей.
Можно было бы войти в состояние гипера и в одно мгновение размазать засранцев по стенке, но я сразу же отмел этот вариант, как неадекватный – парни пока не заслужили почетного права отойти на тот свет от руки Коршуна. Еще меня беспокоило то, что во время моих манипуляций в гипере может сильно пострадать уютное заведение добрейшего Бенедикта. Ни к чему хозяину незапланированные расходы по починке мебели, окон и дверей. Моя боевая подготовка вполне позволяла быстро и эффективно разделаться со всей этой кодлой без лишнего грохота, полетов под потолком столов и кресел и звона рассыпающегося оконного стекла.
С детства ненавижу все эти словесные прелюдии:
– Как ты на меня посмотрел?!.
– Чем ты недоволен?!.
– Кого ты послал?! – и так далее…
Решил учинить хорошую драку – нечего портить себе и противнику настроение ведрами словесного поноса, подходи без слов и стучи, что есть мочи, по «репе».
Как обычно, я не стал изменять своим принципам и молча встал на пути громилы, который направлялся к неподвижному телу все еще находящейся в бессознательном состоянии телевизионщицы. Глубоко внутри шевельнулся червячок сожаления – девица не оценит моего рыцарского поступка. Не то чтобы я жаждал какой-то особенной награды от этого чумазого заморыша, одетого в мешок защитного цвета, но, как всякому нормальному мужику, мне было бы лестно услышать за спиной парочку охов и ахов – конкретных знаков того, что тобой восхищаются, за тебя волнуются.
От друзей-гномов даже элементарного поощрения никогда не дождешься. Эти и сами рады позабавиться, и не меньше моего горят желанием почесать кулаки. Удивительно, как это наш пострел Брюс уступил кому-то право первого удара и спокойно пребывает в кресле, а не раздает «подарки» направо и налево своими пудовыми кулачищами.
– О, а это что за штырь на ровном месте?! – начал изгаляться перед дружками громила. – Посторонись, малыш, а то как уе…
Завершить начатую мысль ему не удалось, поскольку очень твердый носок моего правого ботинка вошел в жесткий контакт с его пастью. Кажется, теперь парню предстоит визит к магу, специализирующемуся на восстановлении выбитых зубов. Только где же он найдет такового? Маги, если они и обитают в Офире, скорее всего живут и практикуют исключительно на побережье Срединного моря.
«Ничего страшного, некоторое время походит и так. Постесняется лишний раз щериться по поводу и без оного, – успокоил я себя. – Без гадкой улыбочки он выглядит намного приличнее, прям серьезный паинька- мальчик – постирать его, приодеть, спрыснуть вежеталем – и хоть сейчас народным избранником в местный парламент от тмутаракано-задрыпинского избирательного округа».
Каракурт запнулся, неэстетично сплюнул на дорогой паркет крошево, по меньшей мере, из пяти зубов вперемешку со слюной и кровью. Парень начал медленно соображать, откуда прилетело и куда улетело нечто такое, что так больно ударило по его обворожительной улыбке.
Периферийным зрением я увидел, как мои соратники начали сползать с неприспособленных под их седалища кресел, с определенным намерением провести разъяснительно-воспитательную работу среди заблудшего и погрязшего во грехе молодого поколения.
Нет, дорогие мои, сегодня не ваш день! Коршун в ударе и никому не уступит свое эксклюзивное право участия в празднике разбитых носов.
