создателям оружия он относится не в последнюю очередь» [201, с. 204].
Эвакуация потребовала огромного напряжения сил. Она стала народным подвигом. Люди работали самоотверженно, нередко под огнем противника, забывая об усталости и сне. Целая индустриальная держава была перемещена на тысячи километров на восток. Там, часто под открытым небом, машины и станки буквально с железнодорожных платформ пускались в дело. Значение этого народного подвига для развития военной экономики страны, для судьбы войны невозможно переоценить.
Маршал войск связи А. И. Белов по этому поводу пишет: «А вспомнить эвакуацию нашей промышленности на Восток. Эвакуацию и развертывание ее в кратчайшие сроки на новом месте. Беспримерная эпопея! И кто был душой ее? Сталин. Я знаю это тоже по рассказам многих участников и очевидцев. Понятно, не одного Сталина тут заслуга. Была огромная организаторская работа партии и правительства, всех органов государственной власти, сверхчеловеческий труд миллионов людей. Но это — большая заслуга и лично Сталина. Его мысли, его умения организовать, его неукротимой воли» [173].
Большое внимание Сталин уделял совершенствованию боевой техники, поступавшей на вооружение армии и флота. Председатель ГКО И. В. Сталин часто встречался с наркомами оборонных отраслей промышленности А. И. Шахуриным, Д. Ф. Устиновым, Б. Л. Ванниковым, В. А. Малышевым и ведущими главными конструкторами авиационной техники Н. Н. Поликарповым, A. Н. Туполевым, С. В. Ильюшиным, А. С. Яковлевым, артиллерийских систем — В. Г. Грабиным, танков — Я. Я. Котиным. А. А. Морозовым, стрелкового оружия — B. А. Дегтяревым, Б. Г. Шпитальным, Г. С. Шпагиным. При этом Сталин всегда был на высоте обсуждаемых вопросов. Он обходился без консультантов и пытливо добирался до малейших тонкостей, порой своими вопросами ставя в тупик конструкторов.
«Однажды, — рассказывал В. Г. Грабин, — меня в Ленинграде срочно вызвали к телефону. Значит, действительно случилось что-то чрезвычайное, не терпящее отлагательства. Несколько минут нервного ожидания, и вот наконец, слышу:
— Здравствуйте, товарищ Грабин, — в голосе Сталина не было обычной жесткости. — Хочу посоветоваться. Есть мнение, что тяжелый танк вооружен маломощной пушкой. Сейчас рассматривается вопрос о его перевооружении: предлагают поставить 107-миллиметровую. Хотелось бы знать, что вы думаете по этому вопросу. Вам, видимо, трудно дать оценку, ведь речь идет о вашей 76-миллиметровой пушке».
Грабин объективно сказал, что 76-миллиметровая пушка для тяжелого танка не просто неперспективна, но даже отстает от современного уровня. И поэтому следует разработать такую мощную пушку, чтобы снаряд пробивал броню танка с дистанции тысяча метров. Но с нами не согласились. Пришлось создавать заказанную 76-миллиметровую пушку.
«— Значит, вы тоже считаете ее недостаточно мощной для тяжелого танка?
— Да, товарищ Сталин.
— Сожалею, что раньше не узнал об этом. Но теперь наши оценки не расходятся? А как, по-вашему, можно ли поставить 107-миллиметровую пушку?
Грабин ответил утвердительно.
— Вы уверены в этом? — продолжал он пытку вопросами.
— Вполне. Для подтверждения скажу, что мы уже установили 107-миллиметровую модернизированную пушку в танк КВ-2.
— Но эту машину мы считаем неприемлемой из-за конструкции башни. Очень большие размеры, да и по форме она неконструктивна. Такие габариты для 107-миллиметровой пушки не требовались.
Значит, вы утверждаете, что 107-миллиметровую пушку можно установить в тяжелый танк? — Я хорошо знал: если Сталин задает несколько раз один и тот же вопрос, он проверяет, насколько глубоко разбирается в проблеме собеседник, насколько тверд он в своем мнении.
