Последнюю фразу он произнес с особым нажимом. На лбу у министра выступила обильная испарина, – прежде государь никогда не разговаривал с ним подобным тоном, очевидно, что разозлен он не на шутку. В какой-то момент министру показалось, будто пространство вокруг него сильно сжалось, принося при этом почти физическое страдание. А в довершение ко всему капля пота сорвалась с крутого лба и стремительным ручейком побежала к носовой перегородке. Позабыв про платок, министр вытер проступивший пот рукавом мундира.
– Николай Александрович, – заметно охрипшим голосом произнес министр. Пространство вокруг него продолжалось стремительно сжиматься, и министр с ужасом подумал о том, что произойдет с ним, когда оно соберется в одну крохотную точку. Оно просто раздавит его! – Делом об ограблении банка занимаются наши самые лучшие сыщики. В самое ближайшее время мы отыщем все деньги.
– Ну, хорошо, – устало произнес Николай Александрович, давая понять, что беседа завершена. – Даю вам сроку месяц. – И все тем же тихим голосом, без малейшего намека на раздражительность, добавил: – Думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы хоть как-то исправить положение.
Не сказав более ни слова, Николай Александрович открыл газету «Русское слово». Беспомощно потоптавшись около стола, министр негромко попрощался и, поймав едва заметный кивок государя, вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.
Глава 18
ЗАВТРА НУЖНЫ ДЕНЬГИ
Настроение у Виноградова было дрянь, впрочем, таким оно бывало всякий раз после разговора с министром.
Никогда прежде Григорий Леонидович не видел министра в таком подавленном состоянии. Отлегло бы от сердца, ежели он, припустив крепкое словцо, отругал бы его за нерадивость, попросил бы подать в отставку немедля. А тут он как-то невольно ссутулился, как если бы держал на плечах какую-то трудноподъемную ношу, и, не посвящая в разговор, состоявшийся с государем, сказал, что Его величество весьма разочаровано ходом расследования и желает, чтобы оно дало положительные результаты в ближайшие дни.
Пожалуй, он напоминал малолетнего беспомощного ребенка, который вдруг оказался в незнакомой обстановке в обществе чужих людей. Вот разве только что не плакал. Министра хотелось как-то утешить. Но как это сделать, Григорий Леонидович не представлял. Будь они в приятельских отношениях, можно было бы подыскать подходящие слова, но между ними глубокой бороздой пролегали субординация и социальное происхождение.
В завершение разговора министр устало объявил, что встречался с государем и тот велел доложить ему о ходе расследования ограбления купеческого банка. И ему пришлось клятвенно уверять самодержца, что в ближайшую неделю с преступниками будет покончено, а деньги будут возвращены в казну.
Сдержанно кашлянув, министр внутренних дел в конце разговора самым проникновенным тоном заверил, что речь идет о состоятельности всей Московской сыскной службы, а стало быть, на алтарь положена и личная карьера Виноградова. И попробуй тут успокойся от таких слов!
– Я на вас очень надеюсь, Григорий Леонидович, – глухим голосом произнес Коваленский. – Дело даже серьезнее, чем вы можете предположить. От этого зависит не только моя личная судьба, но, быть может, и ваша. Вы только не подумайте, что я вас как-то запугиваю, – быстро спохватился министр.
– Я вовсе так не думаю, господин министр, – отвечал Виноградов, сполна прочувствовавшись. – Я сделаю все, что от меня зависит.
– Вот и славно, – кивнул Коваленский. – Мы с вами находимся в одной упряжке. Точнее, вы возница, а я пассажир, и, куда вы меня привезете, одному только Богу известно.
К горлу подступила сухота, когда Григорий Леонидович вспомнил спокойное лицо императора. Во внешности государя не было ничего зловещего, наоборот, он имел весьма располагающее лицо, а собеседника всегда завораживал его мягкий голос. Однако достаточно было только одной недовольной интонации его тихого голоса, чтобы заставить вращаться на полную катушку такой консервативный маховик, каким являлась сыскная полиция. И приходится выворачиваться наизнанку, так сказать, соответствовать.
Как же объяснить всем этим чиновникам, что полицейский сыск – это не продажа какого-нибудь залежалого товара, а дело весьма деликатное, не терпящее суетливости, и один неверный шаг может сорвать тщательно подготовленную операцию, в которую вовлечена масса людей.
Не расскажешь, тем более государю императору. И потому приходится подобострастно щелкать каблуками и вытягиваться в струнку.
В этот же день Григорий Леонидович отправился в Москву.
Сухота одолевала всерьез, иссушила глотку. Григорий Леонидович налил воды из графина в стакан и выпил залпом. Потом единым махом проглотил и второй.
Он уже собирался покидать здание сыскной полиции, когда неожиданно прозвенел звонок. В какой-то момент Виноградов хотел перешагнуть порог, не обращая внимания на призывные сигналы, но потом подумал, что это может быть нечто важное.
Подняв трубку телефона, произнес, умело скрывая подступившее раздражение:
– Виноградов слушает.
– Григорий Леонидович, это Краюшкин вас беспокоит, – услышал Виноградов взволнованный голос помощника.
Раздражение улетучилось мгновенно.
– Голубчик вы мой, – едва не закричал в трубку Виноградов, – куда же вы пропали?! Вы же должны были мне позвонить еще вчера! Как вы меня напугали.
– Э-э-э-э, некоторое время я был занят, Григорий Леонидович, – виновато послышалось на том конце.
– Ладно, полноте вам, – отмахнулся Виноградов. – Не оправдывайтесь! Я вас где-то понимаю. Как прошел разговор?
– Разговор состоялся, на мой взгляд, весьма успешно. Подробности я вам расскажу при встрече. Но они хотят заручиться гарантиями того, что я финансово состоятелен.
– Вот как. Мало им этих денег?
– Выходит, так.
– Что же им нужно?
– Какие-нибудь подтверждающие документы.
– Это сразу так не делается. Какой они вам отвели срок?
– Завтра. В крайнем случае послезавтра. Если мы этого не сделаем, то сделка может сорваться, и денег мы не увидим.
– Попробую что-нибудь придумать. Давайте созвонимся с вами завтра. Примерно в это же время.
Виноградов положил трубку. На одну проблему стало больше.
Вновь подступила сухота. Григорий Леонидович подумал о том, что одним графином воды тут не обойтись.
Едва ли не всю ночь Григорий Леонидович провел без сна, мучаясь от того, как следует поудачнее разрешить задачу. Ничего не приходило. В голове полнейший сумбур. Требовались реальные, осязаемые деньги, в которые Макарцев мог поверить. Можно было бы попробовать сделать «куклы», но слишком велика сумма. В этом случае придется привлечь для работы половину сыскного аппарата. И где гарантия того, что кто-нибудь из сотрудников не связан с господином Макарцевым?
Одевшись, Григорий Леонидович выпил крепкого кофею и направился в почтовое отделение. Его управляющим был Стас Вениаминович Николаев, старинный приятель Виноградова. Их дачи располагались по соседству, так что нередко они коротали длинные летние вечера в долгих разговорах за рюмкой портвейна.
Увидев в отделении своего соседа, Николаев выглядел слегка обескураженным.
