пола?
Он гнусно заржал, но от комментариев воздержался, вместо этого затушил масляную лампу и принялся отдирать плотную ткань, занавешвавшую окно. Когда он с этим управился, у меня все уже было готово, и Дикса я чувствовал где-то поблизости.
— Ну как, успешно? — осведомился он не без ехидства.
— Сейчас узнаем… Где там этот гад? — под гадом я разумел Хромого.
— Запаздывает… Может, решил нам побольше времени на подготовку дать?
— Может, решил… Главное — чтоб он свалить успел, когда все начнется. Черт бы его драл, не могу ж я эту штуку вечность в голове держать! У меня уже батарейки садятся.
— Ну-ка, послушай! Едет, кажется.
И в самом деле, откуда-то издали донесся скрип несмазанных колес и хриплый голос, орущий песню. Я подошел к окну. И двор, и дом просматриваются великолепно, само окно чуть выше плоской крыши, метрах в трех, и торчит на крыше часовой с винтовкой, а двор обнесен высокой, где-то в два человеческих роста, стеной, и расположились на ней трое арбалетчиков, сосредоточенно режущихся в кости при свете факелов.
А песня — хмельная, разудалая — звучала все ближе, наконец показался и сам певец, южный купчина, явно провернувший крупную сделку, он даже не давал себе труда править запряженным в допотопную арбу ишаком. Дивное сооружение — арба! Колеса почти в мой рост… Напоминает большую катушку для кабеля.
Ворота выходили в узенький проулочек слева от нас, и все происходящее оказалось видно как на ладони. Когда арба почти поравнялась с воротами:, караульные оторвались от игры. Арба с трудом протискивалась между стен, остается только диву даваться, как она там еще не застряла… Купец, отразив наличие на стене новых физиономий, приподнялся и обратился к караульным с громогласным требованием выпить с ним. Вряд ли кто б узнал в этом купце Хромого… Те, на стене, раздираемые противоречиями — и с поста уйти нельзя, и выпить охота — принялись было подшучивать над купцом, но тот оказался весьма остер на язык, и вскоре к завязавшейся шутливой перепалке прислушивался даже часовой на крыше.
И вот, в самый разгар словесной баталии, как раз напротив ворот, ось арбы с треском переломилась. Мы с Секретником потрудились не зря — все выглядело очень естественно. Дно просело, громадные колеса, едва не защемив торговца, разъехались, одно из них уперлось в ворота, другое в стену дома напротив, прочно заклинив арбу посреди проулка. Со стены посыпались новые издевательства в адрес торговца, зрителей там явно прибавилось. Тот поначалу даже не сообразил, что произошло, потом, решив, что в его несчастьях повинны люди на стене, разразился градом ругательств, уже не столь благодушных. Потом, еще не постигнув до конца размеры бедствия, торговец слез с арбы, пошатываясь подошел к ишаку и потянул его вперед, полагая, что не едет дальше только потому что несносная скотина заупрямилась. Ишак, возможно, и сам бы всей душой рад был продолжать путь, но арба засела на редкость прочно. Со стены неслись потоком советы — частью сочувственные, но в большинстве явно издевательские, торговец громогласно поносил ишака, обвиняя его во всех своих бедах, и прошлых и будущих, а тот только прядал длинными ушами и не мог ничего понять. Тогда торговец, раздраженный таким невниманием к своим поучениям, отвесил ишаку здоровенного пинка и удалился за подмогой.
Прошла где-то минута, и ишак, не вынеся потери хозяина, громогласно взревел. Столпившиеся на стене слуги захохотали, наперебой советуя ишаку орать погромче, если он хочет, чтоб его услышали. Ишак, очевидно, внял советам, заревел еще громче, потом еще и еще. Кто не слышал ослиного рева — уверяю вас, много потерял! А этот длинноухий оказался еще на редкость голосистой скотиной.
— Во! Кто перец покупал? — восторженно шепнул мне на ухо Малыш.
А ишак униматься не собирался, рев его становился все более громким и настойчивым, и веселье на стене через некоторое время сменилось недоумением, а после того, как во дворе появился высокий тип в халате — лихорадочной жаждой деятельности. В самом деле, попробуйте оставаться спокойным, когда под вашими окнами выступает с сольным концертом ишак!
