тощего человека с козлиной бородкой, в кожаных галифе, френче и пенсне – явно комиссара из военных – строили баррикаду из ящиков и бревен.
– Куда прешь! – гаркнул один из цеховых, верно, старший или какой-нибудь социалист-демократ левого толка. – Давай поворачивай!
– Куды ж поворачивать? – прокричал в ответ возница, первый упершийся в рогатки.
– Назад поворачивай, дубина!
– А пошто назад-то? Нам вперед надоть.
– Ты что, русского языка не понимаешь?! – заорал что есть мочи цеховой и снял с плеча винтовку. – Так я тебе щас вмиг объясню, что «надоть», а что «не надоть».
– Сыворащиваем опратны, – произнес Мамай, сидевший на второй подводе.
А химик-адъюнкт, повернувшись к вознице, что говорил об учениях, зло посмотрел на него и смачно сплюнул.
Повернули назад. Проехали мост через Казанку, дамбу и вновь оказались у начала Старомосковского тракта.
– Ну, и куда теперь? – спросил адъюнкт.
– Паехали на Кизищескую дампу, – после почти минутного раздумья произнес Мамай. – Праетем Козьей слапатой, Кизищеской слапатой и сывернем патом наливэ. Щерез верысту выйтем на Нижекаротскую даругу.
Поезд из восьми подвод двинулся нижней дорогой к крепости, от которой начиналась Кизическая дамба. Когда крепостные стены остались уже по правую руку, навстречу попались идущие вразброд солдаты.
– Поворачивайте назад оглобли, мужики, – хмуро сказал им бородатый красноармеец с перебинтованной выше локтя рукой. – Каппелевцы уже в Козьей слободе, а чехи взяли Суконку и вокзал. – Их патрули через полчаса будут у крепости.
Все, двигаться было некуда.
На Нижегородский тракт, который бы вывел их так или иначе на тракт Московский, дорога была отрезана. Со взятием Суконки, а стало быть, и Арского поля, были отрезаны Арский юл и Сибирское шоссе.
– Куды ж теперя податься-то? – спросил недоуменно передний возница.
– Сказывают, Оренбургский тракт покуда чист, туда и ехайте, – ответил бородатый и, буркнув еще что- то, понуро побрел дальше.
– Что будем делать? – спросил Мамая Яким.
– Паетем на Оренпурыкский тракыт, – отрезал Мамай, крутя лысой башкой в разные стороны. – Польше-та и некута.
Повернули в сторону Оренбургского тракта, начинающегося в районе Архангельского кладбища. Покуда ехали до сего погоста, обогнали толпы беженцев с котомками, покидающими город. Вот вам и учения, вот тебе и Красная Армия, что «сильна как никогда» и теснящая врага «по всем фронтам».
За Архангельским кладбищем дорога пошла вдоль берега озера Средний Кабан. Близ поворота на сельцо Борисково попался им конный красноармейский разъезд. Яким с Серегой напряглись было, да и Мамай сунул руку в карман полосатого деревенского «спинжака», где лежал старый пристрелянный наган, однако красноармейцы лишь покосились в сторону подвод, и не более: люди, покидающие город и спасающиеся от «учредиловцев» и белых чехословаков, были «своими».
Озеро Верхний, или Дальний, Кабан было много больше Среднего и почти таким же, как озеро Нижний, или Ближний, Кабан. Дорога опять пошла берегом, и все ехали молча, глядя на водную гладь, подернутую легкой рябью. Теперь тракт впереди и позади поезда из восьми подвод был пустынным, словно стоял не самый разгар дня, а вечер или раннее утро. Мамай хмурился, привставал на подводе и смотрел вперед на тракт, прикладывая ладонь козырьком к глазам.
– Вот щерт попери, вот шайтан! – бурчал он про себя и все более смурнел.
Наконец, подозвав к себе обоих боевиков, Мамай велел сесть им на одну подводу и ехать вперед в качестве разведчиков. Тишина и безлюдье на тракте его крепко тревожили.
Яков и Сергей, сев на подводу к одному из возчиков, велели ему двигаться быстрее. Возчик стеганул соловую кобылку, и та пошла резвее. Скоро они оторвались от остальных и через несколько минут скрылись за поворотом.
Поезд теперь уже из семи подвод проехал мимо горбатого моста через озеро, когда послышались выстрелы. А потом Мамай и остальные увидели, что навстречу им мчится их подвода, но уже без Якима и Сергея.
– Шыто сы репятами? – заорал Мамай, глядя в выпученные глаза возчика. – Гыде они?
– Они остались... там, – махнув рукой в сторону, откуда только что примчался, ответил возчик.
– А что случилось-то? – спросил возчика химик-адъюнкт.
– Белые, – повернул голову в его сторону возчик. – Вышли из перелеска, остановили, стали расспрашивать, кто да откуда... Мы сказались беженцами... Они велели показать, что везем... Один из ваших сказал: «Барахло всякое»... Они: «Все равно кажи»... – бросал одну за другой отрывистые фразы возчик. – Ну, ваш этот, черненький...
– Яким, – подсказал возчику адъюнкт.
– ...Да, Яким говорит: «Смотрите». Те раскидали сено, тряпье, увидели ящики... «Что это?» – спрашивают. «Посуда», – ответствует черненький.
– Яким, – поправил возчика адъюнкт.
– Ну да, Яким. Говорит, стало быть: «Посуда это». Они ему: «Открывай, дескать, ящики». Яким: «Зачем?» А они на него винтовки наставили, затворами передернули. «Открывай, мол, красноперый, ящики, не то щас стрельнем в тебя».
Тут второй ваш стрелил и положил двоих, а Яким третьего. Еще один, что с ними был, в перелесок утек, а потом оттуда человек двадцать показалось, стрелять начали. Ваши залегли, тоже стали стрелять, а меня отослали обратно...
Возчик шумно сглотнул и в упор посмотрел на Мамая:
– Вам велели передать, что с грузом вам не уйти, надо прятать. А они, дескать, покуда белых задержат...
Винтовочные выстрелы впереди стали гуще, и среди них все реже и реже различались револьверные.
Мамай огляделся. Куда прятать-то? Тракт спереди и сзади. Слева от него редкий перелесок, потом голый холм с редкими кустиками. Слева озеро...
Его взгляд упал на мост, что они проехали, а еще через несколько мгновений он произнес:
– Сыворащиваем. Давай на мосыт.
– Ты что, Мамай?! – вскрикнул адъюнкт, догадавшийся, что тот хочет сделать. – Как мы потом...
– На мосыт! – зарычал Мамай и, схватив вожжи у своего возчика, стал разворачивать подводу.
Он первым въехал на мост и велел распрягать лошадь. Револьверные выстрелы впереди становились все реже и реже.
– Быстырее! – заорал он, а потом подлез под подводу и попытался ее перевернуть.
Не получилось.
К нему подбежали адъюнкт с электрическим специалистом и еще двое мужиков. Вместе они перевернули подводу, и ее содержимое полетело в озеро. Скоро на его поверхности плавали лишь пустые рогожные мешки да солома.
– У меня три патрона осталось, – сказал Сергей, подползая к Якиму.
– У меня, – Яким покрутил барабан револьвера, – два. Что делать будем?
– Как думаешь, Мамай с остальными далеко ушел?
Пуля, чвыркнув, вонзилась в ствол березы, за которым прятался Яким.
– А черт его знает.
– Я думаю, вряд ли. Так что делать-то будем?
– Давай еще малость их подержим, а потом деру дадим. Может, догоним Мамая с ребятами.
