проходными, а друзья назвали чудовищными.
Натура абсолютно артистичная, Параджанов в юности мечтал сыграть Лермонтова. Но кинорежиссер Григорий Рошаль увидел в нем поразительное сходство с молодым Карлом Марксом. Подбирая актеров для своего фильма, он вызвал Сергея на съемки в Москву. Убеждал: «У нас к роли Маркса будет принципиально иной драматургический подход, понимаешь? Никакой иконы! Веселый, умный человек, весь земной, из мяса и крови, с бурлящей энергией в жилах! Ты понимаешь, Сережа, что это такое?!.» Параджанов послушно кивал: «Да, понимаю, это – Ленинская премия». Старый режиссер смущался: «Ну, что ты, заранее так не говорят, не принято. Но, разумеется, фильм не останется незамеченным, а уж исполнитель главной роли…»
На пробах Рошаль дал исполнителю полную волю: «Ты же сам режиссер! Сочини мизансцену. Вот тебе гусиное перо, стол, керосиновая лампа, тетрадь. Пиши, размышляй, делай что хочешь!» – «А с юмором можно?» – «Именно с юмором, молодец, все правильно понял! Ну, начали!..»
…Параджанов-Маркс склонился над тетрадью. Рука с пером медленно выводит: «Пролетарии всех стран…» Он задумывается: всех ли? Да, именно всех! Всех, всех, ошибки быть не может! Хотя… Что-то тревожит молодого мыслителя. Пером он ожесточенно почесывает бороду. Надолго задумывается. «Пролетарии всех стран…» Что же им делать, этим пролетариям? Что?! Может быть, может… объединяться?.. Теперь зудит уже другая щека. Но наступает минута озарения. Да, только объединяться! «Маркс» отбрасывает перо, пальцами свирепо вычесывает что-то из бороды в распахнутую тетрадь и начинает давить это – пальцами, пальцами, пальцами! Страницами!..
– Ты что делаешь?!. – взревел ничего не понимающий режиссер.
– Да вот, блох вычесываю, – с невинной улыбкой пояснил ему Параджанов.
В павильоне настала гробовая тишина, только шуршит камера – оператор забыл выключить. У Рошаля на глазах появляются слезы. Придя в себя, он отдает команду: «Отснятое смыть, не проявляя, негодяя в машину – и на вокзал!»
Любопытно, что в роли Энгельса режиссер-оригинал видел Андрея Миронова.
Параджанову пришелся по душе завет известного мастера украинского кино Александра Довженко – не читать книжек, поскольку они мешают раскрытию собственного жизненного опыта и реализации творческого замысла средствами пластики. Классик учил: «Человек должен все прочесть до 28 лет. А дальше уже надо выдавать. Если ты творческий человек, читать уже некогда…»
Однако когда за спиной Параджанова замаячили «Тени забытых предков», режиссеру было уже около сорока. Художник Григорий Гавриленко случайно подсунул другу прозаический сборник Михаила Коцюбинского, и Параджанов заболел гуцульской темой, колоритнейшим закарпатским материалом. Это была трагическая история любви двух молодых людей, принадлежащих к двум кланам, испокон веков враждующих друг с другом. Любовная драма, повторяющая бессмертную историю Ромео и Джульетты, разыгрывалась на фоне никому в мире неизвестной этнической группы украинских гуцулов. Особенно удивительными были натуральные сцены полуязыческих обрядов и ритуалов жизни и смерти, которые для Параджанова имели огромное символическое значение.
Вообще, к смерти Параджанов относился без страха, спокойно, но со свойственным ему любопытством и озорством. Он часто говорил, что «смерть надо организовывать так же, как и жизнь». Однажды перед объективом фотографа даже разыграл импровизацию собственных похорон. Для него смерть не была концом. Описывая кладбище, он употреблял такое словосочетание, как «рождение гробов». Приезжая в родной город, Сергей Иосифович направлялся именно на кладбище: там обитало его прошлое. Рождение, смерть – и снова рождение, и снова смерть… Закономерный круг существования; противоестественен лишь бульдозер, уничтожающий памятники, убивающий красоту. Но выросший мальчик находил поэзию и в этой желтой пыли, окутавшей его: в распахнутом чреве рояля он видит золотую арфу. И, разглядев ее, видел музыку. Чтобы создать нужный фон для своего фильма, он выкрасил в синий цвет скалы в Закарпатье. Со съемок он привез целую папку удивительно экспрессивных рисунков, сделанных «красками», какие попадались под руку. В горах это был сок черники, сочная зелень травы, обугленные в костре веточки.
