любопытно было узнать, каким мужчиной после него серьезно увлеклась Кити Вронская.
Борис Яковлевич и правда выглядел атлетичным, наверняка занимался гимнастическими упражнениями, был подтянут и казался моложе своих пятидесяти двух лет. На крепком лице никаких морщин, что могли бы свидетельствовать о порочном образе жизни. Он был худощав, но не худ, высок, но не длинен, строен, но не тонок, и, глядя на него со спины, можно было попросту принять его за «молодого человека»; если б не густая седина на висках, его можно было бы назвать также молодым человеком, глядя на него в профиль. Савелий как раз смотрел на него сбоку и был вынужден признать, что Заславский хорош. Он благоухал французским одеколоном, одет безукоризненно, с изыском, одновременно было выдержано чувство меры. Настоящий денди. Кити всегда предпочитала именно таких породистых мужчин. Вот только когда же он успел так элегантно приодеться, поправить после сна прическу и быть свежим и выбритым, ежели сигнал тревоги прозвучал не более десяти минут назад?
Странно, однако.
– ?О, да, – мягко улыбнулся управляющий, посматривая на Савелия Николаевича с легкой усмешкой, – уже в курсе. Медвежатник – это вскрыватель сейфов и несгораемых шкафов.
– ?Точно так-с, – произнес Самойленко. – Тогда, Борис Яковлевич, поскольку в вашем кабинете находится этот вскрыватель, у меня к вам настоятельная и вполне объяснимая просьба: будьте столь любезны, посмотрите, не пропало ли у вас что-либо?
Заславский кивнул и по-хозяйски прошел в кабинет. Бегло осмотрев его, он прошел в зарешеченную комнату и подошел к раскрытому сейфу. Наклонившись, он целую минуту смотрел в его пустое нутро. Затем выпрямился и произнес:
– ?Сейф пуст.
Голос его дрожал, лицо покрыла матовая бледность.
– ?Вы уверены? – спросил Самойленко.
– ?Еще бы! – воскликнул Заславский. – Совершенно пуст! Вы сами можете в этом убедиться!
– ?Тогда поведайте нам, – помощник полицеймейстера сказал это торжественно, будто говорил речь на каком-нибудь званом обеде или именинах, – что находилось в данном сейфе, чего теперь вы в нем не обнаружили?
– ?Я не знаю, – явно волнуясь или желая сделать вид, что сильно потрясен случившимся, начал управляющий, – можно ли говорить об этом в присутствии стольких посторонних людей, которые, которым...
– ?Говорите, – перебил его Самойленко, – здесь нет посторонних, а есть служители благочиния и порядка. Кроме того, – голос его приобрел железные нотки, – всю ответственность я беру на себя.
– ?Хорошо, – голос Бориса Яковлевича по-прежнему дрожал, – в сейфе находились... весьма ценные бумаги, представляющие... державный интерес.
– ?То есть секретные бумаги? – спросил Самойленко, дабы подчеркнуть ценность пропавших бумаг.
– ?Да, – убито ответил Заславский.
– ?Поэтому они и находились в этом сейфе? – указал на сейф за решетчатой стеной помощник полицеймейстера. – В особой комнате за вашими личными апартаментами?
– ?Разумеется!
Самойленко победным взглядом обвел присутствующих и остановил взор на Савелии Николаевиче:
– ?Вы слышали, господин Родионов? – вкрадчиво спросил помощник полицеймейстера. – Украденные вами бумаги были секретными и представляли «державный интерес». А это значит, что вы совершили не просто кражу, а преступление против государства, что, естественно, карается намного строже, чем простое противузаконное деяние. Каторга вам светит, милейший Савелий Николаевич. Каторга в кандалах! А такое немногие выдерживают. Если и снимут с вас кандалы эдак лет через пять, то вы уже превратитесь в жалкую развалину, ни на что не годную. И от вашего напускного блеска останется только пшик!
Самойленко говорил с такой непоколебимой убежденностью и непреклонной решимостью, что у Родионова тупо засосало под ложечкой. Какое-то время он молчал, собираясь с мыслями и стараясь держать на лице беспечное выражение, а потом произнес:
– ?Значит, пропали какие-то секретные бумаги?