— Да, у меня нет никаких сомнений, что такой вариант вполне оправдан. Если я правильно понял, эта пушка должна быть мощнее 107-миллиметровой модернизированной?
— Вы правильно меня поняли. То, что вы уже имеете такой опыт, прекрасно. Значит, теперь мы установим 107-миллиметровую пушку в тяжелый танк?
И продолжил:
— Это очень важно, товарищ Грабин. Пока мы не вооружим тяжелый танк такой пушкой, не сможем чувствовать себя спокойно. Задачу эту надо решать как можно быстрее. Вы сами видите, какая международная обстановка. Я бы просил вас, если возможно, завтра быть в Москве. Вы здесь очень нужны.
— Слушаюсь, завтра же буду, — вдруг почему-то по-военному отрапортовал я» [59, с. 467–468].
О том, что авиация была одним из главных дел Сталина, рассказал Шахурин на таком факте. На вопрос Сталина «Как идет выпуск самолетов?», он показал план выпуска самолетов, по которому предусматривалось увеличивать выпуск самолетов на 1–2 в неделю. Сталин взял у него этот план и написал: «Мы, Шахурин, Дементьев, Хруничев, Воронин, обязуемся довести ежедневный выпуск боевых самолетов с июня 1941 года до 50 самолетов в сутки». Затем, в ходе войны, Шахурин и его заместители Дементьев, Хруничев и Воронин довели выпуск самолетов до 100 и больше в сутки. Всего за войну было выпущено 115,6 тысячи боевых самолетов.
Сталин часто звонил на заводы директорам, парторгам с просьбой увеличить производство самолетов. Директор одного из авиационных заводов М. С. Комаров вспоминал:
«Я был в сборочном цехе, когда диспетчер сообщил мне, что нужно срочно позвонить А. Н. Поскребышеву. Вернувшись в кабинет, я набрал номер телефона, который мне дали. Поднял трубку Поскребышев и сказал:
— С вами будет говорить товарищ Сталин, подождите у телефона, я доложу.
Хотя я ждал разговора, но голос Сталина прозвучал как-то неожиданно.
— Здравствуйте, товарищ Комаров, — сказал Сталин. — Можете ли вы в ближайшее время увеличить суточный выпуск хотя бы на один мотор?
Я ответил:
— Трудно и даже вряд ли возможно.
Сталин отозвался:
— Подумайте. Нужно это сделать. Очень необходимы фронту штурмовики Ильюшина».
Сталин звонил на завод еще не раз. Однажды он спросил М. С. Комарова, что задерживает выпуск моторов?
— Песок, — ответил директор.
— Какой песок? — изумился Сталин.
— На заводе всего двухдневный запас песка, необходимого для формовки, и производство может остановиться.
— Почему ни к кому не обращаетесь?
— Обращался. Но говорят, нет вагонов, чтобы завезти песок.
— Песок будет, — сказал Сталин и повесил трубку.
К исходу следующего дня на завод подали эшелон песка, которого хватило надолго.
Нарком авиационной промышленности СССР А. И. Шахурин пишет о требовательности И. В. Сталина: «Это произошло вскоре после того, как я был назначен наркомом. Меня вызвал Сталин и, что называется, с порога, как только я вошел в кабинет, обрушился с упреками, причем в очень резком тоне: почему, почему, почему? Почему происходят такие-то события на таком-то заводе? Почему отстает это? Почему не делается то? И еще много разных «почему». Я настолько опешил, что еле вымолвил:
— Товарищ Сталин, вы, может быть, упустили из виду, что я всего несколько дней на этой должности.
И услышал в ответ:
— Нет, нет, нет. Я ничего не упустил. Может быть, вы мне прикажете спрашивать с Кагановича, который был до вас на этой работе? Или чтобы я подождал еще год или полгода? Или даже месяц? Чтобы эти недостатки имели место? Чтобы я ничего не трогал? С кого же я должен спрашивать о том, что делается не так в авиапромышленности и не в таком темпе?
Совершенно пораженный сначала этим разговором, после некоторого раздумья я понял, что Сталин не только хотел с меня спросить, но и хотел, чтобы я так же спрашивал с других — требовательно, резко, со