Когда осенью 1964 года на киностудии начались просмотры рабочего материала будущей картины, первые зрители были в восторге. Одна из них – Марта Дзюба – была поражена: «Я увидела то, что жило во мне с детства. Те обычаи, которые власть запрещала, ту народную культуру, которую уничтожали. И вдруг все это на экране и так прекрасно показано!..»
Знатоки проницательно сулили картине феноменальный успех. И не ошиблись. Параджанов принес украинскому кино всемирную славу. История любви пастуха Иванко к красавице Маричке для режиссера стала воплощением «американской мечты». За два года триумфального проката фильм «Тени забытых предков», который на Западе демонстрировался под названием «Огненные кони», завоевал на международных кинофорумах 28 призов, премий, всевозможных дипломов в 21 стране мира, попав за это в Книгу рекордов Гиннесса. Правда, награждали Сергея Параджанова заочно, золотые статуэтки на фестивалях получали проверенные чиновники Госкино. Когда на студию пришло очередное приглашение Параджанову на фестиваль, который проходил в аргентинском городе с потрясающим воображение названием – Мар-дель-Плата, лауреату попытались объяснить абсурдность его надежд на поездку: понимаешь, Сергей Иосифович, командировочные, суточные, то-се, билеты, отель, расходы неподъемные… Параджанов понимающе кивал, а потом, обескураживающе улыбаясь, сказал: «Да знаю я, как сэкономить! Купите мне билет в один конец…»
Хотя так шутить тогда было небезопасно.
Параджанов был уникальным человеком. Вызывал бесконечность восхищенной любви. Он реализовывал себя с той мерой свободы личности, что дается только гениям, говорили о нем коллеги. «Нам фантастически повезло, мы общались с живым гением», – считали друзья. Андрей Тарковский ставил его в один ряд с Брессоном, Мидзогути, Бюнюэлем…
Но столь же мощно Параджанов притягивал на свою голову тьму несчастий, вызывая раздражение своей непохожестью ни на кого. Те же друзья и коллеги с успехом использовали его имя и репутацию в своих целях. Он был хорош тем, что мог сказать что угодно. Сегодня произнести пламенную антисоветскую речь, завтра – столь же страстно просоветскую. Вспоминая период первой половины 60-х, поэт и публицист Виталий Коротич утверждал, что в Украине настоящего диссидентского подполья не было. Были трепачи или люди, которые распространяли информацию, неприятную для властей. Инакомыслие носило как бы вегетарианский характер. Но начальству обязательно нужна была «кобра» (или гидра), чтобы ее уничтожать. А коли змеи нет – дави хотя бы пожарные шланги. И посему любое несогласие выдавалось за проявление национализма. Огромное количество серьезных людей занималось этой проблемой, получая за «успехи» звезды на погоны, повышения в должности, премии (по значению, правда, скромнее параджановских).
Уже после победы на фестивале в Аргентине – почетный знак «Южный крест» и премия за лучшую режиссуру – наконец-то состоялась долгожданная премьера «Теней» в Киеве. Вечером 4 сентября 1965 года в кинотеатре «Украина» собралась вся столичная элита. Перед началом просмотра на сцену вышел режиссер, представил съемочную группу, рассыпался в комплиментах каждому. Неожиданно из зала к микрофону вышел с букетом в руках известный в киевских кругах литературный критик Иван Дзюба. Произнес теплые слова, поблагодарил создателей фильма, вручил цветы и, вдруг повернувшись к залу, обратился к разомлевшей публике: «А в это время на Украине начались аресты, повторяется 37-й год…» И начал зачитывать список 24 арестованных в Киеве и Львове представителей интеллигенции, потребовав их немедленного освобождения. Подобного афронта никто не ожидал, народ зашумел, поднялась паника… Из первого ряда поднялся молодой поэт, аспирант Василь Стус и закричал: «Кто против тирании – встаньте!» Первым встал журналист Вячеслав Чорновил.
Примчался взмыленный директор кинотеатра и замахал руками киномеханику: «Давай, гони картину! Начинаем просмотр!»
Буквально через 10 минут к кинотеатру уже подъехало несколько зеленых грузовиков с бойцами внутренних войск МВД. Появились и бравые хлопцы одинакового калибра в штатском. «Украину» взяли в плотное кольцо. Многие зачинщики акции тут же были задержаны как «злостные нарушители общественного порядка».
После скандальной премьеры друзья закатились к Параджанову в его крохотную квартирку из двух проходных комнат в районе площади Победы. Все недоумевали: «Для чего все это затеял Иван?»