– ?Именно секретные, – удовлетворенно ответил Самойленко. – Многие страны заинтересованы в этих документах и готовы выложить весьма кругленькую сумму, чтобы заполучить их. Вам, господин Родионов, я думаю, цена этих бумаг известна лучше, чем кому-либо.
– ?Секретные бумаги... – повторил Савелий. – Хорошо, если я их похитил, то где же они? Куда я их подевал? При мне, господин помощник полицеймейстера, никаких бумаг не имеется, извольте убедиться.
И Савелий Николаевич развел руками, как бы приглашая присутствующих удостовериться в правоте сказанных слов.
– ?Это не снимает с вас ответственности за содеянное, – голосом прокурорского обличителя произнес Самойленко. – Вон ваш саквояж с полным набором инструментария взломщика. А вот и открытый этим инструментарием сейф... Господину прокурору больше ничего и не надобно. А уж судебному следствию, – Самойленко лучисто улыбнулся, – и подавно. Каторга, господин взломщик сейфов и несгораемых шкафов, – произнес помощник полицеймейстера с явными нотками злорадства. – Каторга-с. Вот так-с!
Следовало проявлять выдержку, дело принимало непредсказуемый оборот. Его просто разводили втемную.
– ?И все же ответьте мне: если это я вскрыл сейф и похитил бумаги, представляющие государственную тайну, то где же они? – стараясь придать голосу насмешливость (что совсем не удалось), спросил Савелий. – Съел я их, что ли?
– ?Нет, не съели.
– ?Тогда где они? – Родионов снова развел руками.
– ?Мы полагаем, что вы передали их своему сообщнику.
– ?Тогда где же он... этот так называемый сообщник?
– ?Он сумел скрыться.
– ?А может, вы бы его поискали получше! Как же он мог исчезнуть через закрытые двери? – уже огрызнулся Савелий.
Савелий был зол.
То, что сейчас происходило в кабинете управляющего Императорским Промышленным банком, было верхом бесстыдства. Еще никто и никогда не поступал с ним подобным образом: ни московские полицеймейстеры Боголюбов с Федотовым, ни бывший начальник московского сыска Виноградов, ни директор департамента полиции Белецкий, ни главный московский сыскарь граф Григорий Васильевич Аристов, а уж он был весьма одиозной фигурой! (Удивительное дело: начальники московского сыска все были Григориями. Князя Григория Петровича Хованского сменил Григорий Власьевич Макаров. Макарова сменил Григорий Григорьевич Полубатько, а Полубатько, в свою очередь, сменил Григорий Леонидович Виноградов. «Московские губернские ведомости» по этому поводу не однажды остро и сатирически шутили, а в одиннадцатом году разразились едким язвительным фельетоном за подписью «Пескарь», который заканчивался сентенцией о том, что ежели вы хотите стать начальником московского сыска, но вас зовут не Григорий, то не видать вам этой должности, как своих ушей.) Хотя все вышеперечисленные генералы были невероятно рассержены на Родионова за его воровскую дерзость и неуязвимость, но благородства им было не занимать.
Это была настоящая провокация. Кто же так расстарался? Право, не граф Аристов же? Этот на подобную провокацию не пойдет. Побрезгует. Тогда кто же?
Тот, кто стоит в тени, за ширмой. И наблюдает в щелочку... Его лица не рассмотреть.
Ах, Катерина, Катерина, как крепко отомстила. Дрянь! А с ней явно заодно этот Заславский.
Савелий Николаевич попытался поймать взгляд Бориса Яковлевича. Не получилось. Управляющий все время смотрел мимо него, а потом принялся рассматривать на безымянном пальце золотой перстень с огромным сапфиром, как если бы увидал впервые.
А может, это они с Вронской и похитили секретные бумаги, а теперь пытаются свалить на него? Родионов, не сдержавшись, уныло покачал головой: попался на эту удочку, как последний фраер, как сопливый безмозглый жиган: его кормили развесистой «клюквой», а он, олух, и проглотил.