Я тем временем тоже не дремал, успев законтактировать с Диксом, и теперь он шаг за шагом, слой за слоем снимал блокировку с моей Силы, с того образа, который я создал и спрятал.
О великий Рабле, почему тебя нет с нами в этот вечер? Соседским поросенком клянусь, твой Панург — жалкий дилетант по сравнению с двумя не слишком сильными чародеями из западных лесов Империи! Конечно, сам ход был придуман исключительно под влиянием «Гаргантюа и Пантагрюэля», и теперь… Работать с животными для меня — сплошное удовольствие, и теперь я этим и занимался, настроившись конкретно на собак, а еще точнее — на кобелей, на их нехитрые желания, и теперь транслировал для них во всю Силу образ Суки, Суперсуки, желанной и доступной, вечной мечты любого нормального пса. Главная техническая сложность такого маневра в том, чтоб несколько сместить образ в пространстве, чтоб он не совпал с моим местонахождением — но я справился, и теперь моя Сука находилась во дворе дома. Ей-богу, почище любого актерского перевоплощения!..
И Сука сработала. Первый пес появился, когда челядь с треском распахнула ворота, чтобы разнести вдребезги арбу и проучить негодного ишака. Собачий герой-любовник, конечно, не смог пробиться во двор в одиночку, но уже через секунду их стало десять, а еще через секунду — полсотни, и они все прибывали и прибывали — упитанные и тощие, от маленьких лохматых щенков до громадных облезлых ветеранов помойки, шарики, бобики, полканы и кабысдохи всех мастей и размеров. И, что самое страшное, они не спрашивали разрешения войти и не становились в очередь — они грызлись, рвались во двор, опрокидывая слуг, почти не обращая внимания на пинки и палки… Там, во дворе, с опозданием сообразили, что надо бы закрыть ворота — но теперь им не давало закрыться колесо арбы, а псы все прибывали и прибывали, воздух звенел от лая, я просто чувствовал, как катится к дому целая собачья орда…
— Сейчас, похоже, вся Левоста залает! — возбужденно прокричал мне в ухо Малыш.
— Не отвлекайся, — мрачно напомнил я. — В часового на крыше попадешь?
— Да постараюсь… — Малыш прикинул на ладони объемистый мешочек с песком. — Ты, вроде, помочь обещал…
— Надейся, да сам не плошай. Как по-твоему, они все сейчас внизу?
— А сколько тебе еще надо?
— Ну, с богом!
Часовой метался по краю крыши, не решаясь стрелять из боязни зацепить кого-нибудь внизу. Когда он оказался поближе к нам, Малыш гаркнул:
— Давай! — и что есть силы пустил мешок.
Хорошо еще, что толкать Силой летящие предметы куда легче, чем тянуть — мешок моментально набрал скорость пушечного ядра, и направление я задал довольно четко, сведя руки в чем-то вроде незавершенного знака Молота. Стоял такой гвалт, что удара никто не расслышал, часовой, обмякнув, повалился на площадку, на миг я испугался, что он свалится вниз, во двор, и привлечет внимание к крыше, но обошлось.
— Малыш, время!
— Угу, — буркнул он сосредоточенно затыкая нос и подтаскивая к окну наши мешки. Главное — их переправить в сохранности…
— И запомни, борода колчерукая, — предупредил я, — хоть один кувшин раскокаешь — пойдешь один.
— Ладно, не учи отца… — Малыш, раздумывая, повертел в пальцах длинный кинжал, потом решительно сунул его за пояс, протиснулся в оконный проем, постоял, примериваясь, сложился в три погибели — а потом резко распрямился и перелетел на крышу. Приземлился где-то в метре от края, перекатился через голову, вскочил, огляделся и махнул мне рукой. То, что годится для маленького мешочка с песком, для десятикилограммового заплечного совсем не подходит… Так что только на свои силы надежда.
Я изо всех сил раскачал первый мешок и, чуть не сверзившись с узкого подоконника, пустил его в Малыша. Попал точно — Малыш еле на ногах устоял, но мешок удержал, бережно положил и только после этого сердито покрутил пальцем у виска. За вторым мешком Малышу пришлось прыгать, а как только я убедился, что он его поймал — тут же сиганул сам. Прыгун из меня, конечно, еще тот…
Край крыши основательно шибанул меня поперек груди, я повис на руках, и в тот же момент меня
