просто пожелал оказаться рядом с ним. На мгновение мир перед глазами померк, а когда ко мне вернулась способность воспринимать окружающее, увидел гнома всего в метре от себя.
Ура!.. теперь я могу свободно путешествовать и манипулировать предметами. Остается научиться контактировать с разумными существами, и можно вовсе не возвращаться в телесную оболочку. Нет, я погорячился, несмотря на кажущуюся свободу, быть просто человеком намного уютнее и привычнее.
Дальше все пошло как по маслу. Опять же по наитию, я вырастил из своей «головы» тонкий «жгутик» и направил его точно в морщинистый лоб компаньона. Затем нарочито громко воскликнул:
– Ага! Попался!.. Значит, втихаря дуем горькую, пока товарищи отдыхают?!
Физиономию Брюса перекосило, словно от острого приступа зубной боли, глаза его полезли на лоб, но бутылку со спиртным из цепких пальцев правой руки он не выпустил. Свободной рукой он начал крепко охаживать себя по плечам и тихо, но выразительно зашептал:
– Изыди, проклятый демон! Прочь отсюда! Великий Мордрух, помоги избавиться от наваждения!
Вообще-то я имел смутное представление о божественном пантеоне гномов, однако из курса истории средней школы образ Мордруха – верховного бога подземного царства – был мне хорошо знаком. Отвратный, скажу вам, старикан: маленький, злющий, с плешивой шишковатой головой и здоровенным пупырчатым носом лилового цвета, будто у хронического алкоголика.
Поднапрягшись немного, я воскресил в памяти картинку из учебника, для убедительности придал ей объем и, вдохнув в нее душу, направил свое творение в голову несчастного Брюса. Теперь вместо бесплотного духа перед ошарашенным гномом в воздухе витал злой дядька Мордрух.
– Это кого ты демоном обозвал?! – бог уперся гневным взором прямо в посеревшее от страха лицо гнома.
– Простите, Ваше Подземное Величество… ошибочка вышла…
– Да за такие «ошибочки»…
Я преднамеренно не закончил фразу, поскольку не имел ни малейшего представления о том, какими карами подземные боги наказывают гномов.
Брюс весь съежился и потупил взор, покорно ожидая заслуженного наказания, еле слышно мыча себе в бороду:
– Ошибочка, Ваше Подземное Величество… ошибочка…
Мне вдруг стало жалко своего товарища и компаньона, но просто так отпустить я его не мог.
– Ладно, не трепещи… прощаю! – сменил гнев на милость верховный смотритель Садов Воздаяния. – Но впредь чтобы заначки делал только с разрешения хозяев! Я едва не сгорел со стыда за все гномье племя, когда ты, находясь за столом, потихоньку, втайне от своих друзей и от гостеприимной хозяйки, запихивал за пояс пузырь. Неужели ты думаешь, что Варвара смогла бы тебе отказать?
Брюс залепетал в свое оправдание что-то неразборчивое, но грозный бог взмахом руки велел ему заткнуться.
– А самое позорное – это то, что в твоей тупой башке даже мысли не возникло угостить своего компаньона и благодетеля, – Мордрух возмущенно сверкнул глазами и в заключение добавил: – Короче, накладываю на тебя епитимью: все не пей, отдежуришь лишний час за Коршуна, а когда тот проснется, обязательно поделишься с ним выпивкой!
– Слушаюсь, Ваше Подземное Величество! – повеселевшим голосом отчеканил ветеран – до него дошло, что приговор оглашен и других карательных санкций не последует.
– Чего горланишь?! Спящих разбудишь! Тогда тебе уж точно не поздоровится.
Долго мучить товарища я не стал. Растворил в воздухе образ Мордруха, извлек «жгутик» из головы Брюса и с чувством глубокого морального удовлетворения принялся наблюдать за реакцией компаньона.
Минут через пять кожа лица ветерана приобрела свой натуральный цвет. Он, еле двигая губами, что-то прошептал себе под нос на гномьем языке (как я понял, это было какое-то проклятье), но, опомнившись, вжал голову в плечи в ожидании неминуемой кары и просидел так некоторое время. Не получив заслуженного наказания, немного осмелел, поднес к глазам бутылку с золотистой жидкостью, как бы оценивая – не многовато ли будет Коршуну. Приняв решение, естественно, в свою пользу, плеснул в стакан до половины и для успокоения расшатавшихся нервов одним глотком опорожнил емкость. Посидел немного, извлек из кармана курительные принадлежности и стал набивать трубку табаком. Не закончив начатую процедуру, резко вскочил на ноги и беспокойно забегал вокруг костра. Намотав таким образом с десяток кругов, успокоился, приземлился на прежнее место и негромко, чтобы ненароком никого не потревожить, зло бросил в темноту:
– Да видал я вас всех!..
Пожалуй, на сегодня ночное представление окончено. Пора возвращаться в свое спящее тело. Я был полностью уверен, что, пожелай я только, смогу сделать это без всяких затруднений.
Однако тот, кто вытащил мою бессмертную душу из бренной оболочки, не предоставил мне такой возможности. Меня вдруг резко понесло вверх. Это был не тот мгновенный перенос, коим я воспользовался для того, чтобы приблизиться к Брюсу – меня тащила какая-то непреодолимая сила, и сопротивляться ей не было никакой возможности. Взлетев метров на сто выше крон деревьев, я остановился на мгновение, затем, помимо собственной воли, помчался на юг, все больше увеличивая скорость. Теперь я уже не различал под собой отдельные кроны, все слилось в сплошную сверкающую поверхность, будто я летел над бескрайней равниной, полыхающей холодным призрачным светом.
«Интересно, как я выгляжу со стороны?» – почему-то именно эта иррациональная мысль первой пришла на ум. Впору было бы задуматься, куда меня тащит, а главное – для чего?
Через несколько минут почувствовал, что начинаю понемногу замедлять свой полет. И совсем скоро я увидел отвесную каменную стену. Вот-вот врежусь в прочнейший базальт, и меня размажет по его гладкой поверхности, как гнилой помидор по физиономии артиста, огорчившего своим выступлением придирчивую публику. Однако этого не произошло. Я действительно на полной скорости вмазался в стену, но даже не приостановился и продолжал мчаться сквозь нее, будто никакого препятствия вовсе не существовало. Считаные мгновения непроницаемого мрака, и преграда уже за моей спиной.
Осмотревшись, я понял, что нахожусь в ограниченном скальной стеной обширном пространстве – по всей видимости, это именно та горная долина, о которой нам поведала Варвара. Посреди долины возвышалась гора высотой не более километра, к этой горе меня и тащила неведомая сила.
При подлете к горе я увидел черный зев пещеры, примерно в сотне метров от ее основания, и сообразил, что меня влечет именно туда. Совсем скоро мне предстоит познакомиться с ее обитателем или обитателями. Иначе зачем бы меня вытряхивали из собственного тела и таким странным образом позвали в гости? Ну что же, раз пригласили, значит, на это имеются какие-то объективные причины.
Извилистый тоннель, непроницаемый мрак – создавалось ощущение, что я снова лечу в толще скалы, но это было не так – на уровне какого-то чувственного сверхтонкого восприятия я понимал, что меня тащит по гладкой каменной кишке, уходящей далеко в недра горы.
«Все, Коршун, тебя проглотили, – внутренне я саркастически улыбнулся. – Сейчас попадешь в желудок, где твою бессмертную душу зальют желудочным соком и начнут переваривать, и не видать тебе последующих воплощений, как своих ушей».
Действительно, в конце своего полета я оказался в огромной пещере, по форме напоминающей желудок какого-то фантастического существа. В кромешном мраке я не мог разглядеть ее стен, но опять же на подсознательном уровне был абсолютно уверен, что эту подземную полость при желании можно было бы приспособить под концертный зал на пару-тройку тысяч зрителей.
В самом центре пещеры мой стремительный полет резко оборвался. Я сразу же почувствовал пристальное внимание к своей персоне. Создавалось впечатление, что чей-то тяжелый взгляд внимательно изучает меня не только снаружи, но и изнутри. Определить, из какой точки меня разглядывают, не представлялось возможным. Казалось, сами стены пещеры – один огромный глаз, способный не только видеть мою внешнюю сущность, но и проникать во все скрытые даже от меня самого потаенные уголки моей души. Сказать, что процедура изучения меня неповторимого очень мне понравилась – покривить душой. Представьте, что вы корзина с грязным бельем, и ваше содержимое решили перетряхнуть и рассортировать по кучам для последующей стирки. Вот-вот, именно так я себя чувствовал. Наконец бесцеремонность неведомых хозяев мне надоела, и я громко крикнул в темноту:
